-Как самочувствие?
Кочевник спокойно посмотрел в её лицо и отвернулся, промолчав.
-Что ж, дело твоё. Я пришла поговорить с тобой о чём-то более важном, нежели твоя плоть. Она заживёт, а вот пустота внутри - сможет ли она залечить свои раны без помощи извне?
'Ну началось...'
Кочевник всё так же продолжал смотреть в стену, сохраняя молчание, лишь цыкнув языком. Он понял, что его 'обрабатывают'.
-Я так не думаю, Чужой. Есть лишь один способ обрести спасение и...
-Те документы, что я передал, - полковник Брокс сдал нас, верно?
Жёлтая замолчала, опустив глаза в задумчивости, прикусив губу, и ответила, тщательно подбирая слова:
-Полковник обрёл веру. Он осознал тщетность своего бытия на земле без благой идеи, без истины внутри себя. Он помогает своим новым братьям строить лучший мир под надзором Великого Судьи, делая таким образом свой вклад в наше правое дело.
Кочевник презрительно скривил губы.
-Так и знал, что эта сволочь окажется с гнильцой. Знал ведь! Я полный кретин...
Она утешительно положила руку ему на плечо, открытым взглядом, как при первой встрече, заглядывая в его лицо.
-Не стоит ругать себя, Чужой. Принёс бы документы не ты, а другой, эти люди были всё равно обречены на встречу с Всевышним. Мы - избранный народ, который Владыка осыпал золотом в доказательство нашей исключительности, чистоты и преданности. Мы, дети его, взрастим семя новых людей, честных и добрых, но для начала, землю нужно очистить от скверны. В этом наша святая миссия, и полковник сделал правильный выбор, что встал на правильный путь, путь искупления.
-Прибереги свои слова для кого-нибудь другого, 'святоша'. Мне омерзительно разговаривать с детоубийцами.
Женщина поднялась на ноги, разочарованно вздохнув и, потупив взор, молча покинула комнату.
Прошла неделя, как он находился в этом домике-тюрьме, и всё это время она приходила к нему и пыталась 'промыть мозги', повлиять на него словом, словно змей-искуситель. Но каждый раз, когда Жёлтая искала его слабые места, чтобы взрастить через них зёрна сомнения, он словно выключал органы слуха, погружаясь в свои мысли, лишь внешне делая вид, что слушает. Пока залечивалось тело и обдумывался план побега, Кочевник постепенно ослаблял бдительность Жёлтой, хоть и продолжая большую часть времени молчать, но делая при помощи лица вид, что её слова будто доходят до него и даже пошатнули привычный взгляд на жизнь. Делал он это очень аккуратно, старательно подбирая варианты выражения эмоций, дабы не 'переиграть': мимолётный проблеск в глазах, ответное сжатие руки, когда она пыталась его коснуться и быстрое отталкивание от себя...Кочевник особенно старался тогда, когда девушка-фанатик, с пылающими глазами, вдохновенно произносила очередную пропаганду, войдя в состояние, похожее на транс. Он старался сделать всё, чтобы она выходила от него удовлетворённой в 'процедуре' - будто ему осталось немного для обретения нового себя. Совсем немного.
На шестой день она оставила охранника снаружи, а на седьмой принесла ему пару лишних сухарей. В этот день он и решил действовать.
-Послушай меня, Кочевник, - они уже были знакомы с четвертого дня его заточения: её звали Милена и она была младшей служительницей, но большего о себе она не раскрыла, - послушай, ты сам уже чувствуешь Великого Судью, за руку направляющего тебя к спасению. Я вижу, что ты это ощущаешь, твои глаза говорят красноречивей уст.
Чужой расширил глаза, глядя в пол, плавно покачиваясь из стороны в сторону, словно 'ломаясь'.
- Милена... но как же быть с моим цветом кожи? Я не был избран Всевышним, он сделал меня Чужим. Я рождён для дороги, и нет покоя моим ногам, так он наставил моему народу. Допустим, я верю тебе - но как я могу знать, что Всевышний примет меня, как своё дитя?
Она стояла над ним, соединив руки в замок, и спокойно, но участливо наблюдала за его состоянием.
-Я даю тебе клятву: если ты примешь мои попытки вывести тебя из слепого плутания по грешной земле, ты станешь братом мне и другим, ты будешь делить с нами один хлеб и одну воду. Ты обретёшь Истину.
Тут он перестал качаться, словно маятник, и пронзительно посмотрел на неё.
-В этом и проблема. Я не хочу быть твоим братом, Милена... Мне нужно кое-что сказать тебе, о чём я молчал дни напролёт.
Она недоумённо посмотрела ему в глаза, а Кочевник, после небольшой паузы, продолжил:
-Я полюбил тебя. Как мужчина любит женщину, ты осталась в моём сердце ещё с той встречи в церкви, и лишь то, что ты не Чужая, остановило меня от поисков. Но я хранил твой образ в своей голове, и сейчас я каждый день ожидал твоего прихода, не говоря ни слова, чтобы ты дольше не уходила в попытках образумить меня...
Она приоткрыла рот в растерянности, явно не ожидая таких слов:
-Что? Ты...я...вера...
Он встал и, подойдя к ней вплотную, взял за руку.
-Вера? Вера во что? Во Всевышнего, в Судью? Ты думаешь, я ни во что не верю? Его дела это сон наяву, но мы все видим, что произошло много лет назад. Эти чудеса, эти перерождения в других людей...этот Суд. Я верю. Как и верю в то, что Всевышний благоволит нам быть вместе, любовь моя.
И тут он неожиданно приблизился к ней вплотную и жарко поцеловал. Девушка сначала подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но, постепенно, попытки становились слабее и слабее, а затем, поцелуй стал ответным. Милена на удивление быстро поддалась тому инстинкту, который всегда побеждает в женской натуре - ощущению того, что она любима.
Он провёл руками по её волосам и остановился на лице, держа в ладонях её покрасневшие щёки. Милена растерянно дотронулась до его рук.
-Но...я дала обет безбрачия. Служителям нельзя любить, только пастве, и...
Кочевник приложил палец к её губам.
-Не думай об этом. Просто... расслабься. - закрыв глаза, он вновь приблизился к ней за поцелуем. Она сделала то же самое... и тут, Чужой резко надавил на сонную артерию на её шее. Милена обмякла в его руках, и он аккуратно положил её на пол, заботливо сложив руки на груди. Обыскав, он нашёл при ней лишь нож с гравировкой золотых весов на рукояти. Взяв его, Чужой подошёл к двери и постучал.
Дверь открылась и охранник, увидев пустую комнату с лежащей без сознания начальницей, инстинктивно метнулся на помощь. Как только бедуин прошёл через дверь, в его голову, чуть ниже затылка, с размаху вошёл нож Кочевника, стоявшего сбоку у стены. Быстро закрыв дверь, он переоделся в его одежду, а окровавленный участок спрятал тем, что перевязал тюрбан заново, спрятав красное пятно в области макушки. Надев поверх очки и прикрыв лицо тканью, Чужой пристегнул ножны с диверсантским клинком и взял в руки 550ый Сиг с глушителем, явный трофей от Серых.
Приоткрыв дверь и убедившись, что рядом никого нет, Кочевник быстро покинул тюрьму и зашагал по направлению к одной из палаток, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Вокруг, занимаясь своими делами, находились те, кто несколько дней назад хладнокровно растерзал Серых, с которыми он ехал, а теперь расслабленно отдыхали: кто-то курил кальян, вальяжно разлёгшись на разноцветных маленьких коврах, горели костры, а на вертелах жарились куски неизвестных животных. Он надеялся, что животных. Кочевник не хотел думать о том, что это могли быть люди. Лагерь оказался небольшим, видимо, для быстрой смены позиции, и Кочевник почти сразу заметил то, что ему было нужно: палатку крупнее всех остальных, которая была покрыта маскировочной сетью. Само убежище представляло собой около десяти палаток с тюрьмой, чуть подальше в скалах, сделанной из бывшей ночлежки пастуха, в которой он и находился целую неделю.
Подойдя к привлекшему его внимание месту, Кочевник обошёл сбоку и посмотрел вниз, в бездонную пропасть, и, заметив то, что хотел, ухмыльнувшись, вошел внутрь. Он не ошибся: вокруг стояли ящики с оружием и боеприпасами, а посередине, на коробке сидел толстый кладовщик восточной внешности, жёлто-коричневого цвета, что-то записывая в листок на стоячем перед ним ящике. Походкой, которую он подсмотрел у остальных боевиков, когда шёл к арсеналу, Кочевник приблизился к столику и попытался вжиться в роль, стараясь не показывать свои глаза, хоть и затемнённые линзами очков. Стараясь подражать восточному акценту, Чужой промолвил:
