Пенсионеры, родители малолетних детей, группы населения, связанные с воспитанием несовершеннолетних ставят и решают задачи борьбы с преступностью и общественным поведением несовершеннолетних, обращают внимание на негативное, по их мнению, влияние эротики, сцен насилия в фильмах, книгах, требуют запрещения рок-музыки, настаивают на ужесточении контроля за средствами массовой информации.

Вместе с тем, говоря о субъектном составе социально-правового мышления, приходится отмечать как недостаток общую неподготовленность к его осуществлению, собственно говоря, и обусловившую постановку партией задачи о развертывании юридического всеобуча. Однако проблема не сводится только к отсутствию профессиональных правовых знаний, которые, строго говоря, и не нужны гражданам в большом объеме. Трудность состоит в том, что среди значительных слоев населения господствует неверное мнение о возможностях права, ложные стереотипы о сущности права и механизме его применения, функционирования, влияния на жизнь общества. Все это не случайно. В значительной мере неподготовленность к социально-правовому мышлению, его личностные деформации формировались под влиянием объективных факторов: отклонений от закономерностей общественного развития в нашей стране, трудностей ее истории, социальной нетерпимостью, массовыми репрессиями, привычкой жить в условиях командно-административной системы, жесткого регулирования, не считающегося с личностью и ее потребностями.

«Конформность, – пишет психолог Б. Кочубей, – один из сильнейших механизмов инерции… К сожалению, особую эффективность механизму конформности в нашем обществе, – продолжает он, – придают глубокие корни в нашей истории».[43] Автор считает, опираясь на реальности тирании общины по отношению к крестьянину, что наш историко-культурный фон не очень благоприятствует развитию навыков самостоятельного мышления.[44]

И сложившиеся неправильные представления, к сожалению, играют очень существенную роль, не позволяя гражданам добиваться положительных результатов, которые может принести право, негативно влияют на общественную деятельность.

Приведем пример. Существует очень стойкое убеждение о тесной связи между введением уголовно-правовых запретов и состоянием правопорядка. Вследствие этого в органы государственной власти и управления поступает огромное количество предложений о расширении и усилении ответственности. Этого обычно требуют на встречах с юристами, разнообразных совещаниях. Даже сами юристы, рассматривая какие-либо вопросы борьбы с отдельными видами преступлений и констатируя низкую эффективность этой работы, нередко приходят к тем же самым предложениям. Такой подход имеет свои корни. Средства, которые могли бы обеспечить желаемые результаты, нередко просто неизвестны. Но надо что-то делать. И стремление найти хоть какой-то выход из положения очень часто приводит к тому, что вносится предложение об усилении ответственности. К сожалению, такие предложения мало что дают на практике, поскольку в состоянии негативного явления реально ничего не меняется, кроме того, что усиливаются попытки уйти от ответственности. Известно, что и сами правоохранительные органы далеко не всегда в таких случаях применяют введенный запрет, поскольку считают, что ответственность является слишком жесткой и не соответствующей общественной опасности деяния.

Можно говорить и о целом ряде других стереотипов, которые влияют на поведение людей и на состояние нашей правовой системы. Эта совокупность стереотипов весьма сложна и противоречива. Люди, с одной стороны, переоценивают возможности действия закона, с другой – считают возможным не исполнять его предписания, поскольку господствует известный юристам стереотип: исполнение закона обязательно для всех, кроме меня и моих близких. Существуют стереотипы дешевизны закона, самореализации правовых предписаний. Например, считается, что если какая-то правовая норма принята или издан правовой акт, то не нужны уже никакие организационные усилия для их действия. Между тем это совершенно не так: ведь даже запрещающая норма требует определенных затрат, действий аппарата для ее реализации.

Правовое мышление недостаточно внедрено в общественное сознание, в интеллектуальную деятельность тех лиц, которые не являются работниками правоохранительных органов. Оно не стало неотъемлемым компонентом мышления, не связано с экономическим, политическим мышлением и пока недостаточно используется как средство решения различных задач. В то же время лица, которых условно обозначим как «неюристы», не получают необходимой помощи от специалистов в области права. В стране существует огромное количество контролирующих служб; мышление их работников направлено на оценку чужой деятельности с позиций права в целях привлечения к ответственности. Консультационная, упреждающая, регулирующая деятельность развита крайне слабо.

При этом порой собственно юридическое профессиональное мышление осуществляется так, что его ход и результаты не во всем работают на авторитет права и новой системы.

Наглядно, хотя, вероятно, и неумышленно, это проиллюстрировала газета «Советская Россия». Она опубликовала «два мнения о преобразовании… следственной работы». Одно принадлежит представителю Прокуратуры СССР, другое – МВД СССР. При общих ссылках на демократизацию авторы решительно расходятся между собой. Один считает необходимым организовать следственный комитет при Генеральном прокуроре СССР, другой, озаглавив свое выступление фразой «отбросить амбиции», стоит за сосредоточение следственного аппарата в МВД СССР.

Такой подход в принципе понятен. Интересно иное: оба автора хорошие профессионалы, знающие люди. И любопытно, как они отбирают аргументы в свою пользу, совершенно игнорируя те, которые мешают им. Представитель прокуратуры пишет о сращивании органов внутренних дел с преступными элементами, об их низком профессионализме. Но при этом он умалчивает о беззакониях прокурорских следователей. Не говорит он и о фактической ликвидации прокурорского надзора за следствием в прокуратуре. О многом, в свою очередь, умалчивает и представитель МВД СССР. Но решение вопроса такого рода – это не ведомственные игры. Авторы лишь доказали, что общество не может взять на веру суждения представителей ведомств.

Описанная ситуация ставит трудную проблему. Нужно решать вопрос, а как? Как добиться того, чтобы демократия действительно работала и не подменялась эмоциями, чтобы не господствовал технократический подход? Необходимым, хотя, вероятно, и недостаточным, является такое идеологическое и профессиональное оснащение общества, которое сняло бы или смягчило проблему неподготовленности человека.

Данная характеристика подготовленности субъектного состава социально-правового мышления носит общий характер. Конкретизируя ее, придется в будущем раздельно изучать субъекты социально-правового мышления, дифференцируя их по принадлежности к социальным группам, должностному положению, возрасту, по кругу задач, решаемых субъектом, по целям принимаемых при осуществлении мышления решений, по сферам, в которых осуществляется мышление, и другим критериям.

Обратимся теперь к типологии мыслительных процессов. Они различаются по продолжительности, характеру используемой аргументации, включая фактические данные, по истинности, полноте и иным особенностям, которые конкретизируют мышление человека, делают его живым, предметным. И хотя ранее отмечались большие различия в овладении правовым мышлением между отдельными группами населения, все же процессы индивидуального правового мышления – реальный социальный факт не только для группы профессионалов-правоведов. Они так или иначе осуществляются и другими группами населения.

Среди многих индивидуальных процессов социально-правового мышления можно выделить как наиболее распространенные:

• постоянно повторяющиеся профессиональные процессы, решающие отдельные задачи реализации закона;