— А в кино можно? — спросил он, хитро улыбаясь из-за высоко намотанного шарфа и завесы отросших волос.
— Можно. Я имел в виду: покупай что хочешь, но не в ущерб куртке. Когда купишь всё, что нужно — хоть на голове стой.
— В кино пойду, — кивнул Алекс.
Когда он вернулся домой, Мэтта уже не было. Да и в самом деле, с чего бы ему было быть дома в самый разгар рабочего дня? Алекс погладил неизменно молчаливого и дружелюбного Макса по голове, снял новенькую куртку, заранее предвкушая, как Мэтт отнесётся к её небесно-голубому цвету, пушистые варежки с оленями, шапку и шарф закинул на полку, снял тёплые зимние ботинки и поставил в уголок. Пообедав и посмотрев пару серий “Костей”, он взял себя за горло и заставил сесть за уроки: пришёл в свою ныне пустующую комнату, где всё так же висели больше ненужные плакаты, где валялась на кровати забытая гитара, включил настольную лампу, разложил тетради и книги и три часа старательно занимался, восхищаясь собственной силой воли.
Машину Мэтта он уже узнавал по звукам: она как-то особенно шуршала по асфальту, смёрзшейся земле, гравию. Поначалу Мэтт исправно бибикал ему, подъезжая к дому, но один раз забыл, а Алекс всё равно оказался в холле и сказал, что слышит его и так (если в это время не спит, конечно). С тех пор Мэтт больше не сигналил. Ему, пожалуй, приятно было, что его любят настолько, что отличают шуршание покрышек именно его машины от всех остальных.
Конечно, когда он зашёл в дом со стороны гаража, Алекс уже ошивался в холле, с умным видом уставившись в учебник и задумчиво покусывая ручку.
— Ну что, умник, купил куртку? — Мэтт улыбнулся и по-отечески потрепал его по голове.
— Ага, вон она висит, — Алекс кивнул на голубой дутик, выделяющийся на фоне мэттовых черных пальто и курток ярким пятном.
— Это что, насмешка над собственной ориентацией? — ухмыльнулся Мэтт, осматривая обновку. — Хотя Бог с ним, наверное, тебе очень идёт этот цвет, ты же светленький. А вообще… смотри-ка, как она смотрится на фоне моей одежды.
— Как бельмо на глазу? — с готовностью весело подсказал Алекс.
— Нет. Но она очень бросается в глаза и… ну, что ли, разнообразит. Она прямо как ты сам. Вносит разнообразие в мою жизнь.
Алекс издал какой-то сдавленный звук, видимо, выражавший умиление, и прижался к Мэтту, счастливо улыбаясь.
Занимаясь уроками, Алекс совсем забыл об ужине, и Мэтт заказал пиццу. Получилось как раз неплохо: они в последнее время редко заказывали что-то готовое, и оба соскучились по фаст-фуду.
Вечером Алекс немного взгрустнул, что завтра надо идти в школу: друзей у него там так и не появилось. Это казалось странным даже несмотря на то, что в приюте он точно также был всегда один. Дело в том, что в доме Мэтта он сильно изменился: из забитого, всегда всего боящегося одиночки стал весёлым, живым и очень дружелюбным подростком. Мэтт диву давался и расстраивался, что у мальчика совсем нет друзей.
— Ну не в смысле, что они мои враги, — дотошно каждый раз исправлял его Алекс. — В смысле, что мы с ними просто не дружим. Они меня не обижают, просто не общаются.
— Ещё бы они тебя обижали, я бы им, блядь, шеи посворачивал.
— Не надо сворачивать. Ну просто мы разные, понимаешь? У нас с ними совершенно разные интересы, нам даже поговорить не о чем.
— Это с мальчишками, а девчонки?
— И с девчонками тоже, — грустно заканчивал Алекс и сутулился. — Ничего, я привык. У меня друзей никогда не было.
— А Сэнди?
— Сэнди… Тут говно я сам, а не он. Я только когда уходил, понял, что мог бы с ним дружить. А вместо этого я… Ну, знаешь, как Хрюша в «Повелителе мух»? Сам изгой, а над Саймоном вместе со всеми смеётся.
— Ну, у Хрюши-то друг был.
Они говорили об этом часто. Мэтту, теперь влюбившемуся по уши, казалось невозможным, что Алекс может быть плох для дружбы. По его-то мнению Алекс как раз был во всём хорош: и весёлый, и общительный, много читает и фильмы смотрит — то есть, поговорить с ним уж точно есть о чём. Больше всего Мэтт переживал за его день рождения, который должен был быть ещё нескоро, причём переживал именно с точки зрения отца. Он прекрасно знал, что как любовник сделает всё, что нужно, чтобы день рождения прошёл на ура, сделает всё, чего Алекс захочет: свидание, свечи, даже цветы. Как его друг он знал, что после этого они отлично отметят день рождения с Маргарет, Экси и её семьёй. Но всё же он был Алексу и отцом и всё лето представлял себе, как они устроят праздник с друзьями из школы: воздушные шарики, громкая музыка, пицца и некрепкий алкоголь. Он бы даже не мешал им — ведь по представлениям алексовых одноклассников он был просто папашей — ушёл бы тихонько к себе, а молодёжь бы развлекалась.
Но оказалось, что бурной подростковой вечеринки не планируется — друзей у Алекса не было. И Мэтт переживал по этому поводу куда больше, чем сам Алекс. Он-то ведь помнил, как много в его жизни значил Лукас. А у Алекса не то что лучшего друга, у него и приятелей-то не было, и это казалось чем-то немыслимым. Как у симпатичного мальчишки, весёлого, общительного, может не быть друзей? Ну хотя бы одного?
Все попытки разговорить самого Алекса ничем не кончались: он повторял всегда одно и то же — я на них не похож, говорить не о чем — и вытянуть из него что-то другое было сложно. Сам он, кажется, совсем не переживал по поводу своего дня рождения. Он говорил, что всё, о чём он мечтал — семья — у него теперь появилось, и никаких друзей ему не надо.
— Но ты же не можешь общаться только со мной, — возражал Мэтт. — Мы с тобой хоть и близки, но разница-то в возрасте большая. Будем честными, интересы у нас с тобой не все общие. Есть ведь вещи, которыми ты хотел бы поделиться, но со мной не можешь?
— Есть, — честно отвечал Алекс. — Но я не прошу звёзд с неба. У меня не было ни семьи, ни друзей. А теперь есть семья, и я благодарен за это. Просить чего-то ещё было бы наглостью. Понимаешь? Я и так боюсь спугнуть собственное счастье и не смею просить чего-то большего.
— Не бойся, как ты можешь спугнуть то счастье, которое уже есть? — Мэтт прижимал его к себе, силясь прикосновениями, лаской отогнать все его страхи. — То, что у нас есть, мы уже не потеряем.
Мэтт не знал, как сильно ошибается.
***
К началу ноября погода испортилась окончательно. Стало холодно, тяжёлое небо полотном нависло над городом от края до края, солнце почти никогда не показывалось из-за серой пелены низких тёмных облаков.
Вместе с погодой подпортилось и настроение, но в целом Алекс и Мэтт смело могли сказать, что счастливы, как никогда. Потому что теперь, возвращаясь с промозглой улицы, они были не одни. Алекс не забивался под одеяло на узкой койке в комнате, полной других мальчишек. Мэтт не торчал дома в одиночестве. Слово «дом» стало теперь чем-то священным. Они торопились друг к другу, чтобы побыть вместе.
Конечно, порой они и ругались, иногда даже сильно, но всегда не проходило и нескольких часов, как они сталкивались в коридоре на пути друг к другу, чтобы извиниться. А порой перемирие происходило сразу же: Алекс быстро понял, что если сделать плаксивое лицо, заставить голос и губы дрожать, Мэтт быстро сдаёт позиции и бросается его утешать, и не всегда, но часто пользовался этим. Просто он не любил ругаться с Мэттом и старался правдами и неправдами помириться с ним как можно скорее.