«Друзья... эге... вот как! — бормотал Иван Илларионович, на цыпочках отходя от двери. — Значит, не один этот бородатый...»
Сердце у него защемило, и во рту стало как-то скверно, горько; не помогала даже мятная лепешка, почти истаявшая на горячем языке Лопатина.
— Там господин вас спрашивает! — остановил его на полдороге парень в поддевке.
— Кто?
— Тот самый, что у вас намедни был... Бурченко, сказывал; да он не один: их двое!
— А!.. — протянул Иван Илларионович, подумал, сообразил и сказал: — Ну, проси... в зеленую комнату проси; я сейчас к ним выйду!
***
— Вот этих сейчас потурят! — говорил Набрюшников, наблюдая с высоты своего гнедого аргамака за входной дверью лопатинского дома.
— Нынче уж сколько народу толкалось, всем отказ, одного Громовержцева принял, а то никого больше! — говорил другой офицер, сидя без сюртука на подоконнике противоположного дома.
— Кто такие, ты не знаешь?
— Одного знаю, он уже недели две как в Ташкенте, у Тюльпаненфельда встречались; да он из старых, еще из черняевских; а другого никогда не встречал... лицо что-то знакомое!
— На покойника Батогова смахивает сильно!
— Да, есть большое сходство, только ростом повыше. Назад пойдут, ближе рассмотрим!
Предположение рассмотреть поближе новоприезжего так и осталось одним предположением. Прошло десять минут, четверть часа, полчаса, наконец, час — Бурченко и его товарища не «потурили».
— Что бы это значило? — удивился немного офицер на подоконнике.
— Стало быть, так надо, — совершенно резонно заметил Набрюшников и нагнулся с седла, заглядывая во внутренность комнаты.
— Что это, вы закусывате? — спросил он.
— Да, собираемся; не хочешь ли?
— А пожалуй! — поспешил Набрюшников и ловко соскочил на землю со своего цыбатого гнедого.
XIII
Соперники
— Если этот барин не попятится, сегодня же порешим; а там, не откладывая в долгий ящик, и за дело. Ну, заждался же я вас! Что так долго? — говорил Бурченко своему товарищу в лопатинской приемной.
— Шли очень тихо — бесконечные остановки. Знал бы, не поехал! — отвечал Ледоколов и — соврал: он был очень доволен своим путешествием на пароходе и нисколько не раскаивался, что предпочел его сухопутному тракту.
— Ну, конечно, — согласился Бурченко, — тащились, как черепахи! Что, хорошо? Ну, а то как: благополучно?
— Что такое?
Ледоколов слегка покраснел.
— Да вот насчет вашего сердца, окончательно разбитого? Залечили, что ли?
— А здесь живут все-таки довольно сносно! — уклонился Ледоколов, оглядывая обстановку комнаты. — Я составил себе, признаться, совсем другое понятие!
— С деньгами везде можно. Вот мы с вами нароем их, денег-то, — не то заведем!
Бурченко посмотрел на часы и сверил их с бронзовыми часами на камине. Ледоколов отворил дверь на террасу и заглянул в новоразбитый садик в полуанглийском, полукитайском вкусе.
Густые кусты тутовника и белой сирени разрослись почти у самой стены дома; на ярко-зеленых клумбах виднелись вертикальные черточки цветочных штампиков; красные и белые мальвы яркими группами разнообразили темную зелень кустарников; вдоль наружной стены тянулась легкая решетка, по которой ползли завитками молодые, последней посадки, виноградные лозы.
— Каково! — удивился Ледоколов.
— Недурно, — произнес Бурченко, тоже выйдя на террасу; — особенно, принимая в расчет, что года два тому назад, я помню, тут был заброшенный пустырь да несколько кустов...
— А тебе что нужно? — обратился он к вошедшему.
— Хозяин вас к себе на ту половину, просит-с, — пожалуйте! — говорил парень в поддевке.
— Хорошо, пойдем к нему, на его половину. Пойдемте, Ледоколов!
— Пожалуйте-с, сударь... господин... — настаивал парень в поддевке.
— Чем это вы там занялись? А, вон оно что!
Бурченко пожал плечами и улыбнулся.
— А, куда?
— Пожалуйте-с...
— Я сейчас видел... Бурченко, вы не заметили там, на том конце сада...
— Видел, видел! — расхохотался Бурченко и взял Ледоколова под руку.
Парень в поддевке проводил гостей с террасы, оглянулся и запер дверь на ключ; он даже проводил их через комнату и так же аккуратно запер за ними следующую дверь.
— Вы уж, господа, извините, что заставил себя так долго дожидаться! Милости просим, милости просим! — вывернулся откуда-то сбоку Иван Илларионович.
— Ну-с, господин Лопатин, — начал Бурченко, когда все трое расположились на креслах в одной из комнат на другой половине, — если вы не переменили вашего решения помочь мне в известном вам деле...
— Я своих слов никогда не беру назад и решений своих никогда не меняю! — с достоинством перебил хозяин, приглядываясь довольно пристально к фигуре Ледоколова.
— Очень хорошо-с, с такими людьми и дело вести приятно... Вы знакомы уже? Мне вот они говорили, что третьего дня на пристани чиназской...
— Познакомились, познакомились!
— Господин Лопатин тогда был так взволнован своей семейной радостью, что, весьма естественно, не удостоил меня своим вниманием! — заявил Ледоколов.
— Тысячу извинений!
Иван Илларионович протянул Ледоколову свою руку, тот свою; рукопожатие совершилось весьма холодно; пальцы как-то не сжимались.
«Соперники тоже, умора!» — подумал Бурченко. — Так вот-с, — начал он громко, — мы с ним с завтрашнего дня начнем готовить нашу, так сказать, экспедицию. Лошади у меня приторгованы; людей я нанял, — трех человек пока, из здешних, а там будем довольствоваться местными средствами. Надо вам заметить, что я все эти приготовления делал не то чтобы по секрету, а просто без лишнего шума — эдак-то лучше; и вы не очень пока распространяйтесь!
— С какой же стати! Я только и говорил об этом с одним губернатором, но если б вы меня предупредили...
— У... эх! — почесал за ухом Бурченко.
— Вы находите, что и это напрасно?
— Как бы вам это сказать? По-моему... Ну, а что ж вам говорил губернатор-то?
— Весьма одобрительно отнесся, весьма одобрительно, и, знаете ли?
Лопатин с торжествующим видом посмотрел на малоросса и приподнял палец кверху.
— Обещал даже, в случае надобности, вооруженное содействие!
— Вот этого-то я и боялся! — вторично принялся чесать за ухом Бурченко.
— Но, согласитесь сами, — вмешался Ледоколов, — дело может повернуться так, что мы будем иметь надобность в вооруженной силе, и это обещание...
— Цель моя такова, что мы должны стараться избежать этой надобности, во чтобы то ни стало. Только один путь к успеху — это убедить туземцев в очевидной выгоде для них быть нашими союзниками, заставить их свыкнуться с той мыслью, что их денежные интересы, — а они до них крайне падки, — совершенно зависят от них; тогда они, кроме той помощи, которую окажут нам, предложив в наше распоряжение свои рабочие руки, так усердно будут оберегать целость наших голов, что нам никакого вооруженного содействия и не понадобится. Вот положение, в котором мы должны находиться; иначе и эта наша попытка подойдет под категорию всех прежних, так называемых казенных, окончившихся большим или меньшим фиаско!
Бурченко говорил резко, с каким-то озлоблением. Уж очень его взбудоражило это «вооруженное содействие!»
— Как хотите, батюшка, как хотите! — развел руками Иван Илларионович. — Я все уже предоставлю вам; с моей же стороны только полнейшая готовность содействовать вам деньгами, и для начала...
Он поднялся со стула и направился было к дверям.
— Вот тут подробный счет, что мне надо на первый раз! — подал ему Бурченко сложенный листок бумаги.
— Прекрасно-с!
Лопатин бегло просмотрел счет. «Умеренно», — подумал он.
— А как скоро полагаете отъехать?
— Чем скорее, тем лучше; я полагаю, дня через три!
— Они тоже едут вместе с вами? Господин Ледоколов, вы тоже?..
— Вместе! — произнес Бурченко.