========== Часть 7 ==========
11.
Они с Миром прилетели рано утром. Заполнили документы, вышли к встречающим. Их беспрестанно фотографировали и постоянно дёргали с дурацкими вопросами. Хотелось зашиться куда-нибудь подальше, но приходилось улыбаться, улыбаться, улыбаться…
Хотелось спрятаться, забиться в номер, обнять тонкого, сильного и страстного мужчину, и любить, любить его, но он идёт вперёд, раздавая реверансы.
…они виделись урывками, не позволяя себе ничего лишнего. Мимолётные касания и взгляды. И сцена, где говорили не они сами, где за них говорили герои, выдавая самые тайные, самые скрытые чувства и эмоции. Лорд Генри, влюблённый в Дориана Грея. Лорд Генри, отравивший его своими речами. Лорд Генри, убивающий в Дориане всё человеческое своей философией. Пётр Страхов, безумец, готовый на всё ради украденного поцелуя.
Они больше не виделись у него дома. Не было времени ни на что. Даже накануне отлёта, вернувшись по домам после репетиции, они успели только взять чемоданы, и спали уже в самолёте, привалившись друг к другу.
Мир забросил вещи в номер и сразу унёсся смотреть сцену и декорации. И плевать, что пять утра. И плевать, что даже душ принять не успел. Важнее успеть всё сделать там.
Короткий поцелуй вместо утреннего кофе. Мутный трёхчасовой сон. Упакованный в ресторане завтрак на двоих, такси, театр моды… Замученный Бикбаев, прикорнувший на жёсткой тахте в уголке примерочной-гримёрной…
Безумные три дня до показа. Вырванные из жизни три дня.
Мир метался по комнате, как лев по клетке. Макс приземлился час назад и с минуты на минуту должен быть здесь. А еще через час начнется показ. И свободных мест в зале не будет. То интервью в «Американском подиуме» подогрело интерес к его персоне, а появление Макса на фестивале в его костюме — только добавило интереса. И от этого показа… Черт, так много зависит от этого показа!
Мир рыкнул и сорвался с места. Визажисты, парикмахеры… Макс, где Макс?!
Тот появился получасом позже. Пробился мимо охраны, нацепив на шею пропуск, отмахнулся от какого-то истерящего ассистента. Мир метался по огромному помещению и, казалось, был всюду. Возле моделей, возле стилистов, он даже сдёргивал с вешалок комплекты, перевешивал их в нужном порядке и подшивал вытачку на парне, который умудрился резко похудеть.
Поймать мечущегося возлюбленного удалось только тогда, когда тот подскочил к кулеру и набрал стаканчик воды.
— Бедный мой…
Мир замер на миг и обмяк, словно из него разом ушли все силы. Отставил стакан в сторону и прижался к нему, обнимая и прячась в его руках. Боже, как хорошо… Тепло, спокойно…
— Макс… ты здесь. Ты наконец здесь…
— Всё будет хорошо, светлый, всё хорошо, слышишь? Тут только о тебе и говорят. Умный, красивый, молодой совсем и уже собственный дом моды и этот показ, — Макс погладил расслабленные плечи и улыбнулся. — Конечно я здесь.
— Спасибо, — Мир выдохнул и, вскинув взгляд через его плечо, замер. Петр…
Страхов замер в углу, глядя на них неотрывно. Будто прикипел взглядом. Потом вдруг резко тряхнул головой, отвернулся и пошел прочь, отдаваясь на милость визажистов. Присел в кресло, позволив раскрасить себя так, как того требовал образ, сделать укладку, прицепить на воротник рубашки затейливую цацку, сплетённую из цепочек.
Хорошо, что можно просто бездумно повиноваться приказам. Посмотри вверх, наклони голову, не двигайся…
Нет, плохо, потому что в голову лезут и лезут мысли, от которых избавиться никак не получается. Давай, Страхов, изобрази из себя тупую гору мышц, ты же актёр, что тебе стоит? Только стоит прикрыть глаза, позволяя девушке карандашом навести контур глаз, как перед мысленным взором встаёт другое лицо, не то, что отражается в зеркале. Мучительно закушенные губы, немой крик, широко распахнутые глаза и безумная страсть, плещущаяся в них…
Как же больно теперь видеть их вместе. Так больно…
Но это Макс. Макс — его семья. И Макса он любит.
А ты — только любовник. Человек, которого он скрывает и которому сакраментальное «люблю» не скажет никогда в жизни. Потому что ты просто нужен. Нужен. И всё равно, что эта, минувшая ночь, впрямь была лучшей в твоей жизни. Всё равно, что ты сам отдался ему, полностью, целиком, до донышка, что стонал под ним, что кричал, что умирал от сжигающего тебя огня… Он всё равно будет с Максом. Всегда с Максом. А твоя любовь никогда не будет ответной.
Пётр подавил судорожный вздох и дерзко улыбнулся девушке, закончившей макияж. Та вернула улыбку, профессионально, немного скупо. Она привыкла к красавцам и красавицам. Ей безразлично кто он. Она просто делает свою работу.
И надо бы всё закончить. У него нет права на ревность. Но видеть их вместе — нет сил. И расстаться… невозможно. Потому что без Мира жизни нет. Просто нет.
— Я же обещал постараться приехать, — шепнул Макс. — Как я мог пропустить настолько важное для тебя событие?..
— Спасибо, родной… — Мир, наплевав на всех, прижался к его губам. Оторвался, заглядывая в его глаза и улыбаясь чуть печально: — Люблю тебя… — сжал пальцы и словно растворился в толпе.
Макс тяжко вздохнул и вернулся в зал, который уже почти полностью был забит людьми. Репортёры, светский прайд, короли и королевы моды. И все они слетелись посмотреть на диковинку, молодого дизайнера из России, так стремительно взлетевшего на Олимп от кутюр.
Минуты до начала. Громкая музыка, гул голосов, вспышки камер, галдящие ведущие модных каналов…
Удачи, любимый…
Мир окинул взглядом уже готовых к выходу моделей, кивнул Роджеру, давая знать, что можно начинать, и подошел к стоящему в стороне Петру, ожидающего своего выхода. Улыбнулся одними глазами, расправляя складки на рубашке:
— Спасибо, что ты здесь… Я бы свихнулся за эти дни, если бы не ты.
Страхов сжал его руки.
— Спасибо скажешь, когда всё завершится и тебе станут петь дифирамбы. Вот тогда… Ну что, поехали, Ратмир Дмитриевич?
— Просто хочу, чтобы ты знал… Ты дорог мне. Ты очень мне дорог, — Мир улыбнулся, тряхнул волосами и снова исчез в толпе.
Макс зачарованно смотрел на моделей, дефилирующих по подиуму. Впрочем, даже не на них. Он почти никогда не приходил к Миру, когда тот работал. Это означало бы отвлечь любимого человека от второй великой его любви: творчества. Поэтому святая святых Бикбаева-младшего — его кабинет — оставался для Макса тайной за семью печатями.
Откровение…
Сидящие с обеих сторон именитые-маститые модельеры и журналисты тихо перешёптывались, комментируя действо, развернувшееся перед ними. Шёпотом, кто по-английски, кто по-итальянски, сзади доносился гортанный французский шелест. Макс особо не вслушивался, достаточно было просто услышать восторженные нотки и проскальзывающие обрывки фраз: прекрасное решение… это открытие!.. какой талантливый мальчик…
А потом он услышал ЭТО. Пожилая француженка, растянув сморщенные напомаженные губы в подобии улыбки, протянула:
— Какое яркое признание в любви!..
Макс зажмурился, чувствуя, как подкатывает к горлу тяжёлый липкий ком. Стоило только присмотреться… чуть внимательнее посмотреть на всё это, на цвета, на типаж моделей… Смуглые высокие темноглазые брюнеты и голубоглазые блондины. А потом на подиум ступил Пётр… и прошёл мимо, улыбаясь, как большой сытый кот. И было что-то в нём, чего не было раньше. Может, неуловимо изменился взгляд, может походка… Мир увидел его таким. Таким он для Мира и остался. Таким Мир показывал его остальным…
Макс закусил губу, запрещая себе верить. Отказываясь верить в то, что видел. Вот она, Муза его любимого человека, оборачивается, одаривает зрителей жарким взглядом и уходит, несгибаемый, гордый, победитель… Этого не может быть… не может… они только коллеги, партнёры по сцене… Они только работают вместе…
