Это его рубашка, с удивлением подумала Ким. Она в его одежде.

И это открытие заставило её покраснеть.

— С вами всё в порядке? — Эсперанса постучала к ней в дверь, — Я могу чем-нибудь помочь? Мисс Паркер?

Ким оторвала руки от раковины, и пошатываясь, открыла дверь.

— Я хочу принять ванну. Но боюсь, что не справлюсь одна. И вещи, где мои вещи? Мне нужны мои вещи. — Хрипло прошептала она. — Надо надеть свою одежду.

А не его.

— Вещи? — Женщина недоуменно посмотрела на неё. — Господин привёз Вас на прошлой неделе без сознания, всю в крови и в порванной юбке и блузке. Я даже не пыталась стирать эти вещи, восстановлению они не подлежали. Простите.

Ким кивнула. Жаль. Возможно, если бы она увидела свои вещи, то хоть что-нибудь бы вспомнила.

— Мне нужно принять ванную. — Медленно повторила она. — Хочу смыть с себя всю эту засохшую кровь. И надеюсь на вашу помощь.

— Когда Господин Вас привёз, то я обработала все ваши порезы и промыла их перекисью. Принять ванну, это хорошая идея. Я помогу, не переживайте. И ни в коем случае не волнуйтесь. Хозяин строго настрого запретил Вас расстраивать.

Ким рассеяно смотрела, как бежит вода в большую белую ванну. И отметила, что не впечатлена богатством и размерами данного помещения. Странно? Может быть, это для неё не в новинку, купаться в огромной мраморной ванне? Да кто же она такая?

— Эсперанса, а где моя семья? — Ким сидела по грудь в горячей пенной воде. Порезы щипали от воды, но это было терпимо. Терпимее, чем постоянная головная боль. — Я ничего не помню, но ведь должны же у меня быть родственники, родители, братья или сестры. Хоть кто-то, кто меня бы знал. Кто может мне всё рассказать.

— Мистер Блеквуд ничего не говорил о Вашей семье. Он только представил вас, как свою невесту, и всё. Да мы и не расспрашивали.

— Это странно, — проговорила Ким, чувствуя, как руки экономки бережно моют ей голову. Ким ещё раз взглянула на свои собственные, ещё довольно непослушные слабые руки, и невольно отметила, что на запястьях виднеются синяки, идеально ровной формы, змейкой оплетающие обе её руки. Тоже последствия аварии?

Впрочем, на всем её теле было столько ран и порезов, что зацикливаться на каких-то конкретных синяках не имело смысла.

— Эсперанса, а что ещё говорил про меня Мистер Блеквуд? — Ким нарочно не назвала его по имени. Так ей было проще. Она ещё не готова принять ту реальность, что ей сегодня открылась. Пусть будет просто мистер Блеквуд. Без имени. Пока.

— Говорил, что привёз свою невесту. — Эсперанса задумалась. — Пожалуй, это и всё. Вызывал врача несколько раз к Вам. Потом подолгу с этим врачом в своем кабинете переговаривал. Ну да мне-то он не отчитывается ни о чём, — женщина простодушно улыбнулась. — Может лучше Вам самой у него расспросить, что к чему?

Ким кивнула, отмечая, что стала лучше разбирать быструю речь женщины. Это её порадовало. Некоторые слова ещё были ей непонятны, но общий смысл фраз уже был доступен. Скоро ей станет лучше, подбадривала она себя. Еще немного, и она придет в норму.

Позже, заставив себя немного поесть, и закутавшись в безразмерный махровый халат, Ким лежала одна в своей тёмной спальне. Эсперанса ещё долго суетилась вокруг неё, прежде чем уйти. Женщина обработала все порезы и ссадины каким-то раствором, на бедре даже пришлось накладывать повязку-пластырь — после ванной глубокая рана снова закровила. Затем экономка аккуратно расчесала волосы Ким, и наконец, оставила её одну.

Ким чувствовала себя разбитой, от небольшого усилия начинала нестерпимо болеть голова. После легкого ужина к мигрени добавилась ещё и тошнота. Отлично просто. Большего не стоило и желать.

Шторы на окнах были плотно задвинуты, Эсперанса пояснила, что это доктор рекомендовал оградить её от яркого света. И сейчас Ким не могла предположить, какое время суток за окном. Она ещё долго, не двигаясь, лежала на большой кровати, рассматривая высокий балдахин, потолок и медный канделябр с маленькими лампочками. Девушка сама не заметила, как уснула.

Ей снилась трасса. И разметка на дороге мелькала быстро-быстро. Сливалась в одну сплошную линию. Руль в её руках дрожал, не слушался. Весь салон вибрировал. И Ким знала, что сейчас случится что-то ужасное. Знала, но ничего не могла предотвратить. Во сне ей владела паника. Страх и обреченность.

Раздался хлопок.

Девушка вскрикнула, вырываясь из оков сна, и почувствовала, как её тут же обняли чьи-то сильные руки.

— Всё хорошо, — тихо сказал Коул, прижимая её к себе. — Я зашёл проверить, как ты. И видимо не зря.

Ким ощутила, как мужчина поднял её с подушек, словно ребёнка, и усади к себе на колени. Тёплые сильные руки обнимали её, одной рукой он легко прошелся по её волосам, успокаивая.

— Всё хорошо, — повторил он.

Лучше бы он этого не говорил.

Ким уткнулась носом в его рубашку, стараясь взять себя в руки. Не получалось. Она глубоко вздохнула, всеми силами стараясь не плакать, но когда тебя успокаивают, то остановиться намного труднее. Практически не возможно.

Всхлипнув, она сама обняла его за шею.

— Мне страшно, — содрогаясь всем телом, выдавила она, стараясь удержать дрожащие на ресницах слезы. — Я не могу так больше. Не могу. Мне страшно.

— Что тебе снилось? — мягко поинтересовался мужчина, продолжая гладить её длинные вьющиеся волосы. — Ты что-то вспомнила? Расскажи мне.

Девушка отрицательно покачала головой, прижавшись щекой к его широкой твёрдой груди. И только сейчас осознала, что верхние пуговицы у его рубашки расстегнуты, и она кожей касается его тела. Вьющиеся волосинки щекотали ей нос. И наверное, нужно было отстраниться, но Ким так надо было сейчас ощутить чью-то поддержку. Ощутить чьё-то участие. Чтобы не одной пробираться сквозь тьму её потерянной памяти.

— Все хорошо, — мягко, обволакивающе повторил Коул, продолжая ее успокаивать.

Она ощущала его ладони, сильные и теплые. Его дыхание, размеренное, глубокое. И расслабилась у него на руках, прижавшись к груди.

Так легко поверить, что все будет хорошо, когда рядом сильный и уверенный мужчина. И он крепко держит тебя в своих руках, от которых по телу разливается тепло и покой.

— Я боюсь, — тихо призналась она, глядя на воротник его рубашки, намокший от ее слез, — Я боюсь одиночества.

— Ты не одинока, — твердо сказал он. — Я с тобой.

— Но ведь и тебя я не помню. — Она снова всхлипнула, и прикоснулась лбом к его шее. И почувствовала, как он крепко обнял ее, притягивая вплотную к себе.

Постепенно всхлипы её стихли, и Ким просто сидела, прижавшись к мужчине. Он перестал гладить ее волосы, и девушка теснее ощущала его руки, кольцом сомкнувшиеся на её талии, его дыхание, глубокое, размеренное. И его запах. Запах мужского парфюма и чего-то еще. Чем пахнут мужчины? Ким вдохнула глубже, надеясь, что его запах поможет ей вспомнить его. И в тоже время почувствовала, как его руки сильнее прижали её к нему.

Постепенно до неё дошло, у кого на коленях она сидит. Девушка попробовала отстраниться, но мужчина её не пустил. Сильные руки, словно тиски, притянули её к нему обратно.

— Тише. — У самого её уха сказал он. — Не думай.

— О чём?

— Ни о чём не думай. Здесь только я. Тебе нечего бояться.

Ким была другого мнения, она снова попыталась отодвинуться, но Коул держал её слишком крепко.

— Не думай, — повторил он. — Это всего лишь я.

— Вот-вот.

— Неужели я такой страшный? — Усмешка.

— Ну, вообще-то, да. — Честно сказала Ким, и почувствовала, что краснеет. Хорошо, что в спальне царил полумрак, и он не может видеть её смущения. Кимберли кожей ощутила, как мужчина ухмыльнулся, услышав её ответ.

— Не бойся, — так же мягко сказал ей Коул, и пальцами легко провел по ее щеке. — Я не сторонник физического насилия над женщинами, и ничего с тобой не сделаю. Без твоего согласия. — Но вопреки своим словам сильнее стиснул её талию рукой, прижимая девушку к своей груди.