Наконец, наряды были готовы, и за день до их доставки Чарли и Доминику никак не удавалось успокоиться, и, чтобы хоть чем-то себя занять и заодно дополнить образ, они решили проколоть Нико уши.

Чарли никогда ничем подобным не занимался, и ему было страшно, но он не показывал виду, чтобы не напугать друга.

– Ложись на кушетку, – Чарли указал пальцем на диван у окна, и Доминик послушно лёг. Чарли подложил ему под голову подушку, достал самую тонкую иглу, выбрал самые лёгкие серёжки из собственных запасов и нарезал яблоко.

– А яблоко зачем? – занервничал Нико, подозрительно и испуганно косясь на острое лезвие иглы, находящееся уже в опасном расстоянии от его уха.

– Это чтобы игла воткнулась в него, а не в твою шею. Ложись. Если захочешь покричать или поплакать – ничего страшного, только ради всех святых, не дёрнись. Это будет очень быстро. Ты готов?

Нико задрожал, но кивнул. Чарли сделал всё очень быстро, Доминик почти и не заметил. Минута боли, два жалобных вскрика, когда игла проткнула мягкие мочки, два жалобных стона, когда Чарли вдел серёжки, и вот Нико уже любуется своим отражением с двумя блестящими камушками в ушах. Чарли быстро, из первых попавшихся заколок соорудил пышную причёску, и оба юноши ахнули. Вместо деревенского мальчика, измученного жизнью, на них из зеркала глянул юный красавец, впервые полностью осознавший, как он хорош.

– Ты такой красивый, – Чарли поправил выбившийся локон на голове друга. – Ах, поскорее бы тебя увидел Джереми: он будет в восторге, вот увидишь.

Однако юноши пока не рискнули показать Джереми Доминика в таком виде, к тому же роскошная причёска не вязалась с чёрно-белым костюмом секретаря.

Зато на следующий день было счастье. Над Домиником усердно трудились Чарли, Виктор и портной. Около получаса они примеряли то и это, меняли украшения, выбирали серьги и шляпки, и наконец, отойдя, восхищённо ахнули, увидев результат.

Перед ними стоял невысокий, хрупкий юноша, одетый в белоснежные брюки, батистовую рубашку с кружевами и камзол кремового цвета с расшитыми рукавами и фалдами. Пышная причёска под изящной чёрной шляпкой, атласные белые перчатки и простые золотые серьги без камней, кукольное лицо в обрамлении выбившихся рыжих прядей и стыдливый взор из-под тёмно-рыжих ресниц делали Доминика похожим на аристократа по рождению. Если бы кто-то увидел его в эту минуту впервые, ему бы и в голову не пришло, что этот прекрасный юноша ещё недавно был простым сельским мальчиком, помогал отцу пахать поле, стирал зимой в ледяной воде, ел каждый день бурду из капусты и картофеля, а запивал простой водой.

Доминик и сам был потрясён произошедшим с ним преображением, и несколько минут он удивлённо всматривался в зеркало. Отражение мягко, удивлённо и смущённо улыбалось ему, также, как и он, с недоверием ощупывало высокие скулы, пухлые губы, тонкий нос, покрытый веснушками, пышную причёску и уши, сверкающие золотом серёжек. Доминику казалось, что он видит это лицо впервые, и оно не имеет никакого к нему отношения. Однако это был именно он. И, наглядевшись вдоволь, юноша удивлённо оглянулся на Чарли, который также любовался им с растроганной улыбкой.

– Нико, пойдём покажемся Тео и Картеру? Посмотрим, что они скажут?

– Но зачем же, – смущённо пролепетал Доминик, но по его едва сдерживаемой улыбке было ясно, что ему тоже хотелось узнать мнение альфы, к которому он питал тёплые, почти сыновние чувства.

– Идём, идём скорее!

Теобальд нашёлся в кабинете. Он сидел в кресле, сосредоточенно и хмуро листая книгу расходов, всё ещё подавленный выходкой брата и опасающийся новых. Омеги прокрались в кабинет тихо, и герцог не заметил их. Чарли тихонько кашлянул, и Тео поднял голову. Сначала он подумал, что к Чарли приехал в гости родственник, но, приглядевшись, узнал Доминика.

– Нико, вы потрясающе выглядите! – герцог вышел из-за стола и, подойдя, поцеловал руки обоих юношей. Доминик вспыхнул, но этот поцелуй был для него невинным и отцовским.

– Спасибо. Это всё благодаря стараниям Чарли, Виктора и доброго Сэмюэля. Они придумали этот наряд.

– Вы хороши собой, Нико, и наряд только подчеркнул это, – Теобальд ласково улыбнулся, глядя на двух восторженных мальчишек с блестящими глазами. – Вы составите мне компанию за ужином?

– Мы бы рады составить компанию вам, Тео, – ответил ему Чарли. – Однако при вас будет и тот, кого нам лучше бы не видеть.

– Понимаю. Что ж, тогда желаю вам приятного аппетита. С вами мы увидимся перед сном – я как всегда зайду послушать ваше чтение.

– Хорошо, – Чарли улыбнулся ему, и юноши вышли.

***

Юноши, проводя много времени друг с другом, много разговаривали, и Доминик, наконец, рассказал свою историю. Чарли был тронут и поражён тем, как много горестей выпало на долю его милого Нико. Обоим юношам стало легче на душе, от того, что они всё друг о друге знали и им нечего было скрывать.

С ними много времени проводили и Картер с Теобальдом, своим присутствием как бы оберегая юношей от возможных покушений Уильяма. Доминик, мало знакомый с Картером, поначалу боялся его, чувствуя в нём язвительность и иногда ошеломляющую прямолинейность, однако он быстро привык к младшему брату герцога, и вскоре вечера вчетвером за музыкой и чтением стали милой и приятной традицией.

Однако Картер и Теобальд не всегда могли быть рядом с беззащитными омегами, и рано или поздно это должно было повлечь за собой ожидаемые последствия.

Наряды, чтение и беседы не отменяли ласковой заботы обоих юношей о новорожденном Эдмунде, и Доминик, питавший склонность к Джереми, бывал с младенцем чаще, используя это как предлог, чтобы повидаться с его отцом.

Однажды вечером, успокоенный долгим отсутствием каких-либо поползновений от бывшего хозяина, он беспечно отправился к малышу в одиночестве. Картер был занят бумагами, Теобальд и Чарли уехали на конную прогулку вдвоём, строго наказав Доминику не уходить далеко от комнаты в одиночестве, но юноша решил не дожидаться своего друга. Идя по тёмному коридору пустовавшего крыла, Доминик припомнил нападение графа и боязливо поёжился. Шаги его стали тише и осторожнее, слух и зрение напряглись, и омега готов был в любой момент побежать прочь, если граф окажется где-то рядом.

Несмотря на все опасения, юноше удалось добраться до комнаты Джереми и младенца без происшествий. Оказалось, что Джереми, тоже постепенно осваивавший непростую науку ухода за новорождёнными, уже накормил и перепеленал сына, и мальчик сладко спал у отца на руках. Увидев Джереми, с нежностью склонившегося к крохотной головке, целующего маленькие пальчики Эдмунда, Доминик очарованно улыбнулся.

Джереми, допоздна трудившийся на конюшне, не всегда заставал своих «помощников» за работой, и ещё не видел Доминика в новой одежде. Нико нравился ему и прежде, но теперь, увидев его не в скромном чёрном наряде, а в элегантной одежде, подчёркивавшей его фигуру, оттенявшей его прекрасные волосы и фарфоровое кукольное личико, был сражён. Скромный воробушек превратился в райскую птицу, и Джереми особо остро ощутил свои зарождающиеся чувства к нему. Чувства эти были приятны, но альфа стыдился их. Не прошло даже месяца с тех пор, как скончался Гарри, и Джереми казалось кощунством его так неожиданно вспыхнувшее новое чувство.

– Доминик, – альфа замялся, не зная, с чего начать разговор. – Вы выглядите как настоящий богатый господин.

Доминик вспыхнул и потупился.

– В этом нет моей заслуги… Как малыш?

– Он спит.

Оба чувствовали, как нелепо выглядит их несвязный разговор со стороны, но ничего не могли поделать со своим смущением.

– Я… ну тогда я пойду? Вы справитесь самостоятельно? – Доминик неловко топтался на пороге, не зная, что лучше – выйти или войти.

– Да, конечно, я сам… Спасибо за помощь… Без вас я бы не справился. Спасибо.

– Не за что, – Нико поторопился выйти из комнаты и, закрыв дверь, привалился к ней спиной и закрыл глаза, силясь собраться с мыслями.

Джереми давно нравился ему, но трогательная сцена с младенцем подействовала на него как ветерок на тлеющие угли, и юноша ощутил, как сердце бешено бьётся в его груди, как пылают щёки, как дрожат от волнения руки. Неужели, подумалось ему, он наконец-то обретёт счастье? Неужели после стольких унижений найдётся человек, который будет с ним не для того, чтобы растоптать и удовлетворить свою похоть? Неужели любовь суждена и ему? Доминик почувствовал, как дрожь проходит по его телу от головы до пяток, и вспомнил, что так и стоит у дверей своего возлюбленного, и тот может выйти в любой момент.