— Так нужно, — ровным голосом произнёс он.
— Почему? Ты ведь говорил… — мой голос стал бесцветным и глухим, как будто вмиг я растеряла всё тепло и ощущение своего Пламени. Вот так оказывается легко выбить почву из-под моих ног. И где же сила?
— И не отказываюсь от своих слов, — сказал Элигор, касаясь моего лица и заставляя смотреть на себя. — Но здесь и сейчас мы действительно должны попрощаться.
— Я не понимаю…
— Ничего. Ещё поймёшь. Ты единственная, в кого я верю и верил всегда.
Я крепко стиснула зубы и постаралась не плакать и остановить рвущуюся изнутри истерику, мешавшую трезво оценить происходящее. Всё же было хорошо, и, вдруг, мне нужно уходить, прощаться. Ведь я думала, что вместе с ним отправлюсь навстречу своему предназначению. А вот, выходит, что оно только моё и неделимо.
Как же горько осознать это так неожиданно. Как клинком в сердце. Послать бы всё к чертям, да только, кажется, поздно. Где-то в глубине теплится упрямое стремление сделать всё правильно, потому что Он верит. И это сильнее всех истерик и непонимания.
В какой-то момент я словно в трансе осознала, что не отступлю. В порыве схватила его за руку, мимолётно прикоснувшись губами к тыльной стороне ладони и прижав к груди. Затем посмотрела на него, отчаянно стараясь не сорваться на раздирающие меня эмоции, и поцеловала, выдохнув в губы слова о том, что и я в него верю.
Спустя один головокружительный миг, я выпрямилась и, взглянув на госпожу Голубку, кивнула. Та мягко улыбнулась в ответ и, приблизившись ко мне, коснулась пальцами моих висков. Тут же стало тепло, спокойно, и всё поглотило ровное золотое сияние.
Когда свет рассеялся, я с немалым удивлением обнаружила себя сидящей на тёмно-алой софе посреди какого-то модного салона. Здесь имелось множество зеркал, стояли ряды вешалок с одеждой, а в отдалении у стены виднелся шкаф с обувью. Госпожа Голубка, поправляющая причёску у одного из зеркал, озорно подмигнула мне через отражение.
— Ты ведь не можешь отправиться навстречу своей судьбе в этом, — подсказала она.
Я пожала плечами. Откровенно говоря, я редко обращала внимание на то, как одета, за исключением некоторых частных случаев. Но сейчас…
— Неужто, это так важно? Разве нельзя просто создать усилием воли?
Женщина мелодично рассмеялась, будто услышала какую-то шутку.
— В твоём случае, ничего создавать не нужно. Это слишком ненадёжно. Когда же каждая деталь имеет значение, ещё и опасно, — загадочно пояснила она.
Понятно, что всё очень запутанно. Могу ли я доверять Голубке? Сердце подсказывает, что могу. А значит, остаётся положиться на неё и принять её помощь с благодарностью.
— Только не смотри на меня как на монстра, я не собираюсь истязать тебя примерками, — вдруг проговорила она, останавливаясь напротив. — Твоё платье уже давно готово, идём.
Она проводила меня в комнату, где на манекене красовалось роскошное бальное платье, глубокого чёрного цвета с серебристо-белыми вставками на юбке. Я никогда не носила ничего подобного и замешкалась бы, но Голубка быстро пришла на помощь и помогла мне одеться. Наряд действительно сидел как влитой, облегая руки, грудь и талию, а свободная летящая юбка не стесняла движений.
— Прекрасно, а теперь покружись, — попросила госпожа Голубка.
Я выполнила её просьбу и даже рот открыла от удивления, когда платье вспыхнуло звёздными искрами.
— Присядь и примерь туфли, — женщина с загадочным видом вручила мне коробку.
Сняв крышку, я обнаружила алые башмачки с широким устойчивым каблуком и ремешком, застёгивающимся на щиколотке. Они тоже пришлись мне впору, и я хотела уже встать, чтобы взглянуть, как это будет смотреться в целом и сочетаться с платьем, но меня остановили. Не теряя времени, Голубка решила здесь, и сейчас поколдовать над моей причёской. Пришлось смиренно сидеть добрых полчаса, пока она не закончит.
Вытянув ногу, я полюбовалась туфельками и не смогла удержаться от вопроса:
— Почему они красные, а не чёрные, под цвет платья?
— Твой Путь стоил крови, и твоей и чужой, но ты продолжаешь идти, — она произнесла это отстранённым будничным тоном, но от сказанных слов мурашки по спине побежали. Вдруг я с особой чёткостью осознала, что там, куда пойду, обо мне будут знать даже больше меня самой.
Но чего же страшиться, если снова позади горят все мосты и путь к отступлению отрезан? Осталось идти только вперёд, до конца, который станет новым началом.
Закончив причёску, Голубка обошла меня и с явным удовлетворением во взгляде, кивнула.
— Настала и наша очередь прощаться, — сказала она. — Я рада, что наши пути пересеклись и всё сложилось именно так, а не иначе.
Со мной опять прощались. Как будто я уходила навсегда и никогда больше не вернусь. Но сил пугаться больше не было. Самое страшное уже произошло и позади — я попрощалась с тем, кого нет у меня дороже.
— Благодарю тебя за всё, я тоже рада тому, что знала тебя.
Голубка кивнула и с улыбкой сделала взмах рукой, указывая на большое зеркало в полный рост в тёмной старинной раме.
— Подойди.
Я послушно подошла к зеркалу и остановилась в шаге от него, рассматривая своё отражение, которое не узнавала. Волосы были слегка собраны у висков и украшены сверкающими, будто маленькие звёздочки заколками, а свободные локоны лежали на плечах и спине.
Но большее внимание привлекли глаза двойника, в которых на мгновение метнулось и погасло зелёное марево, сменившееся вдруг синевой. Когда я попыталась присмотреться, зрачки расширились, и зеркальная поверхность дрогнула, покрываясь рябью. Собственное отражение вдруг вскинуло руки, преодолевая тонкую грань и хватая меня за плечи, а затем дёрнуло на себя, беззвучно смеясь. Проваливаясь в зеркало, я не успела не то что схватиться за раму, но и испугаться.
Впрочем, через мгновение бояться уже было нечего — я осталась совершенно одна, посреди тёмного длинного коридора. Где-то далеко брезжил свет и слышался призрачный голос мелодии, но расстояние казалось бесконечным, за спиной остался только непроглядный мрак. А ещё я с удивлением обнаружила, что вокруг становится нереально холодно и изо рта вырываются облачка пара.
Зябко поёжившись, я повела плечами и решительно направилась к свету. Перестук каблуков словно отсчитывал время, оставшееся до финала и, отражаясь от стен, разносился по коридору эхом. Темнота вокруг пришла в движение, нашёптывая что-то о настоящих ценностях и моля обратить внимание на картины, которые она рисовала для меня. Но я не поворачивалась, даже когда замечала краем глаза что-то знакомое во тьме. Прошлое, каким бы значимым для меня не казалось ранее, было не важнее того, что в меня верят. И мне достаточно помнить об этом, чтобы идти вперёд. А то, что истинно, не исчезнет.
Видения испарятся, истают как дым. Останется только настоящее. И дверь в него уже открыта и манит своим сиянием.
До приоткрытой створки действительно оставались считанные шаги, которые я преодолела, уже совершенно не помня себя от волнения. И застыла, ослеплённая ярким светом. Когда снова обрела способность видеть, обнаружила себя стоящей на возвышении у перил лестницы, которая вела вниз, в просторный зал, исполненный в чёрных и белых тонах.
Негромкая музыка, звучавшая до того как я вошла в зал, стихла, не оставляя сомнений в том, что ждали именно меня.
Многие из собравшихся здесь мужчин и женщин казались смутно знакомыми. Их взгляды были устремлены на меня, некоторые тихонько переговаривались. На первый взгляд это были обычные люди, но ощущение силы, исходящее от них зашкаливало все мыслимые пределы. Я едва не оступилась, но внезапно меня ловко поддержали под руку.
Резко повернув голову, я встретилась с тёмно-зелёными глазами, знакомого демона, которого не сразу заметила.
— Я знал, что ты придёшь, — сказал он без привычной усмешки. — Идём, все ждали только тебя.
— Бел, что происходит? — спросила я шёпотом.
— Увидишь.
По правде говоря, в зале, центр которого украшал орнамент с многолучевой чёрно-белой звездой в центре, моя решительность немного поутихла. Но я честно старалась сохранять достоинство и шла с гордо поднятой головой к подножию другой лестницы. Она была поменьше, но тоже вела к дверям. Не выдержав напряжения, я быстро обернулась.
