Набатов остановился, предоставляя оппонентам время для возражений. Но все молчали. Молчал и Евгений Адамович Калиновский. Он еще не успел решить, какой тактики ему держаться: промолчать, сославшись на неподготовленность к обсуждению столь важного вопроса, или открыто и решительно выступить против проекта главнбго инженера? Набатов продолжал:

— Сооружение продольной перемычки — только половина дела. Затем со льда же отсыплем верховую перемычку котлована и перекроем большую часть русла реки. Это минимум того, что мы можем, что мы должны сделать. Хотя и этого достаточно, чтобы выиграть целый год. Но если мы сумеем по-настоящему организовать работу, у нас останется время для того… — Набатов снова на секунду остановился и, пристально оглядев собравшихся, устремил строгий взгляд в нервно поежившегося Евгения Адамовича,— у нас останется время для того, чтобы отсыпать низовую перемычку и начать откачку котлована. Если, конечно,— Тут он в первый раз позволил себе улыбнуться,—если, конечно, зима действительно захочет стать нашим верным союзником и будет достаточно суровой и продолжительной. Ну, мы знаем характер нашей сибирской зимы, есть все основания полагать, что так оно и будет.

Набатов грузно сел, привалившись к столу. Николай Звягин, не спускавший с него глаз, заметил, что рука Набатова, лежащая на столе, трясется в мелкой нервной дрожи. Молодой инженер всегда восхищался хладнокровием и самообладанием своего руководителя. Но сейчас Николай Звягин нисколько не осудил его. Набатов, которого он беспредельно уважал и которому старался подражать во всем, стал ему ближе и роднее.

Вопросов никто не задавал. Николая Звягина это удивило, даже обеспокоило. Равнодушие — что может быть страшнее? И он гючти испуганно оглядел собравшихся в этой комнате ветеранов, которые могли сказать решающее слово, принять проект Набатова и тем самым — так он понимал — спасти, сохранить стройку.

Но те, на кого он смотрел с таким волнением, вовсе не разделяли его тревоги. Они спокойно переговаривались между собой. Прямо перед Николаем Звягиным сидели двое старейших из инженерного корпуса стройки. Он прислушался к их разговору.

Начальник управления земельно-скальных работ Терентий Фомич Швидко, плотный, кряжистый, занимавший за столом места вдвое против остальных, наклонив крупную лысую голову, убеждал своего худощавого и седого соседа, начальника управления механизации Бирюкова:

— Напрасно сомневаешься, Павел Иванович. Не только пятитонки — «ярославцы» пройдут.

— Прочность ледяного .поля будет нарушена майнами,— возражал Бирюков, озабоченно нахмурив густые, еще темные брови, которые резко выделялись на костистом, обтянутом сухой, пожелтевшей кожей лице.

— На Иркутской ГЭС по льду провели шагающий экскаватор, Это тебе не автомашина!..

Николаю Звягину стало стыдно за свое опрометчивое суждение.

— Товарищи! — сказал Перевалов.— Перед тем как перейти к обсуждению технической стороны проекта, мне бы хотелось напомнить вам одно обстоятельство… Энергия нашей Устьинской ГЭС нужна не только для того, чтобы дать стране железную руду Красногорска. Вся Сибирь в лесах новостроек. Растут корпуса крупнейших в стране заводов алюминия и магния, воздвигаются гиганты черной металлургии и химии, переводится на электротягу Великая сибирская магистраль, закладываются новые угольные шахты и разрезы. Создается новая индустриальная база страны. Наша Устьинская ГЭС — ее могучее электрическое сердце. И не можем мы допустить, чтобы остановили нашу стройку.,.

— Семен Александрович,— с ласковой укоризной сказал старик Швидко,— надо ли нас уговаривать? Все мы душой приросли к этому делу. Давайте по существу.

— Начинайте, Терентий Фомич,— сказал Перевалов.

— Давайте по существу,— повторил Швидко.-— Нам известно, что не все согласны с проектом зимнего перекрытия. Полагаю, надо выслушать другую сторону. А потом будем решать.

— Резонно,— согласился Перевалов.— Кому слово? Теперь Евгению Адамовичу Калиновскому, даже если бы он и пожелал, отмолчаться было невозможно. Все, как по команде, повернулись к нему. Приходилось поднимать перчатку, брошенную старым Швидко.

Калиновский понимал, что положение его трудное. Конечно, большинство из присутствующих инженеров безоговорочно выскажутся за проект зимнего перекрытия.. В их глазах, особенно в глазах молодежи, авторитет Набатова как гидростроителя очень высок. К тому же за него Швидко. А за этим слава ветерана: строил Волховскую, первую гидростанцию в стране. Вряд ли кого удастся переубедить. И все-таки он, Калиновский, скажет свое слово. Во-первых,потому, что эффектная идея Набатова. сопряжена с большим риском. Конечно, может быть, и удастся ее осуществить, а может быть… И тогда вспомнят, придется вспомнить, что Калиновский, один только Калиновский, решительно возражал.

Во-вторых — и это главное,— Круглов, ясно сказал: вопрос о консервации стройки решен в министерстве. Следовательно, набатовская идея противоречит линии, определенной руководством. И следовательно, тем более категорично надо выступить против Набатова.

Но делать это надо спокойно и умно. С сугубо технических позиций.

Не все были знакомы с ораторскими приемами Евгения Адамовича, и первая его фраза многих насторожила и даже удивил.

— Я был не прав, говоря, что ряжевую перемычку снесет ледоходом,— сказал Калиновский и сделал многозначительную паузу.— Ее, конечно, не снесет. Но не снесет только потому, что к моменту ледохода никакой перемычки в русле реки еще не будет. Вернее, уже не будет. Я убежден, что в специфических условиях зимнего режима реки невозможно соорудить перемычку. Больше того, я утверждаю, что не удастся установить ни одного ряжа. Разрешите мне аргументировать свое утверждение цифрами.

Калиновский достал из портфеля пачку таблиц и разложил их на столе.

«Тоже подготовился,— подумал Перевалов.— Ну что же. Это и лучше. Потом никто не сможет упрекнуть нас в скоропалительном решении».

Он переглянулся с Набатовым. Тот успокоительно кивнул ему: видимо, подумал о том же.

— Мы располагаем подробными данными гидрологических исследований зимнего режима реки в створе перекрытия,— продолжал Калиновский.— У нас имеются цифры за несколько лет. Это позволяет нам уяснить основные закономерности гидрологии зимнего периода и предохраняет от случайных и незрелых умозаключений.

В течение нескольких минут Калиновский неторопливо, с обстоятельными пояснениями читал подготовленные им таблицы.

— Вывод ясен,— сказал он, закончив чтение таблиц,— переохлажденная во время прохождения через пороги вода образует значительное количество донного льда — шуги. Плотность потока возрастает, любое препятствие на его пути, в данном случае опущенный на дно ряж, будет сметено, Как карточный домик, порывом ветра. Это первое возражение.

— А всего сколько будет? — подчеркнуто грубо спросил Швидко.

— Вы сейчас услышите,— не принимая вызова, степенно ответил Калиновский.— Далее. Допустим, что удастся, по счастливой случайности, опустить ряж. Допустим, что даже удастся закрепить погруженный в майну ряж. Скопление льда перед препятствием вызовет подъем уровня воды. Создадутся дополнительные нагрузки на ледяное поле, уже ослабленное майнами, и оно не выдержит тяжести ряжей и динамических нагрузок от работающих механизмов. Это второе возражение.

— Об этом же я тебе говорил,— сказал Бирюков, пригибаясь к уху соседа.

Но Швидко, сердито мотнув лысой головой, оборвал его.

— И наконец, последнее возражение. Правда, уже чисто в теоретическом плане, ибо на практике дело до этого, конечно, не дойдет. Но поскольку Кузьма Сергеевич упомянул о возможности возведения верховой перемычки путем фронтального перекрытия реки со льда, я не имею морального права умолчать. Ибо эта идея представляется мне поистине зловещей по своим последствиям. Я говорю это с полным сознанием ответственности за свои слова. При отсыпке перемычки резко повысится уровень, и все ледовое поле в створе перекрытия будет разломано на куски. Погибнет не только вся техника, вывезенная на лед, но неизбежна и гибель людей. Рисковать жизнью людей никто не давал нам права.