– Я не желаю больше говорить с тобой, – отрезал Теобальд, и Уильям отшатнулся. Ему вдруг почудилась в голосе брата интонация отца, и он вспомнил, как точно такую же фразу сказал когда-то и отец. Да, Теобальд стал очень похож на отца, куда больше чем он, Уильям.
– Ах вот значит как? – голос графа дрожал от бешенства, а лицо было бледно, как полотно. – Что же, на этом и я прекращаю разговоры.
Уильям опрометью вылетел из комнаты, как всегда, хлопнув дверью. Теобальд устало опустился в кресло и потёр глаза пальцами.
– Жди беды, – удручённо выдавил Картер, садясь на стул напротив. – Он теперь попытается расквитаться с Джереми самостоятельно. Он убьёт и его, и Доминика, и тебя, и меня, и…
– Ну, заладил! – прикрикнул на брата герцог. – Надо выставить его из поместья, вот и всё. И он никого не убьёт.
– Так сделай это сейчас. Пока мы говорим, он, возможно, уже кого-то убил.
– Я больше не сомневаюсь ни капли в том, что это он убил отца. У меня оставались крохи надежды, но нет. Это был он. Чёрт возьми, грешно желать человеку смерти, а я желаю. Что же, я пойду найду его, а ты проследи, чтобы Джереми и мальчики были в безопасности.
***
Чарли в это время сидел у постели спящего Доминика и нежно поглаживал его по руке, иногда поднося её к губам и целуя.
– Мой бедный, глупый мальчик… Как же ты был невнимателен и неосторожен. Ведь я просил тебя не ходить к Джереми одному, а ты не послушал меня. Что же, я понимаю. Ради того, чтобы увидеть любимого, ты был готов на всё. Да и Джереми показал себя настоящим героем. Ах, мне страшно, что с ним теперь будет? Влюблённые всегда ничего не понимают вокруг себя и оттого ежеминутно попадают в истории. Ну кто, кто мешал тебе дождаться меня? Мы бы пошли вместе, и Тео пошёл бы с нами, и нам бы ничего не угрожало. Но твоё любящее сердечко презрело все опасности. Мой бедный, бедный мальчик…
Так тихо бормотал Чарли, уже засыпая у постели друга, когда тот проснулся. Приоткрыв глаза, Доминик слушал ласковые причитания и улыбался. Чарли был как никогда нежен и заботлив с ним.
– Мой добрый друг, вы напрасно беспокоитесь обо мне, – прошептал мальчик срывающимся голосом. – Я сам поступил глупо, к тому же ослушался вас, а значит – заслужил то, что произошло. Не печальтесь.
– Что ты такое говоришь, Нико? Как я могу не беспокоиться за тебя? Мой милый, отдыхай, не стоит тебе много говорить. У тебя что-то болит?
– Голова. Она будто раскалывается.
– Сейчас я принесу тебе порошка от головной боли и горячего бульона. Подожди, они здесь, в этой комнате.
Чарли отошёл от постели, расставил на столе скляночки и стаканы, насыпал в один из стаканов несколько видов порошков и налил воды, а в другой поварёшкой зачерпнул немного куриного бульона.
– Так, вот это – жуткая гадость, а потому выпей быстро. – Доминик залпом выпил лекарство и скривился. – А теперь запивай бульоном, вот так. Вкусно?
– Очень! Так горячо, так вкусно… Спасибо, мой добрый Чарли, спасибо вам.
– Пей-пей, не отвлекайся. Я рад, что ты так легко переносишь то, что произошло, – задумчиво сказал Чарли, поправляя под больным подушку.
– Так ведь ничего не произошло, Джереми подоспел вовремя, – вспомнив испуганное лицо альфы, его сильные руки, подхватившие с пола, его сбивчивый шёпот, Доминик расплылся в улыбке. – Нет, кое-что, всё же, произошло в той комнате, Чарли, но это было нечто хорошее. Очень хорошее.
– Что же? – Чарли улыбнулся, уже догадываясь, что это было.
– Джереми признался мне в любви. И он… ах, он говорил мне такие слова, что я готов ещё десять раз оказаться в лапах графа, лишь бы вновь услышать это. Никто прежде не говорил мне таких слов.
Чарли забрал стакан с супом у разволновавшегося друга и погладил его по голове.
– Я очень рад за тебя, душа моя. Я говорил тебе, что Джереми любит тебя. Вот видишь, он испугался за тебя, и скрывать свои чувства стало невозможно. Не думай о графе. Думай о том, кого ты любишь, и кто любит тебя. Эти мысли не дадут тебе пасть духом.
– А я и не падаю. Я на седьмом небе от счастья! Ах, Чарли, как я счастлив! Я и правда счастлив теперь…
– Вот и славно. А теперь отдыхай.
– Я не хочу отдыхать, – Доминик сел повыше, прислонившись спиной к подушкам. – Разве за эти дни у вас ничего хорошего не произошло?
– Ну, кое-что произошло, всё же, – Чарли улыбнулся. – Из Лондона привезли наши свадебные костюмы. Я свой не мерил – ждал, когда ты очнёшься, чтобы сделать это при тебе.
– Так наденьте его сейчас! Это так порадует меня, я совсем-совсем позабуду о том, что произошло несколько дней назад. То есть, забуду о том, что произошло плохого, – Доминик снова улыбнулся, вспомнив слова Джереми.
Чарли встал со стула и направился к шкафу, когда в дверь тихо постучали.
– Кто там? Войдите! – Чарли повернулся к двери, и лицо его озарилось нежной и полной понимания улыбкой: на пороге стоял Джереми. – А, друг мой, ты пришёл навестить Нико? Он проснулся и, я думаю, в состоянии принять тебя.
Сказав это, Чарли молча вышел в комнату Теобальда, не желая мешать влюблённым. Джереми подошёл к постели больного и, смущённо потупясь, сел на стул Чарли. Доминик чувствовал, что щёки его горят, и точно также не смел поднять глаз.
– Как ты… себя чувствуешь? – несмело начал Джереми, всё ещё глядя куда-то в сторону.
– Мне намного лучше. Я должен поблагодарить тебя – ты спас мне жизнь. Я уверен, что не смог бы выжить после того… Того, что случилось бы. Спасибо тебе.
– Ники, я… Скажи, ты помнишь, что я говорил тогда? Помнишь хоть что-нибудь? – Джереми замер, ожидая ответа.
– Я всё помню, – щёки Доминика запылали ещё сильнее.
– Что же, тогда мне не так трудно будет признаться снова. Я люблю тебя. С тех пор, как увидел в первый раз.
Несколько мгновений молодые люди молчали, не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Наконец Доминик собрался с силами и прошептал едва слышно:
– И я люблю тебя.
В комнате снова стало тихо. Ни один из влюблённых не знал, что делать дальше. Доминик, сполна познавший обратную сторону любви, не имел понятия о том, как нужно вести себя в подобных ситуациях. Джереми, впервые женившийся меньше года назад по воле родителей тоже не знал, что подобает делать, когда признаёшься в чувствах. Он был нежно привязан к Гарри, но это, всё же, была не любовь. Он впервые понял, что это такое: когда Доминик был рядом, его сердце замирало, кровь стучала в висках, голос дрожал от волнения, но в то же время по телу разливалось приятно тепло, похожее на тепло камина, когда возвращаешься ночью в лютую стужу с улицы домой.
И Джереми, и Доминик уже не были невинны, но, всё же, смущение и трепет первой любви не уступили место искушённости и ленивому безразличию людей, уже предававшихся плотским утехам. Особенно волнительно было Доминику: он познал двух альф, первый из которых обесчестил его ради забавы, а второй держал в рабстве, и теперь сердце заходилось от страха и надежды, что в третий раз всё будет совсем иначе.
Джереми знал, что Доминик не невинен – сцена с графом убедила его в этом окончательно, но это знание никак не повлияло на его чувства.
– Ники, я люблю тебя. Ты знаешь, что я уже был женат. Гарри был хорошим человеком и добрым мужем, я был привязан к нему, но чувства к тебе – совсем другие. От тебя у меня голос дрожит, и я счастлив видеть тебя, даже мельком. И я готов убить за тебя.
– Это я видел и знаю, – смущённо улыбаясь прошептал мальчик.
Джереми склонился к юноше и, взяв его руку, поцеловал осторожно и нежно, совсем так, как целуют руки знатным господам их мужья. Доминик зарделся, но руки не отнял. Джереми, оторвавшись от тёплой ладони, приподнял голову и притронулся губами к губам мальчика, и тот вздрогнул, впервые почувствовав поцелуй, подаренный с любовью и лаской.
– Я люблю тебя, мой мальчик, мой Ники… Я так тебя люблю. Долго же я не смел признаться в этом даже самому себе…
– Я понимаю, – Доминик погладил альфу по кудрявой голове. – Ты перенёс тяжкую утрату, и я очень сожалею об этом. Но Джереми, мой путь тоже не был устлан розами, и я хочу, чтобы ты знал всё обо мне. Я боюсь, ужасно боюсь, что моя история отвратит тебя от меня и остудит твои чувства, но молчать я не могу.
