– Евлогий. Бедняга! – Вульфхер сокрушенно покачал головой. – Я с ним никогда не встречался, но судя по тому, что о нем говорят, он был хорошим и весьма образованным священником. Его даже не возвели на престол в качестве архиепископа. – Он вздохнул. – Говорят, что там случались чудеса.

– Сарацины и морские разбойники. Испания действительно в осаде.

– Сочинишь об этом песню?

Ингельд покачал головой:

– Я лучше напишу элегию для своего брата. – Он заерзал в седле. – Радмер едет в Рим. Радмер!

Вульфхер ничего на это не сказал. Они ехали колено к колену, причем Ингельд – на кобыле, позаимствованной в архиепископской конюшне, поскольку Буря отдыхала после двухдневного перехода из Донмута. Их конюхи предусмотрительно держались в доброй дюжине шагов позади них.

Ингельд, похоже, не собирался менять тему.

– Ты должен был поучаствовать в этом. Мы столько об этом говорили… – Его напряжение передалось лошади, и она заартачилась, стала вращать ушами в разные стороны. Ингельд наклонился вперед и погладил ее по шее. – Успокойся, красавица, успокойся. Это мои страхи, а не то, что может тебя напугать.

Вульфхер прищелкнул языком, и его лошадь немного ускорила шаг.

– Ты ведь только-только занял свой пост в донмутском монастыре. Почему ты захотел уехать оттуда так скоро?

Ингельд пришпорил и свою лошадь, чтобы не отставать.

– Только-только, говоришь? Прошло уже полгода, и зима приближается.

– Там ведь твоя мать.

– Мать, для которой я стал разочарованием. А еще мой упрямый и заносчивый брат, который находит удовольствие в том, чтобы перечить мне во всем. И моя не такая уж маленькая племянница. Я думаю, в ней присутствует боевой дух, но они раздавят ее, напирая с двух сторон. Как жернова. – Ингельд умолк, размышляя над сказанным. – Она должна дать им отпор. Ну а мне иногда хочется ее шлепнуть.

Вульфхера все это не интересовало.

– Радмер едет в Рим не по моему приказу, а по приказу короля.

– Но он включен в состав делегации, отправляющейся к Папе. – Ингельд с готовностью отбросил в сторону мысли о своих близких. – В этом должен был участвовать ты.

– Пенс Петра – это королевская десятина, не епископальная.

– Но делегацию к Папе посылают каждый год, причем без людей с телосложением Радмера. – Ингельд снова заерзал в седле. – Почему не я? Мы всегда считали, что было бы неплохо побывать в Риме.

– Да, а еще, что хорошо бы отправиться в Равенну и Константинополь. – Вульфхер поднял бровь; это настороженное выражение лица у него больше всего соответствовало обычной человеческой улыбке. – Мы еще отправимся в паломничество в ближайшие год-два, мой друг. И в Иерусалим съездим тоже, если захочешь. Но Осберт имел в виду, что несколько лет тому назад Ательвульф из Уэссекса тоже поехал в Рим со своим сыном и завел там новых могущественных друзей, причем подразумевается не столько Папа, сколько короли и принцы тех стран, через которые пролегал их путь.

– А еще нашел себе невесту – тринадцатилетнюю принцессу, если мне не изменяет память.

– Все верно, – сухим тоном отозвался Вульфхер.

– Тогда почему Осберт не поедет сам?

– Сейчас для этого не время. И ты сам это понимаешь.

Да, Ингельд это понимал. Радмер, возможно, считает его человеком поверхностным, но он умеет обращать внимание на нюансы. Ожесточенные политические интриги при дворе, наблюдаемые с безопасного расстояния, вызывали в нем то же острое запретное возбуждение, что и петушиные бои.

– Тилмон.

Вульфхер кивнул.

– Тилмона видели с Элредом, и их общение было таким близким, как никогда до этого. Это происходило к югу от реки Тис, где Элреда быть не должно.

Ингельд помолчал, обдумывая возможные последствия этого.

– Осберт, должно быть, обмочился от страха.

– Он хочет, чтобы они были у него под рукой и он мог бы следить за ними. Тилмону и Свите в Иллингхэме ничего не угрожает.

– Тем не менее он посылает Волка короля в Рим.

– Он показывает всему миру, что Волк короля по-прежнему ручной и по-прежнему выполняет его команды. И что монарх Нортумбрии имеет друзей даже во Франкии и Ломбардии, а также среди лютеран. – Вульфхер многозначительно посмотрел на друга. – Осберт злится на Радмера. Осберт считает, что сможет удержать Тилмона благодаря союзу между Донмутом и Иллингхэмом, а Радмер – просто упрямый дурак, который продолжает участвовать в войне, окончившейся семь лет назад. Мир изменился, но Радмер этого не заметил. Поэтому Осберт воспользовался этой возможностью, чтобы показать Радмеру, кто правит в Нортумбрии. И что хороший пес подчиняется своему хозяину. Сидеть. Прогнуться. Умереть за своего короля.

– И ты это одобряешь?

– А почему нет? – Вульфхер пожал плечами. – Осберт, может, и кузен мне, но я не думаю, что мне суждены те же взлеты и падения, что и ему. Пусть рискует сам. Так что да, одобряю, почему бы нет?

Ингельд задумался, искоса бросив долгий взгляд на узкое лицо друга. Вероятно, он прав насчет того, что у короля своя судьба, а у архиепископа – своя. Короли и их тэны подвержены капризам рока. Двор постоянно разъезжает по многочисленным резиденциям короля, от Дриффилда и Гудманхэма на юге до Бамбурга и Эдинбурга на дальнем севере, и лица там постоянно меняются, по мере того как одни обретают благосклонность монарха, а другие ее теряют. Однако благополучие и власть йоркского архиепископства были стабильны и непреходящи. Ему принадлежали блистательные соборы – Святого Петра, Премудрости Божьей, Святого Мартина, Святой Марии, Святого Григория. Крупнейшая библиотека на западе Милана. В Йорке всегда было что-то новое, что-то прекрасное, что-то такое, что уводило его от постоянно присутствующей угрозы скуки. И безысходности, которая еще страшнее скуки.

Снова взглянув на архиепископа, он обнаружил, что Вульфхер по-прежнему смотрит на него, подняв бровь.

– Знаешь, как говорят во Франкии?

– Как?

– Пока волка нет, маленькие лисята могут порезвиться.

– Ха.

Некоторое время ехали молча. Палило солнце, но в лицо дул освежающий бриз, а на севере, над холмами Хамблтона, начали собираться грозовые тучи.

– Нам нужно поворачивать обратно. – Вульфхер натянул поводья.

Ингельд заупрямился:

– Думаешь, нужно? Кстати, о волке. Мы могли бы отправиться в холмы. Поискали бы сейчас следы, а потом вернулись бы с собаками.

Вульфхер вздохнул:

– Ты ничего не заметил, маленький лисенок? Мы с тобой больше уже не простые послушники.

– Правда, милорд архиепископ? Как это произошло? – Демонстративным жестом Ингельд повернул голову своей лошади к югу.

Местность здесь была ровной, и они какое-то время скакали рысью.

Вульфхер был прав. Он слишком расстроен и испытывал нелепую детскую обиду из-за того, что брату доверили такую исключительную миссию. Но отсутствие Радмера могло принести ему определенные выгоды. Над этим нужно было подумать.

Наконец показались крыши и стены высокого Йоркского собора.

– Давай, поскакали! – крикнул Ингельд. Может, они и не послушники уже, но будь он проклят, если позволит своему лучшему другу без борьбы поддаться возрасту. – Я обгоню тебя.

Как только кто-то крикнул, что видит парус, Радмер пошел к конюшням.

– Скажите Элфрун, чтобы пришла ко мне.

Он вскочил на покрытую попоной спину Хафока и направился к холму, склон которого начинался прямо за двором. Трава в конце лета была высокой и расцвеченной розовыми и золотистыми шапками созревших семян с редкими пятнами последних лютиков; все казалось укрытым сплошным маревом, зеленым с золотом, хотя восточный ветер, шевеливший траву и поднимавший рябь на лугах, был таким же сердитым, как и в последние два дня. Этот ветер и пригнал наконец-то корабль – на несколько недель позже оговоренного срока. Ягнята этого года, которые уже так подросли, что почти не отличались от своих матерей, при его приближении бросались врассыпную, тряся хвостами. Когда он добрался до ряда курганов, с берега воспринимавшихся как гребень холма, он замедлил шаг и оглянулся.