Омега был одет в амазонку из тёмно-синего бархата, высокие сапоги на шнуровке, а на голове его красовалась та самая чёрная шляпка, о которой он так долго мечтал и которую купил ему Картер по указанию герцога. Юноша уже сидел на коне, когда Теобальд спустился с лестницы и подошёл к осёдланному гнедому жеребцу, нервно переступавшему с ноги на ногу и косившему кровавым глазом. Легко взлетев в седло, герцог улыбнулся жениху.
— У вас есть какие-то пожелания, куда ехать?
— Я мельком видел яблоневые сады за аллеей. Меня сразу же нагнал Картер, и мы пошли обедать. Может, съездим туда? Я бы хотел рассмотреть там всё получше.
Теобальд согласился, и они направили коней к фруктовому саду.
Дорога заняла в два раза меньше времени, когда они ехали верхом, чем когда Чарли шёл пешком. Добравшись до садов, влюблённые пустили лошадей шагом, любуясь на белоснежную пену цветущих деревьев, вдыхая тонкий, приятный аромат, тихо переговариваясь. Рабочие уже давно окончили свой труд, и над садами стояла благословенная тишина, нарушаемая только тихим перестуком копыт и жужжанием насекомых. Вскоре на пути им попалась беседка, окружённая сиреневыми кустами, Теобальд спешился, помог спуститься Чарльзу, и они вошли в беседку с чистыми белыми скамеечками.
Герцог, внешне спокойный, нервничал, зная, что тот самый момент настал, и тянуть дальше некуда и незачем. Сев рядом с Чарли, он несколько минут молчал, собираясь с мыслями. Омега же, будто природным чутьём уловив беспокойство спутника, смотрел вдаль, на садящееся солнце и на пенящееся море белых цветов, давая время альфе решиться.
Теобальд всегда думал, что сделать предложение будет просто. Он никогда прежде никого не любил, хоть и заводил пару раз лёгкие, ничего не значащие романы со слугами в доме или другими, более знатными омегами, которые готовы были на интрижку. Ему никогда не стоило труда наговорить приятных вещей, осыпать комплиментами, и он думал, что предложение будет делать так же просто. Но вмешались чувства, и он был смущён, потерян, Чарли вызывал в нём не низкую похоть, а самые нежные и уважительные чувства, и в какой-то момент альфе даже показалось, что он недостоин своего юного жениха.
Однако надо было решиться.
— Чарли, — начал герцог.
— Да? — юноша встрепенулся, доверчиво и радостно поглядев в глаза любимому.
— Я давно хотел поговорить с вами, и, кажется, момент настал. Всё то время, что вы живёте в моём поместье, мы с вами считаемся женихами, но это пока ещё не так. То есть… что за глупость я говорю, Господи. Совсем не это я хотел сказать. Чарли. Я знаю, что в каких бы уголках света я ни побывал, где бы ни ездил, я нигде не нашёл бы столь очаровательного, доброго, близкого мне по духу омегу, как вы. Пока я не встретил вас, мне казалось, что я уже и не полюблю никогда, но вы пробудили в моей душе новые, искренние чувства. Я люблю вас, Чарли. Я предлагаю вам руку, сердце, мою любовь и уважение, мою верность до гроба. Согласны ли вы стать моим супругом?
Теобальд при этих словах вытащил из кармана жилетки маленькую коробочку, в которой оказалось золотое кольцо с тремя камушками — одним бриллиантом и двумя изумрудами. Между камнями вилась ещё одна извивающаяся золотая полоска.
Чарли, предчувствовавший в глубине души развязку этой прогулки, был счастлив. Дыхание захватило, и он с нежностью посмотрел в глаза Теобальду. Встретившись взглядом с Чарли, герцог уже понял, каким будет ответ: по пылающим щекам, тяжёлому дыханию, по блеску глаз.
— Согласен, — шепнул юноша, улыбаясь, и Теобальд, взяв в руку маленькую, чуть дрожащую ладонь, надел кольцо на безымянный палец.
Чарльз посмотрел с некоторым удивлением на изящное кольцо, так хорошо подошедшее и по размеру и по форме к его руке. Герцог улыбался, глядя на счастливое недоумение мальчика. Больше они не сказали ни слова, Теобальд обнял Чарли за талию, притянул к себе, и тот доверчиво склонился на его плечо, запрокинув голову так, чтобы можно было его поцеловать. На этот раз поцелуй был не целомудренным, но глубоким, чувственным, долгим, и мальчик впервые ощутил нечто странное, тяжёлое, кружащее голову, чему пока не мог дать описания.
Из беседки Теобальд вынес жениха на руках, и омега улыбался, обнимая его за шею и прислонившись лбом к его виску.
Когда они вернулись в поместье, их уже ждал с роскошным ужином счастливо улыбавшийся Картер, который был заранее уверен в том, что всё пройдёт наилучшим образом.
========== Глава 2. Старые знакомые ==========
Карета мчалась по гладкой, умытой дождями дороге. Чёрные породистые кони, впряжённые цугом, споро перебирали копытами, подгоняемые хлыстом кучера. В карете сидели Картер и Чарли, одетые на выезд и весёлые. Они направлялись к Норберту Аддерли с визитом и просьбой Теобальда переехать в его поместье.
Всем — и Теобальду, и Картеру, и Чарльзу — было немного совестно за то, что добрый старик, устроивший счастье герцога, был забыт и оставлен. Даже добрый Чарли, сбитый с толку собственной помолвкой, тайной любовью Картера, вестью о приезде графа Уильяма, вспоминал о дедушке Норберте только вечерами, лёжа в одиночестве в постели. Он думал о предстоящем браке, и невольно вспоминался тот, кто устроил этот брак. И тогда Чарли горячо молился за «дедушку». Однако об этих мыслях и молитвах старик узнать не мог, и со стороны герцога и его жениха отсутствие весточки казалось забвением.
Чутким сердцем Чарли чувствовал, что старику тоскливо и одиноко, а Теобальд не только поддержал его с идеей визита, но и попросил передать Аддерли предложение оставить свой дом и переселиться в поместье.
Герцогская карета летела, взметая за собой столбы пыли, послушная руке кучера, того самого молодого парня в дорогой одежде, но с деревенским простодушием на лице, который увозил Чарли в поместье жениха. Однако в этот день на его лице не было того милого, простого выражения — он был подавлен и зол, и неосознанно хлестал коней так, что они мчались чересчур быстро. Его муж, на днях разрешившийся от бремени, слёг с горячкой — и даже врач не мог ему помочь. Малыш родился здоровым и крепким, а вот молодой отец, судя по словам врача, имел мало шансов выжить. Никто не освобождал кучера, Джереми, от работы, и он покорно вёз господ в город, но мысли его были заняты совсем другим. Он помнил бледное, покрытое потом лицо супруга, безвольно лежащего на смятых простынях, писк младенца, суету ухаживавших за рожеником омег, запах крови и страха. Юному Гарри было всего двадцать лет, и первый ребёнок оказался для него смертельным приговором. Джереми не хотел верить в то, что омега умирает — они только недавно поженились, и вся их прошлая жизнь друг без друга казалась им далёким сном. А теперь вот Гарри был одной ногой в могиле, и выходило, что сном была их короткая счастливая семейная жизнь.
— Джереми! — из окна показалось обеспокоенное лицо Картера. — Не гони так, перевернёмся!
Кучер опомнился и натянул поводья, заставляя лошадей скакать медленнее. Мозолистые руки не чувствовали боли впивающихся в кожу ремней, и молодой альфа, хоть и придержал лошадей, почти не отвлёкся от мыслей об умирающем супруге.
— Картер, как вы думаете, его супруг выживет? — обеспокоенно спросил Чарли, хмуря брови и закусывая губу.
— Нет. Джереми, бедняге, сказали, что надежда есть, но на самом деле Гарри не жилец. Он потерял слишком много крови, он не может есть, и эта агония продлится недолго.
— Зачем же его обнадёжили зря?
— Потому, что только надежда даёт человеку сил жить. Если бы ему прямо сейчас сказали, что он, по сути, уже вдовец, у него опустились бы руки. А сейчас он взвинчен, зол, чувствует себя беспомощным — но надеется.
— Руки не опустились сейчас, но ведь опустятся. Когда Гарри всё-таки… Вы поняли.
— Не забывайте о ребёнке. Он должен поддержать его силы. Его на первое время освободят от работы — я об этом позабочусь — он будет ухаживать за ним, потом похороны, которые отнимут много физических сил. Он будет носиться с обрядами, поминками, и это отвлечёт его. Не бойтесь, Чарли, он сильный человек, он справится со своей утратой.
