Джереми, всё время смущённо смотревший на собственные ноги, робко подошёл к юноше и, взяв его непривычно мягкую ладонь, поцеловал.

— Спасибо вам.

***

Чарли и Картер уехали вскоре после Джереми — они только позавтракали и попрощались со старичком. Мистер Аддерли сказал, что согласен поселиться в замке Теобальда, но только не раньше того, как уедет Уильям. Договорились о том, что как только Уильям начнёт собираться домой, из поместья прибудет человек с запиской, а через день после отъезда графа в дом Аддерли прибудет карета Теобальда и слуги, которые будут помогать собирать вещи.

Попрощавшись с дедушкой Норбертом и слугами, молодые люди сели на козлы — они решили не брать кучера, и Картер, вооружившись хлыстом, предложил и Чарльзу ехать рядом.

Ехали быстро — Чарли хотел поскорее добраться до дома и помочь, если будет нужно, ухаживать за умирающим Гарри. Картер гнал лошадей безо всякой жалости, и четвёрка неслась, взметая за собой клубы пыли. Становилось жарко, песок оседал на лицо, попадал в глаза и рот, Чарли прикрывал лицо платочком, но это мало помогало. Однако было весело. Что-то было в этой удалой езде, в опасности, в ветре, бьющем прямо в лицо. На лице Картера, обычно спокойном и немного насмешливом, отразилась страсть и даже злость или жестокость. Сильные руки были напряжены, поводья впивались в ладони до крови, и он иногда скалился, когда лошади начинали выходить из-под его контроля.

Они оба смеялись. В этой поездке было нечто безумное, дикое, необузданное, что-то похожее на древние гонки на колесницах, когда человек либо выигрывал, либо погибал или калечился. Чарли ощущал подобное впервые: вообще, это были чувства, недостойные омеги. Ему было весело, ему казалось, что всё можно, что нет никаких запретов, и наплевать, что одежда уже испачкалась, а лицо покрылось пылью, наплевать, что лошади взмылены, наплевать, что есть опасность упасть и разбиться насмерть. Двое молодых людей вихрем неслись по предместьям Лондона, распугивая прохожих и загоняя лошадей.

Им удалось проделать путь от Лондона до поместья Теобальда ещё вдвое быстрее, чем вчера, когда лошадьми правил Джереми. Их встретили конюхи, и, сходя с козел, Чарли вдруг устыдился своего дикарского веселья, своего грязного лица и испачканной одежды. Опьянение свободой прошло, и осталось какое-то чувство, что произошедшее было неправильно и стыдно. Он вёл себя не как будущий герцог, а как мальчишка или разбойник с большой дороги, который наслаждается вседозволенностью.

Картер, казалось, неловкости не ощущал. Он помог Чарли сойти на землю, придерживая его за локоть, велел отвести на конюшню, накормить и расседлать лошадей, а сам направился к брату — доложить о согласии мистера Аддерли переехать в их поместье.

Чарли, надев шляпку и опустив вуаль, чтобы не было видно лица, быстро добрался до своей комнаты и велел Виктору набрать ванну. Прежде чем ухаживать за больным, надо было помыться.

Приведя себя в порядок, Чарли первым делом пошёл в кабинет Теобальда. Герцог сидел в кресле за столом с книгой в руках. Его рубаха была расстёгнута около шеи, сюртук снят, и он выглядел немного уставшим. Чарли тихонько скользнул в приоткрытую дверь, и Теобальд, подняв голову и узнав юношу, тепло ему улыбнулся.

— Ну, как съездили? Как поживает дед? Всё хорошо?

Чарли подошёл ближе и растерянно огляделся, ища глазами стул, на который можно было бы сесть. Стул был — с другой стороны стола, и его надо было тащить поближе к Тео, чтобы быть рядом. Теобальд похлопал себя по колену, приглашая, и Чарли, вспыхнув, сел, потупив глаза. Теобальд приобнял его, притянул к себе и поцеловал в мягкую щёку, касаясь лицом душистых распущенных кудрей.

— Всё хорошо, только дедушка немного болеет — ноги мучают. Он сказал, что приедет жить к нам, когда ваш брат уедет.

— Да, правильно, не надо им встречаться.

— Почему? — Чарли показалось, что тут есть какая-то история, связанная с дедушкой Норбертом и графом.

— Потому что Аддерли — человек старой закалки. Он всегда говорит, что думает. А о Уильяме ему есть что сказать, это может кончиться плохо.

— Картер тоже всегда очень прямолинеен. Это не опасно?

— Опасно, — согласился Теобальд. — Но за него нечего переживать, он не из пугливых. Надо будет драться — подерётся. Надо будет постоять за себя — постоит. А Аддерли, хоть и смел, не сомневаюсь, слишком стар, чтобы дать отпор такому альфе, как Уильям.

Чарли, сидя на коленях у жениха и доверчиво прислонившись к его груди, думал о том, что Картер, чудесный Картер, будет драться вовсе не за себя, а за Теобальда. Именно для этого он остался в поместье — чтобы защитить брата, если будет нужно.

— Чарли, вы будете заняты сейчас?

— Да, я хотел помочь ухаживать за родившим омегой, супругом Джереми. Вы знаете, что я отпустил его сегодня?

— Да, Картер мне рассказал. Вы хорошо сделали — Гарри в критическом состоянии, врач говорит, не протянет до утра. Идите к нему, мой добрый мальчик. То, что вы хотите сделать, не просто хороший поступок — этим вы завоюете отношение слуг. Мало кто из таких знатных господ, как вы, готовы стать сиделкой для мужа кучера. Вы будете чудесным хозяином моего дома, чудесным мужем и потрясающим отцом наших детей.

— Я люблю вас, — шепнул Чарли и застенчиво чмокнул альфу в уголок губ.

— Люблю вас, — эхом отозвался Теобальд, по-отечески погладив распущенные густые волосы. — Встретимся за ужином.

***

Врачи оказались правы — Гарри, совсем ещё юный омега, выглядел так, что сразу было ясно: надежды нет. Он неподвижно лежал на кровати, безвольно протянув руки вдоль тела, и едва-едва дышал. Он был так бледен, что невнимательному наблюдателю показалось бы, что он уже мёртв, и только слабое дыхание и трепещущие ресницы выдавали теплившуюся в нём жизнь. При виде его, на глаза Чарли навернулись слёзы. Слуги притихли, не понимая, зачем господин явился к смертному одру одного из десятков своих подчинённых.

Чарли был одет очень просто и по-домашнему — чёрные брюки и серая рубашка. Волосы, небрежно забранные в большой пучок, были ещё влажными после ванны. Он окинул взглядом комнату, в которой лежал больной, велел открыть окна, чтобы проветрить её, убрать шторы, чтобы везде было светло.

В открытые окна полился солнечный свет и аромат сирени, росшей прямо под окном. Больной шевельнулся и вдохнул глубже, даже приоткрыл глаза. Джереми, который был тут же, кинулся к кровати и сжал слабо шевелящуюся руку. Лицо Гарри было бледно, губы запеклись кровавой коркой, кожа вокруг глаз пожелтела, скулы резко выделились, а щёки запали. Джереми с болью вглядывался в измождённое лицо, когда больной едва слышно спросил:

— С ребёнком всё… всё хорошо?

— Да, — шёпотом ответил альфа. — Он здоровый и крепкий.

— Позаботься… о нём. Джей, позаботься… И женись второй раз… Малышу нужен отец. Пообещай… мне…

Из глаз Джереми скатилось по слезинке, и он утёр их тыльными сторонами ладоней, а потом снова взял мужа за руку.

— Обещаю… Не хочу, но обещаю…

Гарри замолк, обессиленный разговором. Потом снова приоткрыл глаза, начал бессмысленно шарить по кровати руками, будто ища что-то.

— Дайте ему малыша, — догадался Чарли.

Старый омега, ухаживавший за больным, вышел в соседнюю комнату и вернулся с небольшим свёртком простыней, в котором шевелился маленький человечек. У Гарри не было сил протянуть руки к сыну, и Джереми, взяв кроху на руки, осторожно поднёс к мужу и положил на его грудь. Гарри заплакал, прижимаясь щекой к головке младенца, едва покрытой первым пушком. Джереми хотелось отвернуться и не видеть этих слёз юноши, который не хотел умирать, но он нашёл в себе силы не отвернуться. Гарри перестал плакать, с трудом повернул голову и поцеловал малыша.

Ребёнка унесли, и Чарли, отпустив всех ухаживающих, остался в комнате наедине с Гарри и Джереми. Альфа сидел, понурившись, держа мужа за руку, не в силах оторвать взгляд от его лица.

— Джереми, будь добр, принеси мне кувшин с водой, стакан, тазик и несколько чистых лоскутков ткани.