Я договорился с одним из ребят, чтобы можно было записать мой голос, объявляющий чрезвычайное положение, и транслировать его по всем ярусам, в каждой квартире, чтобы все были предупреждены об опасности. Через полчаса оборудование было готово, а я в это время кратко набросал, о чём должен говорить, и мы сразу же дали трансляцию. Моё присутствие больше не требовалось, и я пошёл в жилой корпус, чтобы увидеться с Бэллом и успокоить его — а то он же там себе места не находит, я знаю.

Как я и предполагал, мальчишка сидел на кровати и нервно грыз ногти. Услышав мои шаги, он испуганно оглянулся, но, признав меня, вскочил и бросился ко мне. Я сначала не понял, что он хочет, но он повис на мне, как мартышка, крепко обнимая руками за шею.

— Испугался?

— Ужасно. Что случилось? Отчего такая паника?

— Никакой паники — просто мы ещё раз осмотрели тело и пришли к неутешительным выводам. Монстр не может проникнуть сюда, но всё равно ради безопасности лучше отсиживаться дома, лишний раз не выходить за порог квартиры и бояться всего и вся. Ясно? В первую очередь это касается беременных омег.

— Да никуда я отсюда не выйду, я ж не самоубийца, — он прижался ко мне ещё крепче. Я погладил его по голове, чтобы он немного успокоился.

— Ну всё, всё, чего ты? Всё в порядке, мы знаем, чего опасаться и как избежать жертв. Всё хорошо. Ты в полной безопасности, слышишь?

— А ты?

— Я тоже, — я солгал ему, чтобы он не нервничал, ему сейчас это нельзя ни в коем случае. Так что он не узнает о том, что сегодня мы пойдём в его город, а возвращаться, возможно, придётся поздно ночью.

— Это значит, что мне не стоит волноваться за тебя? Что ты не станешь делать глупостей? Правильно? — он с беспокойством всматривался мне в глаза, положив тёплые маленькие ладони на мои скулы. Я улыбнулся ему и, глядя в глаза, бессовестно соврал.

— Конечно, не стану. Я не могу рисковать собой, у меня же ещё есть ты. То есть, вы, — я указал взглядом на его всё ещё нормального размера живот.

— Ну ладно, смотри у меня. Ты сегодня ночуешь дома или дежуришь?

— Дежурство начинается через пару часов, — я снова солгал. Через пару часов я ухожу не в дежурство, а в Шеридан вместе с группой самых сильных и отчаянных ребят. Но это ему знать совсем не обязательно.

— А сейчас ты что делаешь?

— Свободен как ветер. Я уже осматривал останки Грэга, записал объявление, так что имею право и отдохнуть.

— Ты знаешь, — он потупился, — у меня такое странное чувство… Я не очень понимаю, откуда оно, но это никак не даёт мне покоя.

— Какое чувство?

Он покраснел и отвернулся, сминая пальцами подол футболки. В мою голову закралась мыслишка по поводу характера этого его чувства, но он молчал как рыба и краснел как рак, не в силах озвучить свои желания.

— Ты хочешь заняться со мной сексом?

— Ты очень прямолинейный, и этим немного смущаешь меня и ставишь в тупик, — он бормотал себе под нос невнятно и в ужасном смятении, — но если быть откровенным, то да, именно этого я и хочу.

— Это нормально, — констатировал я. — Я знаю, что омеги, вообще-то, реагируют на беременность по-разному, одни — совершенно не думают о сексе, а другие становятся немного, — я хохотнул, — озабоченными. И, коль скоро мы выяснили, что ты принадлежишь ко второму типу, то как бы ты не заездил меня до смерти.

Он вспыхнул и трогательно отвесил мне подзатыльник.

— Ладно, ладно, я шучу. Иди сюда, — я взял его на руки и, дойдя до постели, осторожно в неё уложил. Он всё ещё смотрел куда-то в сторону, не рискуя поднять глаза на меня. Вот застенчивый-то, кто бы подумал. И это называется пять лет в браке, ага. Смею предположить, что этот его Тюк, или Дюк не был покорителем омежьих сердец.

Я не стал раздеваться, потому что совершенно не планировал заниматься сексом в прямом смысле того слова. Это не самое лучшее время, посмотрим, как отреагирует его организм. Сегодня я вознамерился самым альтруистическим образом удовлетворить нужды Бэлла, а потом скромно дрочнуть в душе, чтобы не обременять его своими желаниями, которые не заставят себя ждать во время экзекуции. Осторожно и неторопливо раздев переставшего так краснеть омегу, я навис над ним, опираясь на локти и колени. Склонившись к его лицу, я поцеловал его, ловя удивлённый вдох. Он замер подо мной и только робко отвечал на поцелуй. Чтобы не напугать его, я действовал медленно и, как оказалось, дразняще. Когда я скользнул языком в его рот, он замычал и выгнулся, обхватывая руками мою шею. Одной рукой я не спеша провёл по его шее, левому плечу, груди и рёбрам, вызвав мелкую дрожь и вздохи. Потом мои губы спустились на его шею, и теперь его стоны не заглушались поцелуем. А он, кажется, сдерживать их не собирался. Растягивая удовольствие, я начал спускаться и губами и руками всё ниже, заставляя омегу метаться и комкать руками простынь, выгибаться в пояснице и закусывать губы.

— Слушай, ты так стонешь, как будто ты девственник. А это уж никак не может быть правдой.

— Просто… ммм… ни ты, ни Дюк ни разу… ахх… не сделали мне приятно…

— Ах вот как, то есть я же ещё и эгоист? Ну ладно, я тебе сейчас покажу, что такое приятно, — я куснул, а затем облизал его затвердевший сосок, и он аж взвизгнул и дёрнулся. — Ого-о, да с тобой можно здорово поразвлекаться. Посмотреть, на что и как ты реагируешь. Изучить твоё тело. Узнать, где тебе приятнее всего. Ты ведь этого и сам не знаешь, а?

Вся моя болтовня сопровождалась укусами, облизываниями, поглаживаниями, пощипываниями и прочими радостями, и омега, вроде, каждый раз хотел возмутиться, но в итоге просто выдавал следующую порцию сладких всхлипов и стонов. Бэлл уже безо всякого стыда выгибался в пояснице, расставив колени как можно дальше, ёрзал аппетитной попкой по простыне, кусал собственные пальцы и вообще всячески демонстрировал мне, что я уже могу делать с ним всё, что мне вздумается. Но, как я уже говорил, я не собирался делать с ним ничего, что представляло бы хоть малейшую угрозу ребёнку. Поэтому максимум, на что я готов был согласиться, это пара пальцев, а уж никак не мой немаленький член.

— Перевернись, — я отстранился от него и прекратил полглаживания, чтобы он смог осознать мою просьбу.

Он покорно перевернулся на живот и инстинктивно приподнял бёдра, хоть я его и не просил. Умничка. Я навис над ним и провёл языком вдоль его позвоночника. Несколько минут меня целиком и полностью занимали его тощая спина и шея, которые, кстати, оказались ужасно чувствительными. Он прямо-таки чуть не кричал, когда я прикусывал его кожу, оставляя на ней тёмные пятна.

— Ты боишься щекотки?

— Да-а, ужасно, — он почти скулил.

— Прекрасно. Всё тело — одна большая эрогенная зона.

В ответ он только всхлипнул и прижался ягодицами к моему паху, потираясь нежной кожей о грубую ткань штанов. Оторвавшись от его шеи, прикосновения к которой почти доводили его до слёз, я снова провёл языком по его позвоночнику и на этот раз опустился ниже, чем вызвал хриплый стон.

Когда я коснулся языком его розовой дырочки, комнату огласил такой звук, что я даже затрудняюсь сказать, был ли это стон, всхлип, рык или плач. Но это было громко, жалобно и возбуждающе до дрожи. Он лежал на животе, бесстыдно приподняв бёдра и разведя ноги, и глухо скулил в подушку. Несколько минут я ритмично и быстро проникал языком в тугое отверстие, а потом, просунув руку вниз, обхватил пальцами его член, и тут же он закричал, задёргался подо мной, а потом без сил опустился на кровать и замер, тяжело дыша.

Однако экзекуция ещё не закончилась. Я поднял его и перевернул на спину. Он приглашающе раздвинул ноги, но я лёг рядом и снова принялся гладить его по животу и бёдрам, возбуждая и дразня. Добившись нужного эффекта, я сполз на кровати ниже и обхватил губами его член, при этом осторожно проникая пальцем внутрь. Он блаженно застонал, забыв обо всяком стыде, и сам двинулся навстречу моему пальцу. Его правая рука судорожно сжала моё плечо, и я на минуту возблагодарил небо за то, что я лысый — иначе он обязательно вцепился бы именно в волосы. Он стонал громко, самозабвенно двигался мне навстречу, шептал какую-то невнятную чушь и запрокидывал голову.