Далее, каждое содержательное средство социально-правового мышления имеет некоторую меняющуюся в контексте, но все же существующую истинность, ценность, аргументационную силу, определенное значение, которые организуют, программируют мыслительную деятельность, воздействуют на ее ход, тем самым обеспечивая, хотя и не до конца, суверенность, истинность, эффективность ее результатов.

Разграничение и разъяснение названных свойств содержательных средств социально-правового мышления можно провести на примере. Информация о правиле, содержащаяся в уголовно-правовой норме, устанавливающей ответственность за спекуляцию, отражает в первую очередь то обстоятельство, что это правило нормативно закреплено законом, существует действительно, а затем раскрывает значение этого правила, расшифровывая, что понимается под образующей спекуляцию скупкой и перепродажей товаров или иных предметов с целью наживы (ст. 154 УК РСФСР).

К содержательным средствам социально-правового мышления относится также обобщенная и эмпирическая информация – материал, который перерабатывается в процессе решения правовой задачи. Информация в данном случае представляет собой особый продукт, предназначена для решения правовых задач, отвечает специфическим требованиям, а система информационного обеспечения правовых задач имеет свои особенности по режиму функционирования, способам собирания, хранения и т. д. Используемая в социально-правовом мышлении информация может быть охарактеризована как экономическая, социальная, техническая, правовая, криминологическая и т. д.[56]

Общая классификация информации отражает объект социально-правового мышления и конкретизируется применительно к решению отдельных социально-правовых мыслительных задач. Напомним, что здесь можно выделить: данные о социально-экономических процессах, отражающих их влияние на преступность и процессы борьбы с нею (данные о социальной среде); данные о самой преступности, характеризующие ее прошлое, настоящее и возможное будущее; данные о процессах борьбы с преступностью, прежде всего состояние законодательства, принятые методы и способы деятельности, компетенция участников борьбы с преступностью, результаты и последствия проводимых мер воздействия на преступность, в особенности мер ответственности, применяемых к лицам, совершившим преступления.[57]

Говоря об использовании такой информации, возьмем, к примеру, две разноуровневые задачи: профилактику массовых драк подростков и молодежи; квалификацию преступления. Какая информация нужна в каждом из этих случаев? Очевидно, некоторые данные необходимы наверняка, о других можно спорить. Остановимся на несомненно нужных, начав с первой задачи.

Здесь прежде всего требуются данные о драках, в частности их масштабах, о группах подростков, в них участвующих, о последствиях, продолжительности и т. д. Вроде бы все это ясно. Однако очень часто данными такого рода пренебрегают либо используют сведения непроверенные, сомнительные, преувеличенные. А ведь от масштаба и характера событий зависит реакция на них. Далее, необходимо иметь сведения о демографической структуре населения региона, занятости подростков, характере экономики, состоянии досуговой сферы, потреблении алкоголя и т. д. Наконец, должно быть известно, какие меры уже принимались. Все эти и другие данные еще не программируют решение задачи, не определяют содержание выводов о путях ее решения, но они являются средством получения выводов.

Вторая задача требует иной информации. Нужны сведения о происшедшем уголовном событии, т. е. о действиях лица, установленных или нет; данные о законе, которым установлена ответственность за такого рода действия; данные о судебной практике по применению уголовного закона. Как будто бы меньше информации будет использовано при решении индивидуально-правовой задачи, но эта информация должна быть очень конкретной, да и требования к ее точности резко возрастают.

Значимость эмпирической информации как средства решения социально-правовых задач все больше раскрывается на этапе расширения гласности и демократизации общества. Пока ситуация такова, что сообщение для всеобщего сведения данных того или иного характера уже само по себе меняет подход общества к социально-правовым проблемам. Сообщения на XIX Всесоюзной партийной конференции об уровне концентрации исправительно-трудовых учреждений в Коми АССР, данные о масштабах использования труда осужденных, об обстановке в местах лишения свободы, о численности лиц, ранее судимых, их сосредоточении в отдельных регионах страны, о числе лиц, осуждаемых к лишению свободы, могут совершенно изменить наши представления о том, как обществу следует преодолевать такое явление, как преступность.

Но такие данные должны быть точными и давать реальное представление о реальных процессах. В противном случае возможно запугивание общества, провокация принятия незаконных мер под известным лозунгом решительной борьбы с преступностью.

Обозначающие средства социально-правового мышления включают понятийный аппарат, правовые дефиниции, юридические конструкции, тексты правовых актов, научные тексты и т. д. Правоведы уделяют огромное внимание их анализу и применению при разработке законодательных актов, принятии управленческих решений, толковании действующего закона и во многих других случаях. Значительный интерес в этом плане представляют исследования обозначающих средств в уголовном процессе, уголовном праве.[58]

В ряде отношений обозначающие и содержательные средства совпадают, но и различия между ними существенны. Обозначающие средства обеспечивают необходимую форму социально-правового мышления, устанавливают общий язык, образуют знаковую систему, функционирующую в обществе. К ним предъявляются самостоятельные, иногда противоречащие друг другу, требования однозначности, информативности, понятности и др. По-видимому, если социально-правовое мышление будет игнорировать обозначающие средства, его эффективность резко снизится. Попробуем показать это на примерах.

В ст. 170 УК РСФСР 1961 г. говорится о злоупотреблении властью или служебным положением как об умышленном использовании должностным лицом своего служебного положения вопреки интересам службы, если оно совершено из корыстной или иной личной заинтересованности и причинило существенный вред государственным или общественным интересам, либо охраняемым законом правам и интересам граждан. Но что такое личная заинтересованность? Она правильно как будто толкуется как личные побуждения, противоречащие интересам службы. Но само это толкование показывает, что обозначающий оборот «личная заинтересованность» ничего не прибавляет к смыслу закона, ибо вне личной заинтересованности, личных побуждений сделать ничего нельзя. Зато этот оборот иногда позволяет давать произвольную оценку действиям, совершенным и в своих, и в служебных интересах, что вполне естественно. Далее, в нормативных актах и в литературе очень широко применяется понятие «нетрудовые доходы». В этом случае как будто тоже ясно, о чем идет речь. И все же попытка использовать это понятие в праве влечет многие трудности, ибо экономически оно определенным не является. А по существу юристы его заменяют понятиями «запрещенные», «противоправные» доходы.

В то же время совершенствование обозначающих средств повышает эффективность социально-правового мышления и практики. Специалисты в области уголовного процесса вели поистине отчаянную борьбу за то, чтобы было дано законодательное определение презумпции невиновности. И после принятия Конституции СССР 1977 г., по мнению В. М. Савицкого, «уже никому не приходит в голову отрицать действие презумпции невиновности», согласно которой никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда и в соответствии с законом (ст. 160).[59]