— Известно, до волов наших добираются, а то, что им еще? Нет, надо погодить!

— Да долго ли ждать придется? — нетерпеливо перебил Симсон и встал на ноги.

— А сколько придется. Благо, спасибо Владычице Небесной, место привольное Бог послал: топливо, вода, припасу у нас всякого много, корм есть, чего не ждать? Вот коли бы где на песках довелось, али вот середь голого места, ну, тогда все одно пропадай. Отсидимся!

— Надысь Калашниковы эдак тоже отсиделись! — вставил, со своей стороны, Прокоп.

— Долго ждать нас не станут; им тоже кормиться надо, откроют нам дорогу, это верно! — утешал нетерпеливого англичанина старый казак.

— Я должен к сроку!..

— Какие тут в степи сроки!.. Мы еще таких и не слыхали, — улыбнулся Прокоп. — Вечеряет, батька, пора волов поить. Я пойду!

— Время. Скажи там на кургане, — больно огонь широко распустили, балуются со скуки, как бы чащу не запалили; беды наживем!

— Ладно, скажу. За угощение благодарим покорно! — протянул Прокоп Симсону свою руку и вышел из палатки.

— Будем ждать! — вздохнул англичанин.

— Выждем... — как бы про себя произнес Ефим.

— Батька, всполох на кургане! — крикнул Прокоп, вбегая в палатку.

Симсон побледнел, закусил губу и, захватив в охапку револьвер и свою двустволку, кинулся к выходу.

— Всех к волам... загонять живо! — ревел Ефим Мякенький и полез на верх паровика, чтобы осмотреться кругом и сообразить степень опасности.

На сторожевом кургане темная фигура махала жердью с навязанной на конце тряпкой. По саксаулу шел гул и треск: волы ревели и, сгоняемые всеми погонщиками, приближались к вагенбургу. Несколько верблюдов, задрав хвосты и пугливо поглядывая по сторонам, метались, натыкаясь на повозки; саврасый жеребец ржал и рвался на приколе. Четыре киргиза вместе с Прокопом раздвигали возы, чтобы пропустить скотину внутрь лагеря.

Кругом же все было спокойно; ничего подозрительного не было заметно, и Эдуард Симсон взмостился на паровик, где стоял уже старый Ефим и внимательно осматривал замок своей ружницы.

Сторожевые оставили курган, и между саксаулом мелькали их шапки, быстро приближающиеся к лагерю.

— Что за черт, — произнес Ефим, — какая такая беда?..

— Кажется, нас потревожили даром эти трусы... — начал Эдуард Симсон.

— Погоди, — остановил его старик. — У тебя ружье далеко стреляет?

— А что?

— Вон до того кургана хватит?

Он указал на курган, где стоял перед этим сторожевой пикет. Огонь, не поддерживаемый более, стал гаснуть, дым опал и расползался по низу, клубясь между кустами. На красноватом фоне вечернего неба мелькнула тонкая черточка, рядом с ней другая...

— Видел?

— Что такое?

— Пики трухменские. Берегись!..

Симсон чуть не полетел со своего возвышенного поста, так он порывисто отшатнулся и ухватился рукой за веревки ближайшего закрутка.

Старик снял шапку и набожно перекрестился.

О выпуклый, металлический бок паровика, испещренный закругленными головками болтов, что-то звонко щелкнуло, расплюснулось и, оставив чуть заметный знак, отскочило. Клуб дыма вспыхнул на кургане, донесся звук выстрела. У подножья кургана мелькнули красные халаты, и блеснула кольчуга. Силуэт всадника показался еще раз, к нему прибавилось еще двое...

— Отвечай, — шепнул Ефим Симсону. — Мое ружье не достанет!

Симсон приложился.

— Задирать ли их? — приподнял он голову и вопросительно смотрел на старого казака.

— Стреляй. Надо их постращать, а то очень расходятся... Я их натуру знаю!

— Есть! — крикнул с угла Прокоп, наблюдавший за результатом выстрела английской двустволки.

Симсон ничего не видел за дымом. Когда дым рассеялся, то вершина кургана оказалась пуста.

— Может, теперь отстанут! — произнес Ефим.

Атаки барантачей более не повторялись; с их стороны это была только простая рекогносцировка.

Однако, эта попытка заставила обозников удвоить свою осторожность. Волов на ночь так и не выгоняли из-за возов. Прокоп сам залег в саксауле, невдалеке от вагенбурга, и от его чуткого уха не ускользнул бы ни один, сколько-нибудь внушающий подозрение, звук. На паровике, как на самом высоком пункте, сидел сменный сторожевой. Эдуард Симсон был в тревожном состоянии и волновался.

«Вот приятная перспектива, — думал он. — Пожалуй, если одолеют они нас, в плен попадемся, увезут, черт знает куда»...

Он немного трусил. Ему представились все ужасы плена в степи у дикарей, он припомнил все, что читал до сих пор об этом, начиная с рассказов Мунго-Парка до последних газетных известий.

— И отчего это конвоя не дают торговым караванам? Что за беспечность такая относительно наших интересов? Ну, вот, возможна ли правильная торговля... А, что такое? Кажется, шумят в той стороне?

— Нет, ничего, — спокойно отвечал Ефим, — это ветер в саксауле; ну, оно и гудит!

— А что, они обыкновенно убивают тех, кто при караванах, или в плен берут? — спросил Эдуард Симсон у старика.

— Коли очень барахтаться кто будет, ну, с тем покончат; а то им в полон таскать много прибыльнее!

— Я думаю, легче умереть, чем к ним попасться?

— Что так? От них уйти можно. Оно точно, что спервоначалу трудно, а потом обтерпишься и ничего; я два раза был у них в полону!

— Не может быть!

— Да, два раза, — спокойно говорил старый казак. — Раз еще мальчиком, по девятому году; ну, тогда был недолго. С отцом это я попался, — отец покойник тоже ходил в степь с волами; возили крупу, муку и еще кое-что по торговой части. Был у отца приятель, купец-бухарец Саид-ходжа; узнал это он о нашей беде и у хана хлопотал через муллу ихнего, самого важного; нас с отцом и выкупили. А второй раз... Тс!..

Из чащи донесся резкий свисток; сторожевой на паровике щелкнул курком своего ружья.

Луна поднялась уже довольно высоко, и солонцеватая степь за саксаулом белелась, словно покрытая снегом; там, тихим шагом, ехал всадник на вороной лошади и вел другую в поводу. Всадник, по-видимому, даже и не замечал лагеря, хотя ехал от него не более, как в трехстах шагах.

— Что за дьявол? — пожал плечами Ефим Мякенький, выглядывая из-за воза. — Погоди, Егор...

Он остановил сторожевого казака, который было прицелился в проезжающего.

Всадник остановился и повернулся лицом к повозкам. Он стоял несколько минут в таком положении и, казалось, не решался, подъезжать ли ему к обозу или нет. Наконец, он решился и тронул вперед своих лошадей.

— Кого Бог посылает? — окликнул старик, когда всадник подъехал ближе.

Ефим окликнул по-киргизски.

— Свой... торговый человек. Еду в Казалу, — отвечал всадник по-русски. — Что стоите на дороге?

— А то, что и тебе советуем остановиться, коли бережешь свою голову! — говорил Прокоп, неожиданно поднявшись почти около самого всадника.

Вороные кони шарахнулись, так неожиданно увидев белую фигуру, словно из-под земли вынырнувшую.

— В степи, что ли, нечисто? — спрашивал проезжий.

— У могил барантачи; на нас нападали, да мы отбились!

— Ну, так я с вами переночую, коли пустите!

— Милости просим, коли добрый человек! — произнес старик.

— А коли худой, — подозрительно взглянул Прокоп, — так у нас тоже глаза есть, не бойсь, не проглядим!

— Экий ты неласковый! — усмехнулся всадник, слезая с лошади.

— Не могу припомнить, а голос положительно знакомый! — шепнул Симсон старому казаку.

— Устал я страсть и спать хочется! — говорил незнакомец, убирая лошадей и привязывая их к дышлу повозки.

— Ужинать будешь?

— Поем, коли дадите. И долго ли это стоите таким манером?

— Вот уж целые сутки... Издали их заметили, а то бы на дороге влопались...

— Кони у тебя хороши больно! — заметил Прокоп.

— Ничего, годятся. Это у вас лапша?

— С бараниной; вот на, возьми ложку!

— А что, теперь с нами поедете? — обратился Эдуард Симсон к гостю.

— Да, уж придется, в обществе все веселее и не опасно!

— И нам выгодно, хорошо вооруженный человек не будет лишним!