А наш расстроенный герой с поникшей от покаянных дум головой, с передачей в руках (отец привёз всё необходимое на первое время) отправился на своё заслуженное место. Когда он заходил в отряд, он даже не обратил внимания на косые взгляды блатных, наполненные злобой и презрением. Прошёл в свой кубрик, сел на шконарь (кровать), уставился в одну далёкую точку и сидел так около часа, постепенно приходил в себя.
– Ну всё, хорош гнать! – одёрнул себя успокоившийся наконец Арбалет, – жизнь продолжается.
Он щедро оделил всех нуждающихся челябинскими подарками (Кстати, так он поступал всегда. Будучи совершенно бескорыстным человеком, постоянно помогал, чем мог другим сокамерникам, многие из которых вообще почему-то забывались родственниками. И сейчас он отказывал блатным не из жадности, а из принципа. Кто сидел, тот поймёт).
Вскоре подбежал и вездесущий Карась, шнырь блатных.
– Удели внимание, на братву.
Нехотя выдал ему Арбалет довольно солидные доли чая и курева.
Но Карась на этом не успокоился.
– А пожрать дашь? – поинтересовался он, нагло заглядывая в сумки Арбалета.
Вот тут и лопнуло терпение у нашего героя.
– Слышь, мразь! Ты скажи своим блатным, что я их кормить не собираюсь. Ты понял, шнырюга?
Арбалет был в бешенстве от назойливости и нахальства Карася, которому в отряде никто не отказывал, и у которого вошло в привычку регулярно собирать дань, так называемое «внимание». Если кто-то рисковал не давать, то сразу настраивал блатных против себя. «А, – подумал Арбалет, – мне не привыкать».
– Всё, давай чеши отсюда по-быстрому.
Карась, как истинный холуй, был ещё и незаурядным трусом. Он, недолго думая, во избежание более острого конфликта, стремительно побежал жаловаться Черепу и Глыбе.
В общем, день оказался удачным, полноценным в любом смысле. Начиналась серьёзная конфронтация с блатными. Как говорится, Арбалет пошёл вразрез. Пошёл против привычного устоявшегося уклада, отказав блатным во всём.
(Кстати, хочется спросить у нашего интеллигентного читателя, – если таковой вдруг найдётся, – о том впечатлении, которое производит на него наш любимый герой. Конечно, вам он должен категорически не нравиться. Ещё бы. Бездумно идёт в разрез с властью. Идёт вразрез с правоохранительными органами. Идёт вразрез с религиозными деятелями. Идёт вразрез с чиновничеством. Со всеми идёт вразрез. Даже подумать страшно, на авторитет самих Богов покушается! А теперь ещё пошёл вразрез и с блатными, сам являясь довольно авторитетным вором и бандитом.
А вы, господа кухонные интеллигенты и обыватели, когда и с кем последний раз «шли вразрез»? Привыкли вы сидеть, поджав хвосты, по уютным углам и перешёптываться с себе подобными «креативными» пустомелями.
Как там в вашем выстраданном гимне говорится?
Легче шею смиренно согнуть,
Безопасней уйти с дороги.
Об меня вытирают ноги,
Я – спасаю «духовную суть».
И живу, почти не дыша,
Задыхаясь в убогой щели,
Что-то гибнет во мне… Неужели
Это первого Руса душа? [вольного]
После плаксивой жалобы Карася блатная «элита» была буквально взбешена отказом Арбалета «уделить внимание» их царствующим особам. Эмоционально неуравновешенный Глыба собрал своих приспешников и побежал в кубрик Арбалета. Был Глыба двухметрового роста, крепкого телосложения, все в отряде его боялись, не привык он к таким отказам. Когда Глыба ворвался в кубрик, Арбалет, готовый ко всему, спокойно поднялся ему навстречу. Он был готов, если надо, дать отчёт хоть кому, ответить за каждое своё слово.
А в это время за спиной Арбалета образовалась вдруг плотная живая стена. Это были его друзья: Кулан, Димыч, Азим, Дед, Семён и другие. Весь кубрик встал за Арбалета против надоевшего и опостылевшего всем засилия блатных. Глыба резко сбавил обороты, увидев дружный настрой Уральских парней.
Веских аргументов у него не было, подходящих слов тоже не нашлось. Он развернулся и ушёл к своим, сознавая в душе, что Арбалет прав. Одним из первых не побоялся дать отпор. Соответственно, сразу возросло и уважение к нашему герою со стороны зековского сообщества.
Вечером в каптёрке у блатных – внеочередной сходняк. Говорили о том, о сём, о самом насущном. Не забыли поговорить и о неожиданной выходке Арбалета. Череп высказался вкратце и «авторитетно».
– Что-то этих Уральских парней несёт. Надо сделать так, чтобы сидели на жопе ровно, знали своё место.
Глыба сердито фыркал и скрипел прокуренными зубами. Сегодняшняя обратка крепко возмутила его приблатнённое сердце.
– Надо за этим Арбалетом найти какой-нибудь косяк и вбить его вместе с дружками по самую шею. Чтобы знали своё место.
А наши друзья в это время спокойно и мирно сидели в своём кубрике, угощались, попивали по традиции крепкий чаёк, обсуждали события прошедшего дня. Эмоционально уставшие, они, тем не менее, были готовы ко всему, в том числе и к открытой войне с блатными. С детства выросшие в челябинских группировках, закалённые в кровавых драках, они даже с некоторым удовольствием ожидали какой-нибудь провокации со стороны блатных, предвкушая сладостный миг предстоящей бойни. Ничего лучшего в жизни, кроме кровавых соплей на лицах поверженных противников, они не видели.
А блатным, в свою очередь, надо было взять реванш, дать в обязательном порядке оборот и показать серой массе, что они стоят выше, чем эти самозваные «Уральские гопники». Так за глаза лагерное большинство называло наших друзей, которые, кстати, не обращали на это никакого внимания. О, как только не называли их местные, проколотые насквозь, остроумцы! – Уральские гопники, отмороженные, броневые, ЧТЗовские, трактора, танки… и т.д. (Если за твоей спиной что-то говорят за тебя шёпотом, это значит, что тебя боятся и уважают. Не важно, что они говорят, главное, чтобы не молчали угрюмо).
По всем практическим и стратегическим раскладам «Уральские гопники» имели значительное преимущество перед блатными. Они были лучше подготовлены физически, имели большой боевой опыт, умели крепко стоять друг за друга, симпатии мужицкой массы были на их стороне, а главное, на их стороне была и Правда. Так что ловить блатным здесь было нечего.
Арбалет трезво взвешивал и оценивал свои и противоборствующие силы. Конечно, и Череп понимал, что в прямом столкновении он и его приспешники проиграют Уральским. Но и заднюю сдавать было нельзя. Мозг Черепушки лихорадочно искал пристойного выхода из создавшейся ситуации. Он же не должен упасть в глазах отряда и уронить свой выстраданный и пошатнувшийся вдруг «авторитет». Надо временно чуть-чуть отступить, а потом раздавить эту зарвавшуюся гопоту. Видимо, он мнил себя таким Кутузовым, который уступил в 1812 году Москву Наполеону, но компанию военную всё-таки выиграл. Из Черепа действительно мог бы получиться неплохой стратег, не зря же и не случайно он был самим «смотрящим» отряда. И он нашёл, наконец, нужные действия и нужные слова для «благородного» отступления.
Двухметровый верзила Глыба, страдая от ущемлённого самолюбия, никак не мог успокоиться (Он весь – снаружи. Это слабость для человека, когда ты не можешь сдержать своих эмоций и весь на виду. Пыхтишь как паровоз, а понту нет). Они на пару с Кривым готовы были схватиться с «трактористами» на ножи, а там… будь, что будет. Но Череп, правильно считавший и оценивающий ситуацию, сбавил обороты, ещё и успевал сдерживать своих «меченосцев». Отряд смог увидеть его в совершенно ином ракурсе. Выступил он как хитроумный миротворец, хотя сам твёрдо знал, чего он хочет. Он обязательно всё припомнит и обязательно отомстит этим «отмороженным броневикам». А пока надо было ждать и вынашивать свою месть.
Когда в десятиместном кубрике народу набилась тьма-тьмущая, напряжение достигло своего апогея, и стороны готовы были разорвать друг друга, Череп показал свои дипломатические способности во всём блеске. Он принял как бы независимую третейскую позицию доброго и мудрого судьи (Хотя всё началось именно из-за его жадности к деньгам и наркоте, наглости Карася и прожорливости карасёвских опекунов).
