– Извини, подруга, – Синица сбросил на землю кладь, взобрался на лошадь верхом. – Н-но, пошла!..

Кобылка покосилась ошалело, порысила тяжело, нехотя. Надо успеть.

Синица нагонял, как мог, не обращая внимания на рвущие одежду ветки, на тяжелое дыхание лошади. Пока та, выдохнувшись вконец, не рухнула на бегу. Подергалась и затихла, закатив глаза. Отмучилась Гнедка, отправилась в свой лошадиный рай. Синица погладил мокрую от пота шею, одновременно прощаясь и прося прощения, и дальше двинул уже один.

Нет, Вера Алексеевна! Кривить вы изволите! Не вера соль земли!

Способность сомневаться, искать, критически мыслить! Способность, которая делает человека человеком.

Сколько там было блестяшек-то этих в помоле? Слезы! Ничтожная концентрация. А вишь ты, хватило. Полторы тысячи народа вздрогнуло.

Выходит, не избежать смуты? Революций, войн?.. Перед глазами встали недавние трупы, пожарища. Синица убеждал себя, что нет. Более половины поселка – уголовники, рецидивисты. Отнять и разрушить у них в крови. Так они понимают свою правду.

Человек не хочет думать, не больно-то рвется. Что будет, если заставить его думать? Принудить!.. Встанут солдаты из окопов, с той стороны и с этой, оружие побросают и скажут: хватит! Дети рассмеются в лицо наставникам, что вколачивают догматы: вранье! И каждый живущий. Нет. каждый живой поймет. Поймет, что счастье не в сладкой жиже, что льют в головы!..

Конечно, так не будет. Синица вздохнул. Он мечтатель, а не дурак. Но если у тебя есть шанс донести хоть частичку, хоть крупинку этой соли людям, то жизнь твоя прожита не зря.

Синица пришел на заимку глухой ночью. Не теряя ни минуты, бросился в дом, выволок один из глиняных оплетенных лозой кувшинов, в которых хранил соляной помол. Этот вроде. Желая удостовериться, вынес во двор. В лунном свете порошок заблестел, как драгоценный металл.

К черту железную дорогу с ее кордонами и патрулями! Синица пойдет рекой. Хоть до самого до моря. Авось выберется  куда.

Он спешно собирался, скидывая в кучу запасы, что пригодятся в дальней дороге. Поразмыслил и бросил все. Он возьмет только самое нужное: спички, нож, теплые вещи, лесу с крючками. Больше ничего.

Он понесет соль.

Столько, сколько сможет.

Когда Кольку шарахнуло током, его тело будто сжали невидимые гигантские челюсти, встряхнули из стороны в сторону так, что он потерял сознание, и выплюнули на бетонный пол.

Колька долго лежал не шевелясь, а когда начал приходить в себя, вокруг был только багровый туман, в котором слышались гулкие частые удары.

Постепенно туман начал рассеиваться, сначала появился закопченный потолок цеха металлоконструкций, потом выбеленные известью стены, полки с арматурой и стальным профилем, станок для резки металла.

Колька повернул голову и увидел большой красный трансформатор, который и шибанул его током, когда он перебрасывал клеммы, не обесточив его, а натянув на руку диэлектрическую перчатку, оказавшуюся дырявой.

Багровый туман исчез окончательно, но удары не прекращались.

– Да кто же это так стучит? – подумал Колька. В цеху кроме него никого не было, рабочий день уже закончился, все разошлись по домам, остался только он один, чтобы проварить электросваркой флюгер в виде железного лучника, заказ для чьего-то особняка.

Колька прислушался. Стучит не в раздевалке, а в цехе, где-то совсем рядом. Стук такой, будто на барабан роняют горошины.

Откуда в цеху барабан? Прошло еще несколько минут, прежде чем до Кольки наконец дошло, что стук доносится из его собственной головы.

– Здорово же меня долбануло, до сих пор в мозгах стук! – удивился Колька. Перевернувшись на живот и подтянув под себя дрожащие ноги, он неловко встал. Сколько он так пролежал? Шаркая ботинками, Колька подошел к двери, толкнул ее и вышел на улицу. Вот темнотища-то, только вдали светятся желтым огни пятиэтажек. Цех стоял в массиве капитальных гаражей и снаружи не освещался ничем, кроме фар проезжающих мимо автомобилей.

А в голове все стучало. Колька тщательно ее ощупал, но, к своему удивлению, не обнаружил даже шишки. Ладно, пройдет, нужно просто не обращать внимания. Подумаешь, какой-то стук.

Колька вернулся в цех, обесточил трансформатор, подключил к нему сварочный аппарат, включил ток и надел маску. Как бы там ни было, а заказ нужно доделать, иначе хозяин завтра так заработок урежет, что не обрадуешься.

– Сдельщина – это выполненная работа, а не часы безделья, – поучительно сказал Роман Петрович, месяц назад принимая Кольку на работу.

Колька взял держак, опустил маску и ткнул электродом во флюгер. Вспыхнула ослепительно-белая дуга, в стекле маски кажущаяся крохотным огоньком. Честно говоря, сварщиком он был никаким, теории в училище давали много, а вот практики почти не было, поэтому и взяли его с испытательным сроком, даже и не сварщиком, а так, разнорабочим – поднести, помочь, покрасить готовую конструкцию. Единственная тренировка – это вот так, после рабочего дня, выполнить несложную работу.

Сняв маску, Колька критически посмотрел на свою работу и удивился – шов получился таким ровным и правильным, какого он не видел даже у старика Михалыча, а тот всю жизнь по шестому разряду работал. Но зато ему не нравился уже сам флюгер – громоздкая фигура, неуклюже пытающаяся запустить в небо стрелу. Нет, все надо переделать, это будет выглядеть совсем не так.

Утром Колька пришел на работу, опоздав минут на десять. Когда он вошел в цех, хозяин предприятия Роман Петрович, бизнесмен в кожаных брюках и кожаном же пиджаке, ошарашенно смотрел на нагромождение треугольников, кубов и параллелепипедов, непонятно каким образом вращающихся на стержнях вокруг стрельца, причем стрелец периодически натягивал лук, имитируя выстрел. Все поверхности и грани фигур были тщательно зачищены шлифовальной машинкой и блестели, как зеркало.

– Что это за хрень? – увидев Кольку, заорал Роман Петрович. – Я тебе что сказал сделать? Швы проварить! А ты какого черта выставку абстракционизма мне тут устроил?

– Зато швы какие! Пальчики оближешь! – искренне восхитился Михалыч, крохотный дедок в мешковатой брезентовой робе и вязаной черной шапочке с белой адидасовской лилией.

– Да что мне ваши швы! – рявкнул Роман Петрович. – Сейчас заказчик придет, что я ему покажу? Швы? Ему флюгер нужен был, а не взорванный кубик Рубика, понятно вам? Ты чего сморщился, не нравится, что я говорю?

– В голове что-то стучит, – ответил Колька. – Со вчерашнего дня стучит не переставая. А старый флюгер вон, за стеллажом стоит, я его убрал, чтобы он мой не заслонял.

Василий, жилистый и худой сорокалетний мужик, напарник Михалыча, толкнул пальцем Колькино сооружение. Оно легко и бесшумно завращалось на подшипнике.

– Центровочка-то идеальная! – хмыкнул Василий. – И как это ты, Колян, такое соорудил?

– Я и сам не знаю, когда работать начал, в голове какой-то барабан так застучал, что я уже ничего не соображал, руки сами все делали, остановился, только когда уже все готово.

– Ладно, выносите это чудо на улицу, – решил Роман Петрович. – На крышу поставим, разбирать смысла нет, все равно металл уже испорчен, ничего из него не сделаешь. А с тебя, Колька, я стоимость материала вычту, так и знай.

Весь день Колька варил все подряд: оградки для могил, стальные двери, перила для лестниц. Все из его рук выходило таким аккуратным и изящным, что Роман Петрович быстро перестал злиться и вечером дружелюбно сказал:

– Да, парень, кто б мог подумать, что в тебе такой талант проснется. Ладно, забудем про флюгер. Есть для тебя хорошая шабашка. Одному серьезному человеку мы тут рыцаря подрядились сварганить, в человеческий рост. Вон там, в углу, каркас и детали рядом, нужно все собрать и красиво проварить. Сделаешь – хорошо заплачу. Но без всяких фокусов, уволю сразу, так и знай!