Стоя за своим столом, она обвела взглядом пустой атриум. Обычно она ощущала себя предметом мебели – она знала свое место и радовалась тому, что невидима. Сегодня, глядя на помещение, она почувствовала себя правительницей, осматривающей свое королевство. Совершенно сроднившись с окружением, она готова была к тому, что сегодня ее заметят.

«Здесь я как дома», – подумала она с легким восторгом.

Ее не терпелось приступить к работе, пока здание принадлежало только ей. Без давления ожидающих курьеров, без нависающего над головой Теда, страстно желающего пообщаться, без жалоб коллег на уличное движение она могла спокойно составить расписание на день, рассортировать посылки и почту, очистить стол от мусора, оставленного теми, кто работал на выходных. Каждое действие было простым, неважным, но ощущалось как достижение.

«Интересно, почему сегодня я настолько иначе себя чувствую?» – подумала она.

Относя на маленькую кухню за ресепшеном последнюю партию чашек выходной смены, она краем глаза заметила свое отражение в маленьком зеркале, которое кто-то из коллег повесил над раковиной. Новый шарф был завязан вокруг шеи и закреплен брошью, которую она в выходные отыскала на стенде подержанной бижутерии местного рынка. В тот же миг, когда она сегодня утром надела этот шарф, к ней вернулось то самое ощущение, которое отметило вечер пятницы. Все выходные она ждала возможности надеть шарф, и теперь, с темно-синим пиджаком и юбкой, он вновь творил свою магию.

«Я чувствую, что изменилась: словно вдруг стала выше ростом», – мелькнула у нее мысль. Ей нравилась Анна Браун, которая улыбалась ей в ответ из запыленного стекла. Она выглядела счастливой.

– Анна, черт возьми, ты на повышение нацелилась или что? – Над ее плечом появилось краснощекое лицо Теда Бласкевича.

Анна обернулась:

– Доброе утро, Тед.

Она ополоснула чашки и выставила их на сушилку из нержавеющей стали.

– Раннее утро, – подчеркнул Тед, шагая за ней по ресепшену туда, где уже работала кофейная машина. – С ударением на «раннее». Что случилось? Надеешься на прибавку к зарплате? Если да, то в этом месте зря надеешься, девочка.

Анна улыбнулась и протянула ему чашку кофе.

– Нет. Я просто решила для разнообразия прийти сегодня пораньше. Не понимаю, почему это стало такой сенсацией. Бэбс отреагировала так, словно я сотворила нечто шокирующее.

– Потому что это шокирует. Я знаю это место, девочка: никто и никогда не торопится сюда по утрам, даже сама великая Джульетта Эванс. – Он отвесил шутовской поклон фотографии главного редактора, висевшей возле стола ресепшена.

– Я не торопилась. Я просто успела на ранний автобус – что, кстати, было здорово, потому что мне даже удалось сесть. Я рассортировала все до начала суматохи, и теперь у меня есть время на то, чтобы немного расслабиться, а такое бывает редко. То есть пока что эксперимент успешен по всем параметрам.

Анна подняла свою чашку и торжественно сделала глоток кофе. Ей уже давным-давно не удавалось выпить первый утренний кофе горячим, а не едва теплым, и без частых перерывов, как бывало в первые рабочие часы.

Тед Бласкевич смотрел на нее как на подозрительную посылку:

– Что с тобой происходит?

– Что, прости?

– Сегодня утром с тобой что-то не так. Что-то… изменилось.

– Разве? – Анна изо всех сил постаралась скрыть улыбку. – Я не заметила.

– Должна же быть причина, – пробормотал Тед, явно не слыша ее ответа. – Новый парень?

– Нет.

– Новые таблетки?

– Едва ли. – Ее улыбка стала шире.

– Ну, в эти дни ведь не угадаешь, верно? Такое впечатление, что все глотают какие-то таблетки.

– Вот спасибо за такие инсинуации! Разве девушка не может просто быть счастлива?

– Анна Браун, прекрати меня дразнить! Я знаю, что тебе это нравится… Ага! – Он щелкнул пальцами. – Чем ты занималась на выходных?

– Ничем особенным. В субботу ходила на рынок на Шип-стрит, встретилась с друзьями за ланчем в пабе, а больше и ничего. Как насчет тебя?

Однако Тед был не из тех, кого легко сбить с темы.

– Что-то случилось. И не пытайся отрицать это, девочка, я же вижу. Веселая ночка?

Анна рассмеялась:

– Нет, Тед.

– Выиграла деньги в лотерею?

– Я в нее не играю.

– Так в чем же дело? Ты что-то услышала про это место? Что-то, ради чего нужно было прийти пораньше? Ходят слухи, что у газеты проблемы, – ты знаешь об этом что-то, чего не знаем мы? Что тебе известно? – Он действительно разволновался, кончики ушей на фоне темно-серого фетра форменной кепки стали огненно-алыми.

Анна похлопала его по руке:

– Тед, ты же у нас начальник всех слухов. Я бы не рискнула бросить вызов твоему положению. Так что никакой загадки на самом деле нет. У меня всего лишь хорошее настроение.

– А что было в той таинственной пятничной посылке? – спросил он, внезапно вспомнив о ней, и наставил на Анну пожелтевший от никотина палец.

Анна просияла и коснулась прохладного шелка своего шарфа:

– Вот это.

Тед наклонился ближе, чтобы рассмотреть его, и Анну обдало волной сладкого запаха дешевого лосьона после бритья.

– Ми-и-ило. Дорогая штука.

– Ты думаешь?

– Не сомневаюсь. Что было написано на карточке?

– На какой карточке?

Тед нахмурился:

– На карточке, вложенной в посылку.

– Карточки там не было.

Складки между бровей Теда углубились, но глаза засияли жизнью. Это как раз та сочная сплетня, с которой он мог работать.

– То есть ты говоришь мне, что кто-то потратил небольшое состояние на этот шарф и прислал его тебе анонимно?

– Да. Замечательно, правда?

– Замечательно. Или странно…

Анна знала, к чему он ведет. Когда Тед Бласкевич выйдет на пенсию (через десять лет, как он часто и с удовольствием информировал всех, кто находился в пределах досягаемости), он наверняка займется написанием сценариев для абсурдных голливудских триллеров. Скандалы, связанные с работой Теда, стали легендами в офисах «Мессенджера». В прошлом месяце он героически раскрыл то, что считал шпионской сетью в почтовом отделении, но выяснилось, что группа работников, посещавшая занятия для желающих похудеть, собиралась всего-навсего для того, чтобы поделиться опытом вдали от остального персонала. Он ошибочно обвинил ведущую журналистку в махинациях с расходным счетом, заметив у нее на столе распечатанный список дорогих подарков, и вынужден был униженно извиняться, когда выяснилось, что этот список она передавала из рук в руки, готовя празднование пятидесятилетия своего мужа. А еще Тед до сих пор краснел до лилового оттенка при напоминании о том, как он силой выставил «жуликоватого типа, который с подозрительным видом прохаживался у кабинетов на верхних этажах». Тип впоследствии оказался новым членом совета директоров корпорации «Дейбрейк», прибывшим на собрание чуть раньше назначенного времени.

– Это не странно, – ответила Анна. – Это мило.

– Это ты сейчас так говоришь, девочка, но знаешь что? Я видел такое же дело в «Таггерте»[8]. – Он понизил голос. – Все начиналось с милых подарков, которыми убийца заманивал жертв, а затем, когда те привыкали их получать, содержимое посылок становилось жутким…

– Меньше смотри телевизор, – ответила Анна, наливая себе новую порцию кофе.

– Смейся сколько хочешь, – ответил Тед, допивая кофе и собираясь уходить. – Но, когда окажешься в морге на столе, не говори, что я тебя не предупреждал.

Весь день Анна отмечала, насколько все изменилось. Словно сам воздух вокруг нее стал другим, привлекая заинтересованные взгляды тех, кто обычно не замечал тихую секретаршу ресепшена. Новый ведущий спортивный репортер, – чье имя никто не мог запомнить, – прибыв на вторую дневную смену, помедлил у стойки, чтобы сообщить, как хорошо она выглядит.

– Спасибо.

– Нет, я серьезно. У тебя новая прическа?