— И всё же, если вам что-нибудь нужно, только скажите.

— Только две вещи, — сказала я, тут же завладев его пристальным вниманием. — Я хочу поскорее выбраться отсюда, а ещё мне нужна правда.

— Мне сказали, что вы пробудете здесь ещё дней десять, как минимум, — «обрадовал» меня он и поспешил добавить: — Врачи говорят, что вы ещё легко отделались.

— И вы не пострадали…

— Простите, я…

— Только не извиняйтесь, это был мой выбор.

— О чём вы говорите? Я просто не справился с управлением.

Я устало вздохнула и отвернулась. Похоже, он до сих пор не был настроен на откровенные разговоры. Мне же казалось, что сейчас не лучшее время для того, чтобы делать вид, будто произошедшая авария — результат обычного стечения обстоятельств, вроде гололёда и неполадок управления.

— Можете ничего не говорить. В общих чертах я знаю о том, что происходит, — проговорила я негромко, уверенная в том, что Габриэль ловит каждое моё слово. — Только прошу, не нужно делать вид как будто вы ничего не знаете. Со стороны это выглядит глупо.

На некоторое время повисла тишина, нарушаемая лишь приглушёнными звуками больничной суеты, доносящимися из коридора. Я по-прежнему не смотрела на Габриэля и думала, что сейчас он просто поднимется и выйдет. В лучшем случае скажет, что я не в том положении, чтобы добиваться правды…

— Знаю, — вдруг сказал он и коснулся моей руки, нервно вцепившейся в простыни.

Только тогда я вновь посмотрела на него, встретившись взглядом и чувствуя, как перехватывает дыхание.

Сейчас, когда он признал мою правоту, его карие глаза не просто потеплели, а отражали нечто запредельно-неземное и пронзительное, как острие всех взятых вместе непоколебимых истин. Так могут смотреть боги и духи, но не человек.

Он позволил мне прикоснуться к тому, что тщательно ото всех скрывал — к своей сути. И теперь я многое поняла…

Ему приходится настолько надёжно скрывать себя, что это ограничивает его сущность, делая уязвимей и лишая возможности быть чутким к изменениям в незримом для людей мире. О том, как это ломает с одной стороны и как с другой подчас становится невыносимо тяжело, я знаю не понаслышке.

Прочитав в моих глазах понимание, Габриэль тихо усмехнулся, разрушая этот миг бессловесного откровения и тем самым восстанавливая привычный ход времени.

Тут мне бы впору опомниться и устыдиться своей настырности, но я просто не успела этого сделать, неожиданно услышав странную просьбу своего начальника.

— Больше не обижайтесь на меня, — просто сказал он.

Не в силах скрыть удивление, я кивнула и тихо откликнулась:

— И вы на меня.

Секунду-другую мы ещё смотрели друг на друга, но потом, не выдержав, одновременно рассмеялись.

До чего же иной раз всё забавно складывается в этом мире. Мы слепо блуждаем в нём, полагаясь только лишь на свои чувства. Надеемся, стараемся верить… ждём ветра, что разгонит непроглядный туман и солнечных лучей, уничтожающих липкий влажный холод. И не всегда понимаем, что лучшее из возможного сейчас — это встреча такого же как и ты путника.

***

Я не только выжила в аварии, но действительно относительно легко отделалась и последние дни перед выпиской уже изнывала от желания выйти отсюда, смыть с себя запах лекарств и одеться во что-то домашнее, что не будет напоминать мне о больнице. А ещё я решила, что не буду долго отсиживаться дома, вернувшись на работу как можно скорее.

Но едва оказавшись дома, я поняла, что на самом деле всё обстоит не так радужно, как мне представлялось. Меня ждала уборка, неоплаченные накануне счета и походы по магазинам. Да и Габриэль воспротивился моему скорому возвращению, очевидно посчитав, что мне необходимо время, чтобы окончательно придти в себя.

Вздыхать и сетовать на судьбу, я не стала, сразу принявшись разбирать все накопившиеся дела. Почему бы и нет, когда это, вдобавок ко всему, поможет мне отвлечься и не прислушиваться к тишине квартиры.

Возвращение моё выдалось на погожие зимние дни и с морозно-синего неба ярко светило солнце, искрясь на выпавшем накануне снегу. Не боясь простудиться, я полной грудью вдыхала холодный воздух, жмурясь и подставляя лицо ветру. А последнего на старом мосту, через который я шла пешком, хватало вдоволь.

И привычно остановившись посередине, я облокотилась на перила, глядя на укрытый дымкой горизонт, где исчезала узкая, так и не замёрзшая лента реки, казавшаяся сейчас чёрной.

Ощутив небольшую усталость с непривычки, я удостоверилась в том, что никого поблизости нет, и попыталась сотворить сферу жизни. Только едва вспыхнувший в руках бело-золотой шар вдруг погас.

На миг мне показалось, что он просто бесследно растворился в воздухе, но в груди вдруг знакомо обожгло. Затем жжение начало нарастать, пронизывая насквозь, и неожиданно утихло, оставляя после себя лишь ощущение спокойствия и тепла.

Понимая, что во мне произошли изменения, я прислушалась к своим ощущениям и тут краем глаза заметила проблеск ярко-голубого света справа. Расправив плечи, я яснее почувствовала тёплую тяжесть за спиной и, улыбнувшись, взмахнула пламенеющими крыльями…

Комментарий к К свету

Глава прошла на золотом, но в конце есть отсылка к “Сфере жизни”, которая ассоциируется у меня с чем-то таким: https://pp.vk.me/c626629/v626629380/12955/-PSEKyqFEac.jpg

Да, кстати, стих “О пламенеющих крыльях” (возможно, кто-то его помнит) как раз связан с этой главой https://ficbook.net/readfic/4273686

========== Черта ==========

И шепот холодит гортань

Послушай истину, поверь

Ведь ты не знаешь, кто сказал —

Ты Демон, ты Демон — Зверь

Джем — «Демон»

Возвращаться непросто. Особенно в тех случаях, когда возвращение подобно воскрешению…

Когда в твою жизнь врываются события, навсегда изменяющие привычный порядок вещей, разрывают на «до» и «после». Приходится делать над собой немалое усилие, чтобы жить как прежде. Или притворяться, для того, чтобы не вызывать недоумённые взгляды окружающих и не отвечать на их странные вопросы.

Ты изменилась?

В ответ лишь остаётся пожимать плечами. Я действительно не знаю, что отвечать в случаях, когда вопрос таит в себе претензию. Внешнее и наносное меняется всегда, как одежда, настроение или погодные условия.

Привыкли видеть хрупкую девочку в лёгком летнем платье? Смею напомнить очевидное — зимой ей было бы очень холодно.

Но есть вещи, которые остаются незыблемыми. Неприкосновенными. Та суть, что изменить не под силу никому. Искра может сиять ярче или почти угаснуть, но она не изменит своей природе.

Если бы все это понимали, то не возникало бы и неудобных вопросов. Только, к сожалению, всё обстоит далеко не так. И спорить бесполезно.

Ты стала злой.

Это вызывает кривоватую улыбку. Поверх моих одежд броня и крылья порой отливают стальным блеском, но это по-прежнему я. Только доказывать я этого никому не стану.

Кто же ты?

Всё то же бездушное чудовище, в зрачках которого отражается объект его внимания. Чьи отражения там будут сегодня? Тех, кто готов обманываться, не признавая истины. Рискующих однажды не увидеть своего отражения и затаить обиду, сказав о том, как я изменилась, какой злой стала. А ведь я не лгала.

Мне жаль…

Жаль того, что так мало желающих видеть суть и так много тех, кому дороги собственные отражения.

Поэтому так тяжело возвращаться. Использовать старые маски, грани, как я их называю, зачастую неприятно и возможно так же абсурдно, как если бы змее пытаться влезть обратно в сброшенную шкуру.

Есть обстоятельства, которые проводят черту между внешним и внутренним. Они не меняют. Напротив, помогают обрести себя. Я помню об этом. И потому, узнав о том, что на работу вернуться вот так сразу нельзя, некоторое время после выписки провела в полном одиночестве. Особенно сильно не хотелось заявляться к родственникам, которым по моей просьбе так и не сообщили о случившемся. Благо мне и без того было чем заняться…