– Одевайся.

– Ты спятил? Сколько времени?

– Пять утра. Одевайся, тебе говорят. Уильям убил одного из твоих слуг.

Теобальд похолодел, сразу подумав о Доминике, но Картер, умевший чутко улавливать мысли брата, поспешил его успокоить:

– Нет, не Нико. Мальчики в порядке – я зашёл к ним и проверил, уж прости за подобную дерзость. Оба спят, как ангелы, и ни о чём не подозревают. Это другой омега, но лучше от этого не становится. Мальчику едва исполнилось шестнадцать. Уильям убил его зверски – я не побоюсь этого слова.

Теобальд был уже одет.

– Я пойду с тобой сразу, как только удостоверюсь, что Чарли и Доминику ничто не угрожает. Думаю, надо разбудить их и запереть в комнате.

– Будить не стоит, – заметил Картер. – Сейчас пять утра, и они вряд ли проснутся.

– Всё может быть, и они испугаются, если проснутся в запертой комнате.

– Оставь записку, запри двери – и идём.

– А где сам Уильям? – спросил Теобальд, на скорую руку, а потому неаккуратно, объясняя мальчикам, почему вынужден их запереть.

– Мерзавец уехал кататься на лошади.

– Сбежал?

– Да нет, не думаю, – Картер взял записку брата, просмотрел её глазами и кивнул. – Не похоже это на побег. Он не собрал вещи, и в его действиях не видно было никакой паники. Так сказал Джереми, который дежурил на конюшне и проснулся от того, что Уильям выводил из стойла лошадь. Он был спокоен, не угрожал Джереми расправой, как можно было бы ожидать, даже оправдался, почему не спит так рано. Сказал, что немного вспылил из-за недоразумения с тобой и разбил вазу прямо над кроватью, а стало быть, ночевать на мокром не может. Более того, он сам попросил Джереми отправить кого-то прибраться в комнате. Туда, где лежит труп. Это не похоже на паническое бегство, согласись. Он преподнёс растерзанного мальчика на блюдечке, сам указал на своё преступление.

Альфы тихо вошли в комнату спящих юношей. Теобальд подошёл сначала к постели Доминика и, увидев, что мальчик спокойно спит, отошёл к Чарли. Тот тоже спал, отвернувшись лицом к стене, и Теобальд, склонившись, поцеловал его в висок. Юноша улыбнулся во сне, шевельнулся, но глаз не открыл. Герцог положил записку на тумбочку, запер изнутри дверь комнаты, запер смежную дверь со своей спальней и даже, выйдя в коридор, запер свою спальню. Убедившись, что спящим омегам ничто не грозит, Теобальд повернулся к брату.

– Что же, пойдём.

– Я уже был там, – тихо ответил Картер, шагая рядом с братом. – Я много бы отдал, чтобы больше никогда не ходить в ту комнату.

Теобальд почувствовал, как озноб пробежал по его телу. Если уж даже Картер так напуган, значит, всё и правда настолько ужасно.

Дальше альфы шли молча. Их шаги гулким эхом отдавались в тёмных переходах замка, и немногочисленные слуги, столпившиеся у дверей в спальню графа, ещё издали услышали приближающихся господ.

Среди слуг был Джереми, первый и единственный, видевший графа после произошедшего, старый Барт, который ходил убирать спальню и Джек, здоровенный детина, сын привратника. Несмотря на то, что все они были альфами, лица их были бледны и ужас читался в глазах каждого. Теобальд нахмурился, видя смятение и страх на лицах мужчин, в смелости которых он не сомневался. Да и лицо Картера, которого вообще было непросто напугать, говорило само за себя.

– Пропустите.

Слуги охотно посторонились, и Теобальд, собрав волю в кулак, вошёл в комнату. Шторы были плотно задёрнуты, на столе горела свеча, только недавно зажжённая – видимо, её принесли слуги. На обоях прямо над кроватью красовалось мокрое пятно, цветы из разбитой вазы валялись на полу и на постели. На постели же, среди битого стекла, среди пятен крови и цветов лежал мальчик, безвольно раскинув руки и устремив в потолок удивлённый, уже остекленевший взгляд васильково-синих глаз. Его руки и грудь были сплошь покрыты кровоподтёками от впившихся осколков и, надо полагать, примерно так же дело обстояло и со спиной. Худая шея и ключицы были покрыты укусами, столь сильными, что чёрные пятна расползались вокруг кроваво-красных отметин – Уильям впивался в нежную кожу до крови. Особенно досталось трём родинкам на шее – граф будто пытался откусить кожу вокруг них. Синяки и кровь на бёдрах, разодранные осколками колени, тонкая струйка, стекающая из носа и смешивающаяся с точно такой же, стекающей из уголка губ.

Теобальда передёрнуло. Растерзанный ребёнок удивлённо и жалобно смотрел в потолок, приоткрытые губы, кажется, только-только испустили последний вздох.

– Надо унести его отсюда и привести в порядок, – с усилием вымолвил герцог. – Похороним его сегодня же днём.

Сказав это, Теобальд отвернулся, прикрыв ладонью глаза. О да, он, как и Картер, тоже многое бы отдал, чтобы не видеть изувеченное худощавое тело, лежащее на кровати в той позе, в какой его оставил ненасытный Уильям.

Картер подошёл сзади и положил руку на плечо брату.

– Что будешь делать?

– Я впервые в жизни не просто желаю человеку смерти, но и сам готов убить его.

– Остуди свой пыл. Ты бы лучше вызвал сюда констебля из Лондона. Пусть он разбирается.

– Ты действительно считаешь, что полиция что-то сделает? Это даже смешно. Уильям богат. Он откупится от кого угодно.

– Тогда что?

– Не знаю. Боюсь, у меня только два варианта – убить его или вышвырнуть из поместья. Навсегда.

– Не марай руки. Поступи умнее.

– Если я прогоню его прочь, он пойдёт дальше нести людям горе и смерть. Ты же сам говорил, что убить такую дрянь – благодеяние.

– Я тоже говорил это в пылу гнева. Какой бы дрянью не был человек, не тебе его судить и, уж точно, не тебе казнить.

– Дуэль?

– А если он убьёт тебя? – Картер не на шутку испугался за брата.

– Не убьёт.

– Постой. Подожди. – Руки Картера тряслись. – Не совершай опрометчивых поступков. Вызвать его на дуэль ты успеешь всегда. Неужели ты и в самом деле готов рискнуть своей жизнью и бросить на произвол судьбы Чарли? А если Уилл убьёт тебя, подумай, что будет с Нико и Чарли? А? То же самое, что с этим несчастным мальчиком.

Теобальд вздрогнул, на мгновение отчётливо увидев Чарли, лежащего в точно такой же нелепой и беззащитной позе, израненного и мёртвого.

– Не говори об этом. Не говори.

– Ладно. Если ты всё же склоняешься к дуэли, я обещаю тебе, что если он победит тебя, я сразу убью его. Я не допущу его до Чарли.

Теобальд измученно улыбнулся брату.

– Что ж. Пока нам здесь делать нечего. Я пойду к мальчикам, отопру их, а ты ложись спать. Ещё слишком рано.

Картер покачал головой.

– Я не оставлю тебя одного. Я с тобой.

Теобальд ничего не ответил, но в его душе, исполненной ужаса, ненависти и боли, шевельнулось другое чувство. С ним рядом был его единственный, самый верный друг, которому герцог мог доверять, как самому себе. Теобальд всегда любил младшего брата, заботился о нём, доверял ему свои сердечные тайны, потакал его прихотям, позволял ему вольности и даже баловал иногда, как ребёнка. Но только сейчас, только в минуту, когда над ним нависла смертельная опасность, Теобальд всё понял. Это не он заботился о Картере. Всегда было наоборот. Кто всегда проверял, верно ли составлены документы и выискивал подвохи в бумагах? Кто всегда был рядом, если на душе было скверно? Кто поддерживал в минуты утрат? Чья заботливая рука всегда протягивала чашку чая, перо, газету, не дожидаясь просьбы, угадывая желания? Кто бережно заботился о юном Чарли, когда тот только прибыл в чужой дом? Кто теперь был рядом и предлагал свою помощь? Кто только что признался в том, что готов убить за Тео, и за Чарли, и за Доминика? Теобальд почувствовал рядом сильное плечо человека, которого всегда считал глупым мальчишкой и понял вдруг, что без Картера вся его жизнь была бы иной. Приятное чувство защищённости впервые за много лет окутало герцога теплом. С тех пор, как умер отец, Тео всегда был старшим, самым сильным, защитником. Теперь же приятно было знать, что защитник не он, а Картер. Человек, который всегда был рядом и всегда приходил на помощь, как и сейчас пришёл, подставив твёрдую руку, на которую можно было опереться.