А парень на экране казался таким уверенным. Таким… яростным, холодно-страстным. Жгучий брюнет с длинными прядями, тронутыми серебром на кончиках, весь в черном, в распахнутой почти до пояса рубашкой с полупрозрачными рукавами и широкими атласными манжетами. С тонкими сверкающими браслетами, массивными кольцами и… в маске. Он до сих пор помнил прикосновение черного бархата к коже. Помнил узор, вышитый серебром. Жаль, что ТОГДА он не мог оценить момент.
Как взвились вверх темно-красные портьеры, как тяжелая, жесткая аранжировка ударила по залу, заставив вздрогнуть. И как он… пел партию Призрака в перекрестье лучей прожекторов, мечущихся по огромной сцене. Яростно, сильно, раскрывая свой голос в полную силу так, как когда-то мечтал. Под взглядами тысяч людей, ловя их шок и восхищение. Финальная точка – изящным, небрежным жестом маску долой. И взгляд в камеру сквозь сетку разлетевшихся волос. Этот мир – мой.
Какие свои связи тогда задействовал Гельм, Дима даже боялся предполагать. Но на премии MTV Europe Music Awards, темой которой стали мюзиклы Ллойда Уэббера, Дима пел самую известную партию из самого известного мюзикла. Никому не известный парень, трясущийся от страха и внутренней истерики. Гельм потратил почти полгода, чтобы подготовить это выступление. Он продумал все до мелочей вплоть до того, какие носки должны быть на Диме и на какой секунде в какую сторону он должен шагнуть. Дима послушно выполнял все его требования, до изнеможения репетировал и тренировался, а накануне закатил безобразную истерику, хлюпая носом и размазывая сопли, как девчонка. Гельм с ним церемониться не стал. Собрал волосы в пригоршню и, вынудив поднять голову, четко и зло проговорил, глядя прямо в глаза: «Ты можешь, Дима. Ты. Можешь. Все. Этот мир принадлежит тебе. Просто пойди и возьми его. Перестань трусить, забудь о других. В этом мире есть только ТЫ». И он поверил. Смог преодолеть внутренний страх. Смог стать свободным. От предрассудков, от чужого мнения, от прошлого и всего того, что тянуло его камнем обратно на дно. Он вышел на сцену и спел Уэббера так, что на следующий день все говорили только о нем. Зрители забыли тех, кто выступал до него. И не запомнили тех, кто был после. Номинанты, премия – все забылось. «Никому не известный парень с голосом, проникающим в сердце…» Так, кажется, о нем писали на следующий день. После шоу, после пьяных соплей он проснулся знаменитым. Дима был счастлив. Счастлив так, что Гельм только посмеивался, глядя на прыгающего по дивану подопечного, который враз из спокойного молодого человека превратился в ребенка.
А дальше… Первым альбомом стал сборник кавер-версий в его исполнении. Они с Гельмом сутками пропадали на студии, записывая его. Они сделали, наверное, тысячи дублей сотен песен прежде, чем отобрать двенадцать из них. Новые, неожиданные аранжировки, игра голосом… Критики попытались, было, что-то вякнуть, но альбом стал дважды платиновым, и они просто заткнулись. Дима праздновал свою маленькую личную победу, а Гельм разрабатывал дальнейший план.
А дальше они сняли клип. Клип на совершенно новую песню. Уже его собственную. Он пошел в ротацию MTV еще до того, как вышел сингл. О, Гельм знал, что делал. Зрители оборвали телефоны радиостанций и музыкальных магазинов, требуя от ди-джеев и продавцов песню в аудио-формате, которая им так понравилась в видео. И когда они, в конце концов, ее получили, этого показалось уже слишком мало.
А Гельм словно держал быстрорастущую армию поклонников на голодном пайке. Дима почти не светился на экране, модные журналы мечтали заполучить его на свою обложку, но он появлялся только в тех, которых лично выбирал Гельм. То в образе пай-мальчика, то своего парня, то капризного богемного артиста, то развратного Казановы. Никаких сторонних фотографов, все фотосеты были сделаны личным фотографом Гельма. Папарацци стерегли его, порой доходя до абсурда, но в прессу попадали только те кадры, которые нужны были Гельму для его целей. Он методично и планомерно создавал образ Димы из вовремя и умело пущенных сплетен, «случайно» упущенных в Интернет «личных» видео, таких же «случайных» фотографий и прочего. Гельм поддерживал интерес к Диме на точке кипения, пока они готовились к настоящему прорыву. Которым стал его второй альбом с незатейливым названием «Витражи». «Самый странный из всех, что слышал этот мир». Так охарактеризовал эту работу ведущий музыкальный журнал, и Дима не мог с ним не согласиться. Гельм нагло, наплевав на все правила, играл со стилями, направлениями, самим голосом Димы. Бикбаев-Берг пел и готику и чистейшую «попсу». Это был серьезный риск, но Гельм пошел на него сознательно. Альбом «подкрепили» серией клипов – качественных, сюжетных, как маленькие фильмы, и он тоже стал платиновым. А Дима получил прозвище «короля эпатажа» после того, как явился на вручение этого самого платинового диска в лейбл в кожаных штанах и разрисованным боди-артом телом вместо одежды. Это было красиво, действительно красиво. И слишком смело для немного консервативной Европы.
Его первый настоящий тур дался ему тяжело. Грандиозное шоу, тонны декораций и мегаватты света. Собственный балет и изматывающие репетиции. Но залы были забиты, а фанатки прорывали ограждение. «Ты должен зачаровывать их ежесекундно. Каждый твой жест, каждый взгляд должны быть наполнены страстью и желанием. Ты должен обещать и одновременно держать дистанцию. Сделай это и ты станешь для них наркотиком», - Гельм учил его всему. Как можно «вынести крышу» одним только взглядом из-под ресниц или выдохом в микрофон. И Дима слушал, впитывая, как губка, пытаясь воплотить все это в жизнь. Сначала получалось плохо, так как преодолеть внутренние комплексы и запреты было тяжело, но Гельм был упрям. Он исподволь, незаметно, ломал страхи Димы, раскрывая его ему самому. И когда у него получилось… На свет родился Дмитрий Берг. Человек без возраста и национальности, принадлежащий всем и никому. Капризный, серьезный, «звездный» и одновременно простой. Он мог закатить скандал, если гример использовал косметику не той марки, и спокойно сжевать вчерашний бутерброд, если не было ничего другого. Плюющий на чужое мнение, но яростно охраняющий свое внутренне пространство. Отлично знающий свои слабые места, он игнорировал любую критику, если она только не исходила от Гельма, которого он попеременно то любил, то ненавидел. У них никогда не было дружеских отношений, для этого они оба были слишком разными и одновременно походили друг на друга, как две капли воды. Как продюсер, Вильгельм был конченной гениальной тварью, но как человека Дима его почти не знал. Все, что ему было известно о своем продюсере, было почерпнуто из интернета и касалось только того времени, когда Гельм сам пел на сцене. Но и этого хватило, чтобы понять – с вопросами о прошлом и вообще с разговорами «за жизнь» к нему лучше не лезть. И спрашивать о том, за каким хреном ему понадобилось возиться с потерянным, тощим, как щепка мальчишкой, поющим под караоке в баре, было тоже бесполезно.
Парень на экране эффектно снял маску с лица, и Дима невольно улыбнулся, выключив телевизор. Вот оно. Его настоящее и его будущее. То, ради чего он работал и работает. И об этом не стоит забывать.
Влад вышел спустя пару минут. Почти спокойный. Почти собранный. Ни капли спермы на коже. Ни капли пота. Одевался он неспешно, не стесняясь хозяина номера. Белье, джинсы, дорогой тонкий трикотаж футболки, спортивные туфли. Куртка. Все.
Он бросил мимолетный взгляд на широкую плазму экрана и улыбнулся. Король эпатажа. Звезда мирового масштаба. И росчерком в мыслях: забыть…
- Удачи, - он склонился над сидящим на диванчике мужчиной и губами коснулся обнаженного плеча. - Покори оставшиеся две трети мира. У тебя получится.
