Разрыв между действительными возможностями социально-правового мышления и его реальным состоянием, между старым и новым мышлением преодолевается на практике прежде всего под влиянием осознания истинных интересов общества и личности, активизации социальной жизни. Порой вызывает удивление тот факт, что граждане часто на страницах газет формулируют более смелые и толковые предложения, чем юристы-профессионалы. Но удивляться нечему. Выражая наболевшее, сопрягая предложения с собственной жизнью, они касаются значимых сторон действительности, настаивают на усилении гарантий прав личности, четком обозначении понятий (например митинга, демонстрации), согласовании ведомственных актов с законом и т. д. И речь идет не только о конкретных предложениях. Ставятся и достаточно широкие проблемы.

И все же существует острая необходимость сближать возможное и реальное в социально-правовом мышлении. Один из подходов к решению этой задачи состоит в выдвижении и раскрытии таких требований к мыслительной деятельности, реализация которых будет направлять ее к совершенству.

Термин «совершенство» правоведы используют довольно успешно для описания свойств закона, в том числе уголовного. Понятие это в принципе стыкуется с понятиями «оптимальность», «эффективность». Два последних понятия скорее обращены к результатам мыслительной деятельности, а вот понятие «совершенство» к ее ходу, к процессуальной стороне. Впрочем, контекст может и менять их значение. Но главное в данном случае не в спорах о словоупотреблении. Речь идет о том, чтобы раскрыть это качество, попытаться показать, какое мышление является совершенным. Для признания чего бы то ни было совершенным нужны эталоны, а что считать эталоном интеллектуальной деятельности?

Любая социальная деятельность (и не только социально-правовое мышление) стремится к совершенству, достигая его в процессе развития. Выдвинув требования, которые могут быть предъявлены к социально-правовому мышлению, общество обеспечивает, хотя далеко не всегда достаточно полно, постоянную и серьезную взаимопроверку хода и результатов мышления, проверку полемикой, практикой, связью с интересами общества, проверку вниманием, которое оно оказывает тем или иным идеям и предложениям.

На наш взгляд, отнюдь не исчерпывая проблему, а, скорее, лишь ставя ее, можно обсуждать следующие требования к социально-правовому мышлению как к идеальному типу:

а) проблемность, альтернативность и полнота, относящиеся главным образом к содержанию и предмету мышления;

б) доказательность и обоснованность, открытость и проверяемость, историзм и способность к самообновлению, относящиеся в основном к гносеологической стороне мышления;

в) реалистичность и практическая исполнимость, относящиеся к регулятивной стороне мышления;

г) милосердие, гуманизм, выражающие нравственные начала мышления.

Как видим, эти требования идут от природы и задач социально-правового мышления, его особенностей. Но они побуждают и к самосовершенствованию и к социальной регуляции социально-правового мышления, но только, конечно же, не путем установок, указаний, а средствами интеллектуального соперничества, взаимовлияния, учебы и т. д. Потребность в этом очень велика.

Вместе с тем в социально-правовом мышлении было бы желательным в большей степени видеть отражение лучших народных традиций; понимание своей зависимости от мышления и деятельности людей труда, на обеспечение которых оно и должно быть рассчитано; раскованность и свободу.

Попробуем, опираясь на практику социально-правового мышления и на практику борьбы с преступностью, высказать некоторые соображения о перечисленных требованиях и отступлениях от них.

Вначале о требованиях, относящихся к содержанию и предмету мыслительной деятельности, т. е. о проблемности, альтернативности и полноте. Проблемность социально-правового мышления означает его нацеленность на выявление действительных проблем, их формулирование, правильную оценку в системе социальных приоритетов и разрешение. Мысль, повторяющая готовые решения, бесконечно кружащаяся возле нескольких уже предложенных решений, имитирующая научность и необходимость повторением имеющихся аргументов и даже пополняющая их, – это догматическая мысль, бессильная практически, но нередко успешно мифологизирующая социально-правовое мышление общества.

Академик Л. Абалкин хорошо сказал, что если изменения не затрагивают интересов масс, оставляют их равнодушными, значит эти изменения носят чисто формальный характер и ни на что серьезно не повлияют. Если же какие-либо преобразования, мера, шаг выводят человека из состояния пассивности и апатии, воздействуя на мотивы его поведения, это свидетельствует об изменениях, затрагивающих производственные отношения.[48] Соотношение с интересами масс, жизнью и есть критерий проблемности социально-правового мышления. Просто интерес к теме, сюжету еще недостаточен для оценки проблемности, поскольку он может быть связан со случайными посторонними факторами. Принципиальность, учет интересов общества – действительный критерий проблемности социально-правового мышления. Еще раз обратимся к проблеме борьбы с пьянством и алкоголизмом. 26 октября 1988 г. было опубликовано постановление ЦК КПСС «О ходе выполнения постановлений ЦК КПСС по вопросам усиления борьбы с пьянством и алкоголизмом». Там сказано и хорошее о достигнутом, но, вероятно, смысловым центром являются фразы о том, что «значительной части партийных комитетов недостает умения правильно оценить обстановку, предвидеть социальные и воспитательные последствия принимаемых решений, скоординировать практические действия партийных, советских и общественных организаций, правоохранительных и хозяйственных органов по предупреждению правонарушений и устранению порождающих их причин. Делу борьбы с пьянством наносят огромный вред ориентация преимущественно на запретительные, волевые методы, перехлесты, забегания вперед».[49] Все это совершенно верно, но только ли партийным комитетам недоставало умения предвидеть ход событий и принимать правильные решения? Боюсь, что этот вывод относится к очень многим органам и гражданам.

Путь рассуждений, приведший к перехлестам, поучительно проследить в назидание будущему. Что здесь было характерно, во всяком случае, для ряда лиц? Вначале сочетание махровой демагогии и бюрократизма. Для бюрократа было главным принять такое решение, о котором можно быстро отчитаться и славу нажить. Демагоги пытались выйти на волну общественного возмущения, представить себя радетелями за чистоту нравов, фактически борясь за власть. Неоднократно публиковались и пропагандировались заведомо искаженные факты о распространенности пьянства, эффективности сухого закона. Выдвигались идеи «внешней силы», спаивающей народ, насыщались такие идеи эмоциональными добавками. И бюрократы, и демагоги по сути дела каждый своими средствами глушили возражения, которые высказывались весьма робко, и альтернативные идеи, которых было очень мало.

Подобный стиль мышления проявлялся на фоне действительно трагической распространенности пьянства и алкоголизма, действительного роста связанной с ними преступности, правонарушений, травматизма, на фоне искреннего и оправданного недовольства народа сложившимся положением. В этих условиях социально-правовая мысль оказалась под негативным воздействием карьеристских побуждений, бюрократического стиля решения вопросов, ложной информации, запретительных стереотипов, хотя это воздействие не было объективно непреодолимым. Но альтернативы не нашлось, и, как это ни печально, была принята система решений запретительного характера, в частности об усилении уголовной ответственности за самогоноварение.

Для многих специалистов было очевидно, что все эти запреты, рост уголовного преследования самогонщиков приведут к таким последствиям, как профессионализация самогоноварения, при которой органы внутренних дел не будут иметь доступа к этим лицам без существенного расширения их прав на вхождение в жилые помещения и т. д.; огромная затрата сил и средств милиции, т. е. расходование бюджета народа; увеличение числа осужденных.