Обидно было расставаться с ощущением радости, но огорчаться не было времени. Надо было спешить на работу. Лучше прийти раньше, чем опоздать в первый же день. Что подумает о ней Николай Николаевич? И Наташа вышла из дому, не дожидаясь, пока соберутся Люба и Надя. Еще не рассветало, и только по быстрой походке спешивших на работу людей можно было определить, что уже утро. Чтобы сократить путь, Наташа пошла не по дороге, а через парк к распадку, хотя этого “темного распадка она всегда боялась. Поэтому шла она очень быстро, временами бежала и, только поравнявшись со столовой на берегу, остановилась отдышаться. Теперь страхи остались позади. На лед уходила вереница огоньков, и далеко впереди светилось оконце диспетчерской.

Наташа пришла за полчаса до начала смены. Но Николай уже был в диспетчерской. Он сидел за столом и что-то писал. Увидев Наташу, он просиял, как будто приход ее был для него неожиданной радостью, и пропустил ее к столу.

— Я пойду к взрывникам,— сказал Николай,— а вы в восемь часов позвоните на склад и поторопите со взрывчаткой.

Он ушел, а Наташа стала дожидаться восьми часов, чтобы приступить к выполнению первого служебного задания.

Но выполнить задание ей так и не пришлось.Еще не было восьми, как раздался резкий телефонный звонок. Наташа сняла трубку и услышала низкий окающий голос:

— Ледовая?.. Говорит дежурный диспетчер. Передаю распоряжение начальника строительства. Запишите: «Начальнику участка Звягину. Немедленно прекратить все работы на участке». Подписал Калиновский… Кто принял? Дубенко?.. Передайте, Дубенко, срочно распоряжение Звягину, чтобы позвонил и подтвердил исполнение. ,

Надо было найти Николая Николаевича. Диспетчер сказал: «Срочно»… Но Наташа словно оцепенела. «Прекратить р.аботы» — это не укладывалось в сознании. Сколь ни’ мало смыслила она в гидротехнике, но даже и того, что она уловила, прислушиваясь к разговорам и спорам едущих в автобусе рабочих и инженеров, было достаточно, чтобы догадаться о важности начатых на льду работ. Она не могла не заметить, что все окружающие ее люди считали зимнее перекрытие реки самым главным в жизни стройки. И хотя в переданном из главной диспетчерской распоряжении ничего не упоминалось о курсах крановщиков, ей казалось само собой разумеющимся, что и курсов, конечно, никаких не будет и что вообще все полетело кувырком, неизвестно куда…

Николай Николаевич, склонившись над скважиной, измерял шестиком глубину шурфа. Рядом с ним стоял все тот же старик. Но теперь он не обратил внимания на Наташу, может быть, не разглядел ее в предрассветных сумерках.

Наташа тронула Николая Николаевича за плечо и молча подала ему листок бумаги. Звягин снял рукавицу с правой руки и поднес листок к самым глазам, но не смог прочитать.

— Что тут?

Наташа повторила, как затверженный урок:

— Начальнику участка Звягину. Немедленно прекратить все работы на участке. Подписал Калиновский.

Николай скомкал листок и глянул на Наташу с такой злобой, как будто она была повинна во всем.

— Откуда это?

— Передали по телефону из главной диспетчерской. Велели вам срочно подтвердить исполнение.

— Подождут! — все с той же злостью сказал Николай, резко повернулся и быстро пошел к диспетчерской будке.

Наташа не обиделась на его грубый окрик. Обидно было бы, если бы он принял приказ прекратить работы как должное. И хотя Наташа не понимала, что он может сделать, если есть приказание начальника стройки, у нее шевельнулась надежда, что все обойдется. Она кинулась за ним вдогонку.

Наперерез им мчалась легковая машина. Перебегая дорогу, Николай попал в сноп света от фар, и длинная его тень метнулась по синему снегу.

Резкий гудок заставил Николая остановиться.

— Ты чего убегаешь от начальства? — спросил Набатов, выходя из машины.

— Торопился вам позвонить, Кузьма Сергеевич.

— Приказ получил?

— Получил.

— Устно или письменно?

— Устно.— Николай забыл про скомканный листок, который держал в руке.— Позвонили из главной диспетчерской.

— Тогда устно и отменим,— сказал Набатов.— Продолжайте работу. Сегодня мы должны опустить первый ряж.

— Взрывчатка уложена,— доложил Черемных Николаю Звягину.— Разрешите приступать?

В глухом голосе старика появилось что-то от былой солдатской лихости и четкости, и даже нескладная его фигура в куцей, заношенной стеганке казалась менее сутулой.

Николай посмотрел на стоящего рядом Набатова. Тот улыбнулся и сказал вполголоса:

— К тебе обращаются. Ты здесь командир.

— Приступайте! — сказал Николай.

— Есть приступать! — все с той же солдатской четкостью повторил Черемных и уже обычным своим тоном добавил: — Всех попрошу отойти.

Николай хотел запротестовать, но Набатов положил ему руку на плечо.

— Теперь дело ихнее. Не надо им мешать. Черемных подал знак, и взрывники, размахивая красными флажками, стали оттеснять столпившихся возле опиленной льдины людей.

— Ты чего тут мельтешишь, девка? — прикрикнул один из взрывников на Наташу, когда она попыталась проскользнуть поближе к льдине.— Как рванет, останется от тебя одно трясение воздуха!

Наташе очень хотелось рассмотреть все получше (она и понятия не имела, как производятся взрывы), но Николай, который шел следом за размашисто шагавшим Набатовым, оглянулся и заметил ее. И чтобы не получать замечания, она бегом догнала его.

Набатов и Николай Звягин зашли в диспетчерскую. Наташа минутку подумала и осталась на крылечке. Солнце еще не взошло, но уже было совсем светло. Можно было разглядеть, как по белому полю льдины неторопливо передвигались две темные человеческие фигурки. Они нагибались, даже опускались на колени, потом поднимались и через два-три шага снова нагибались. Казалось, они потеряли какую-то не очень заметную, но очень нужную вещь и теперь старательно отыскивали ее. Наконец один из них скрылся за штабелем бруса, и тут же раздался зловещий, прерывистый рев сирены.

Наташа вздрогнула. Этот отвратительный, воющий звук, казалось, был забыт навсегда, а тут сразу вспомнились и испуганное лицо матери, и завешенное синим одеялом окно, и карточка на стене над комодом, где молодой и красивый отец стоял рядом с молодой и красивой матерью…

Дверь за спиной Наташи открылась. Николай схватил ее за руку и втащил в диспетчерскую.

— Извините, пожалуйста!—сказала Наташа.

Набатов стоял у окна, почти совсем загородив его своей крупной фигурой. Он обернулся и посмотрел на Наташу. Лицо у него было серьезное, но широко расставленные темные глаза смеялись. Потом он подвинулся и кивнул _Наташе, приглашая ее к окну. Николай тоже подошел и встал позади нее.

Над темным лесистым гребнем горы заиграла заря. Стылое голубовато-стальное небо окрасилось в теплые Оранжевые и розовые тона. Висевшее над горой продолговатое серое облачко вспыхнуло позолотой, и в тесной, угрюмой долине реки стало просторнее и светлее. Заснеженное ледяное поле словно раздалось в ширину и длину; маленькая черная фигурка человека посреди него казалась беззащитной в своем одиночестве. Наконец льдина опустела. Снова раздался заливчатый вой сирены, потом наступила томительная, щемящая тишина…

Над льдиной, по которой только что ходил маленький человек, возникло пухлое, белое, рвущееся ввысь облако; тут же гулко рванул взрыв, и пулеметной дробью застучали осколки льда о металлический корпус экскаватора.

Облако еще не успело осесть, а Николай и за ним Наташа уже бежали к месту взрыва. Туда же устремились люди, укрывавшиеся за штабелями бруса и за высоким срубом ряжа.

Посреди ледяного поля образовалась огромная четырехугольная, геометрически правильной формы полынья. Она была почти вровень с бортами заполнена крупными и мелкими льдинами, плавающими в мокром, кашеобразном ледяном крошеве. Только вдоль верхней кромки полыньи тянулась полоса темной, дымящейся на морозе воды.

Солнце выглянуло из-за гребня горы, метнуло лучи в долину реки, и парящее ледяное крошево в полынье подернулось розовой дымкой.