В поместье Теобальда, кстати, Чарли не хватало этого совместного труда: он привык к тому, что на жизнь надо зарабатывать, а в имении герцога эта необходимость отпала. Вышивать в одиночестве было грустно и тоскливо, а Виктор, занятый делами, не спешил составить ему компанию.

Чарли, разговаривая с Бертом, только в этот момент остро ощутил, что ему не хватает омеги рядом. Не важно — друга, слуги, старшего или ровесника. Просто хотелось поговорить о вещах, которые Картеру, при всей его преданной и горячей дружбе, слушать было бы неинтересно. Юноша, не сведущий ничего в свадебных традициях, понятия не имел, что омега может вышивать подарки для жениха — кошелёк, подушку или что-то ещё из бытовых мелочей. Поскольку речь о приданом не велась (по причине его абсолютного отсутствия), и не было старшего омеги, который подсказал бы, чем положено заниматься жениху омеге перед свадьбой, Чарли и знать не знал о том, что на свадьбу Теобальду надо будет что-то подарить.

К счастью, ему вовремя встретился Берт. Чарли пожаловался, что ему бывает одиноко и скучно, а руки требуют работы, и старичок аж всплеснул руками.

— Вы что же, ничего не вышиваете?

— Нет, это значит сидеть одному. Помнишь, как мы вышивали с отцом? Кто-то читал вслух книгу, либо мы все пели, либо рассказывали что-то или просто разговаривали. А вышивать в одиночестве грустно. Сразу отца вспоминаю, а поговорить о нём не с кем.

— Но мистер Чарльз, вы ведь должны сделать подарок для жениха.

— Ты имеешь в виду вышить? Я могу, но что?

— Портсигар, кошелёк, подушка, постельное бельё — а с вашими золотыми ручками можно и рубаху расшить.

— Хорошо, я возьмусь за работу. Но мне будет очень одиноко.

— Вам нужен компаньон. Попросите жениха, чтобы он предоставил вам молодого омегу, либо кого-то из слуг, либо пригласил молодого аристократа — и он будет составлять вам компанию на прогулках, за вышиванием. Вам будет веселее.

Картер хохотнул.

— Тео осёл! Надо же было сразу так и сделать! Бедный Чарли, представить сложно, как вам бывает грустно и одиноко! Я поговорю с братом, и он займётся этим.

Разговор снова вернулся к переезду мистера Аддерли в поместье герцога. Дедушка Норберт, обладавший чуткостью старого человека, видел, что Чарли влюблён в Теобальда, но ему не хватает внимания, причём и со стороны жениха тоже. Мысленно старик решил, что переедет в поместье герцога, чтобы мальчику было не так одиноко. Да и всё равно, подумал он, надо будет ехать на свадьбу, а потом наверняка придётся погостить пару недель — так что лучше уж будет принять предложение герцога сразу.

Чарли и Картер пробыли у старика до позднего вечера и решили остаться ночевать. Омега лёг в «своей» комнате — той самой, где жил месяц назад, где умер его отец, с которой было связано столько воспоминаний. Атмосфера этой комнаты так давила, что юноша не мог заснуть почти всю ночь, много думал, вспоминал свою прошлую жизнь, даже плакал. Картер же допоздна беседовал с мистером Аддерли, и лёг под самое утро. Бессонная ночь сказалась всем — и старик, и молодые люди проснулись уже далеко за полдень.

И только один человек в доме не сомкнул глаз ни на секунду — это был Джереми, кучер герцога. Все мысли его были заняты умирающим супругом, которого он вынужден был оставить по долгу службы одного, пусть и ненадолго. Целую ночь он просидел на приготовленной ему в людской постели, теребя в руках свою фуражку, сосредоточенно уставившись в темноту. Он пытался отвлечься от свалившегося на него горя — рассматривал едва видные во мраке очертания комнаты, слушал размеренное дыхание слуг, несколько раз вышел в конюшню, чтобы проверить, как там лошади, а заодно подышать свежим воздухом. Сон не шёл. Успокоения не было.

Когда наступило утро и солнце начало подниматься из-за горизонта, Джереми на мгновение почувствовал облегчение — сейчас господа проснутся, и все поедут домой. И он поедет. И он успеет застать мужа живым. Джереми был отнюдь не дурак, и знал, что никакой надежды нет. Врач сказал ему обратное, но достаточно было посмотреть на безвольное тело, не имеющее сил пошевелиться, как сразу становилось ясно — Гарри умрёт, что бы врач ни говорил. Джереми никогда не испытывал палящей страсти к супругу, да и поженились они совсем не давно. Но между ними были нежные, дружеские, очень доверительные отношения, трогательная привязанность молодых влюблённых. Это нельзя было назвать сильным чувством, но этого было достаточно для надёжного, крепкого брака. И теперь, когда Гарри умирал, Джереми особо остро почувствовал свою любовь к нему. Было больно и душно, так душно, что хотелось драть на себе рубашку, которая будто стягивала грудь и не давала лёгким сделать полный вздох.

Шли минуты. Слуги давно встали и наводили порядок, а господа всё спали и спали. Джереми изнемогал, метался из дома в конюшню и обратно, отказался от завтрака. Ему казалось чудовищным то безразличие, которое проявляли к нему и его горю хозяева. Они прекрасно знали, что он вот-вот потеряет мужа, что Гарри близок к смерти, и это не мешало им заставить ехать в Лондон именно его. Ему не позволили остаться при муже. И теперь, когда ему так не терпится в поместье, чтобы увидать мужа, может быть, в последний раз, они сладко спят. Это было жестоко, несправедливо, но какой-то стороной разума он понимал, что они всё сделали правильно. По крайней мере, правильно, что взяли его с собой. Мужу он помочь не может, только будет мешать тем, кто ухаживает за ним и облегчает его страдания. Ухаживать за ребёнком он не может тем более, потому что совершенно не знает, что надо делать. Да и вчера, хоть он и думал много о своей близкой утрате, он всё же был занят, и мысли не так глодали его, как если бы он был в поместье, но его не пускали бы в комнату умиравшего.

Однако теперь медлить было нельзя. Он извёлся за ночь, кожа вокруг глаз потемнела, а на лице застыло одно скорбно-нервозное выражение. Он не мог больше ждать.

Он решился на совершенно неслыханную вещь — пробраться в комнату хозяина и попросить отпустить его. Можно было бы попросить у герцогского секретаря — проникновение слуги в спальню альфы было бы не так неловко, но Картер, не знавший, что такое любовь, мог и отказать. Джереми был не в курсе тайного романа Картера, поэтому не мог даже предположить, что секретарь поймёт хоть сотую долю своих чувств.

А это значило, что пойти с просьбой придётся к мистеру Чарльзу, придётся войти в комнату спящего омеги. Возможно, это будет стоить ему должности, но рискнуть стоит. Джереми, видевший вчера юного жениха герцога всего второй раз, не имел понятия ни о его характере, ни о его добром сердце. Он опасался, что юный хозяин будет в гневе, и не только не отпустит его домой, но и попросит герцога выгнать его — за наглость. Ещё и надумает себе чего-нибудь низкого и постыдного, кто уж его знает. Однако надежда на то, что влюблённый омега лучше поймёт его чувства, была.

Душа замирала и готова была провалиться в пятки, когда Джереми крался к комнате Чарльза. Осторожно постучав один раз, кучер не получил никакого ответа. Постучав громче, Джереми услышал шорох и тихое удивлённое «Кто там».

— Это я, мистер Чарльз, Джереми. Ваш кучер.

Несколько секунд Чарли ошеломлённо молчал, не зная, зачем чужому альфе, слуге, он понадобился утром, да ещё и, видимо, срочно.

— Ты хочешь войти? Постой, я надену халат. — Несколько секунд в комнате слышались шаги, а потом раздалось: — Заходи.

Джереми вошёл в комнату, освещённую полуденным солнцем. Чарли в белоснежном кружевном халате, с распущенными и растрёпанными волосами, был прекрасен, но Джереми не было дела до чужого омеги.

— Мистер Чарльз, я… — он запнулся. — Я хотел попросить вас. Мой муж умирает, я знаю. Он тяжело болен и не сможет поправиться. Я хотел попросить разрешения уехать прямо сейчас. Верхом. Я могу взять лошадь мистера Аддерли, а вас в карете отвезёт здешний кучер. Можно?

Чарли охнул и закрыл губы руками.

— Ах, Джереми, прости! Я ведь даже не подумал, оставаясь здесь на ночь… Это так ужасно с моей стороны, я должен был отправить тебя домой ещё вчера… Извини меня. Конечно, бери лошадь дедушки, я скажу ему. Дома передай, что я разрешил тебе уехать.