Надя откровенно кокетничала с Федором Васильевичем, неохотно отвечавшим на ее вопросы.«И. чего она к нему прилипла?» — сердито думала Люба.Но Надю меньше всего беспокоили укоризненные взгляды подруги. Спускаясь по крутому трапу, она споткнулась, и Федору Васильевичу пришлось поддержать ее.

При этом Надя так искренне ахнула и так мило покраснела, что Федору Васильевичу и в голову не пришло заподозрить ее в чем-либо, кроме опрометчивости. Сама Надя с удовольствием повторила бы свою невинную хитрость, но больше к тому не представлялось случая, и она пожалела, что Федора Васильевича не было с ними, когда они спускались по крутому склону распадка.

Причал правого берега был расположен значительно ниже, и скорость катера увеличивалась стремительным течением реки. Низовой ветерок, еле заметный на берегу, здесь, на воде, обжигал лицо и пронизывал насквозь. Укрыться можно было только за узенькой будкой штурвального. Девчата привалились спиной к будке, а Федор Васильевич заслонил их с наветренной стороны. Надя и тут ухитрилась встать как можно ближе к нему, это оправдывалось теснотой и непогодой.

Но все старания ее завязать оживленный разговор остались безуспешными.Федор Васильевич отвечал односложно, нехотя. Надя попыталась напомнить ему забавную историю про вынужденную поездку Демьяныча в Ленинград, о которой слышала от Любы и Наташи.

Но и этот маневр ей не удался. Федор Васильевич сказал только, что в войну и не такое случалось, и разговор снова оборвался. Надя исчерпала всю свою изобретательность, и остаток пути проехали молча.

Когда поднимались с палубы катера на причал, у Нади был отличный случай еще раз споткнуться, но она не решилась.И на этом берегу автобус дожидался катера. Это было очень кстати, потому что все трое изрядно продрогли.

Федор Васильевич взял три билета до клуба «Строитель», и Надя снова повеселела.Но когда вышли из автобуса, Федор Васильевич провел их до угла, показал, как пройти к клубу, и распрощался.

— Федор. Васильевич? Вы же в клуб собирались! — с огорчением воскликнула Надя.

— Там сегодня молодежный вечер, стариков не пускают,—отшутился Федор Васильевич.

— Нет, серьезно! — продолжала настаивать Надя. И тогда Федор Васильевич ответил серьезно:

— Не могу, девушки. Демьяныч у меня болен. Надо накормить, напоить его. Как-нибудь в другой раз. До свидания!

Надя проводила его взглядом и, когда он скрылся за углом, сказала с обидой:

— С Наташкой пошел бы…

Кузьме Сергеевичу Набатову сопутствовала репутация человека решительного, действующего твердо, без сомнений и оглядок. Известно было, правда, что он часто говаривал: «Семь раз отмерь, один раз отрежь». Но так как он продолжал пословицу словами: «…но отрежь начисто. А еще лучше—-отруби!» — то все работавшие под его началом полагали, что насчет семикратного отмеривания сказано лишь для красоты слога. И вряд ли кто’ предполагал, что свои решения вынашивал он в длительных, трудных размышлениях и раздумьях.

Во всяком случае, никто из собравшихся в парткоме на экстренное, никакими планами не предусмотренное заседание не мог и допустить мысли, что Кузьма Сергеевич Набатов, как всегда подтянутый и чисто выбритый, провел трудную, бессонную ночь.

Вчера вечером пришла телеграмма. Начальник главка требовал выслать проект организации работ по зимнему перекрытию.Телеграмма была предельно ясна в своей лаконичности и в то же время загадочна.По ее тексту нельзя было определить, как же относится руководство главка к самой идее Набатова. Но догадаться было нетрудно, достаточно было вспомнить недавний разговор с представителем главка Кругловым, и Набатов не тешил себя никакими иллюзиями. Только опираясь на единодушное мнение всего коллектива стройки, мог Набатов отстаивать свои позиции.

Но будет ли мнение единодушным?Именно эта тревожная мысль и заставила Кузьму Сергеевича провести ночь без сна.Конечно, не оппозиция Евгения Адамовича и двух-трех заведомо его единомышленников тревожила Набатова.Волновало, как отнесутся к их замыслу опытные инженеры и рабочие, ветераны гидростроительства люди, покорившие уже не одну реку. Признают ли они оправданным и обоснованным риск, наличие которого он и сам не станет отрицать? Или же их опыт подскажет более осторожное решение, не противоречащее традициям, проверенным практикой?

Перевалов, разговаривая с Набатовым, в то же время радушно здоровался с каждым входящим в кабинет и делал пометки в лежавшем перед ним списке. Собирались дружно, в просторной комнате становилось тесновато. Не хватало стульев, и пришедшие последними устраивались на подоконниках.

— Пришли все, кроме твоего заместителя,—сказал Перевалов Набатову.— Будем начинать.

Набатов исподлобья оглядел собравшихся.

— Решил отсидеться. Не выйдет! — сказал он вполголоса и снял трубку.

— Кабинет Калиновского… Евгений Адамович, мы вас ждем.

Евгений Адамович, видимо, стал отговариваться, потому что Набатов насупился и сказал строже:

— С делами шестого участка разберетесь позднее. Сейчас прошу прийти в партком. Вы должны присутствовать на обсуждении.

Инженеры понимающе переглянулись. Все хорошо знали, о чем пойдет речь.

Через несколько минут вошел Евгений Адамович. Он .снял пенсне и, протирая запотевшие стекла, окинул присутствующих близоруким, недоверчивым взглядом. На его узком бледном лице, которому коротко подстриженные черные усики придавали несколько фатоватый вид, застыло выр’ажение учтивой предупредительности.

Сесть было негде. Перевалов принес из приемной стул и усадил Калиновского возле стола, рядом с Набатовым.

— Мы собрались, чтобы посоветоваться,— начал свою речь Набатов.— Все мы гидростроители. Настоящие гидростроители. И противник у нас настоящий. Река крутая и строгая. И створ трудный: ни острова, ни удобного берега. Чтобы зацепиться за дно, надо начинать с перекрытия реки. Начинать с того, чем обычно заканчивается сооружение гидроузла. По проекту река перекрывается летом, но нам надо выгадать год. Выход один: начинать перекрытие зимой, со льда…

Набатов говорил неторопливо, давая каждому, время обдумать сказанное.

— Не мне вам объяснять, что дело это сложное, трудное… и рискованное. Чтобы подготовить котлован для первой, очереди бетонных работ, надо перекрыть две трети русла реки. Никто и никогда даже не пытался перекрывать такую могучую реку зимой со льда… Не было такого в практике мирового гидростроительства!.. Но у нас нет другого выхода. Либо мы перекроем реку зимой, выгадаем время -и дадим через два года перзый ток, либо… либо надо согласиться с мнением главка: нашу стройку поставить на прикол и форсированно строить тепловую станцию.

— Позвольте, Кузьма Сергеевич,— перебил Набатова Калиновский.— Это не просто мнение главка. Насколько мне известно, это постановление коллегии министерства.

— Вам плохо известно! — резко ответил Набатов.— Пока что только проект постановления. И последнее слово здесь наше. Сумеем доказать, что дадим ток через два года,— наша возьмет. Не сумеем — проект станет постановлением, а мы все — бывшими гидростроителями. Обстановка, полагаю, ясна?

Никто не возразил. Набатов продолжал:

— Теперь по существу. Схема организации работ такова. Начинаем с того, что сооружаем продольную ряжевую перемычку. Ряжи будем рубить на льду испускать в подготовленные майны. Расчеты показывают, что лед выдержит эту нагрузку.

Калиновский дернулся на стуле, как бы пытаясь вскочить и протестовать. Набатов строго посмотрел на него и продолжал после короткой паузы:

— Расчеты также показывают, что мы можем до вскрытия реки закончить сооружение продольной ряжевой перемычки…

— Которую снесет во время ледохода? — не выдержав, наконец, вставил Калиновский.

Набатов не удостоил его возражением.

— …на всю ее проектную длину. Самое трудное здесь — прорубить майны под ряжи. Надо найти способ быстро и надежно резать двухметровый лед. Это: нелегко. Но зато эти два метра ледяной толщи позволят нам работать спокойно, как на сухом берегу. Выведем на лед всю технику: самосвалы, бульдозеры, экскаваторы. Сибирская зима всегда была для нас, гидростроителей, суровым противником. На сей раз превратим ее в союзника, в надежного союзника.