Переждав приступ головокружения, Зофка протянула руку в сторону соседки.

– Эй, – из горла вместо звуков вырвался хрип, но даже этого хватило, чтобы хозяйка кровати стремительно обернулась, взметнув нечёсаной гривой остриженных по-лагерному волос, отпрянула к стене и страшно закричала на одной ноте, сверкая на Зофку сумасшедшими глазами.

– Не вопи, – умоляюще зашептала она, – я не причиню тебе зла, тихо, тихо! Я такая же, как ты, смотри, я тоже как ты, я подопытная. Я даже встать не могу! У меня ноги… Видишь мои руки? Видишь? У тебя такие же, смотри, – она подняла руку, морщась от натуги, и показала ее сумасшедшей - всю исколотую иглами, истерзанную, почти не имеющую живого места.

Зофке тоже хотелось выть от охватившего ее страха, в голос, громко, но даже попробуй она это сделать – ничего бы не вышло. Голос отказался ей служить, и повысить его выше того хриплого шепота, которым она говорила, она не смогла.

Дождавшись, пока товарка успокоится, Зофка заговорила снова, медленно, почти речитативом, даже не задумавшись, что женщина, возможно, и не поймёт её родного польского:

– Я Зофка. Понимаешь меня? Меня зовут Зофка. А тебя как? Ну, не бойся, скажи. Я не причиню тебе вреда.

Женщина волком смотрела на неё из-под слипшихся сосулек волос. И ответила тогда, когда Зофка уже почти потеряла надежду на ответ:

– Магда.

– Ты тоже полька? – Зофка, почувствовала, как отлегает от сердца.

– Да, – односложно ответила та, всё ещё настороженно оглядывая любопытствующую.

– Где мы, ты знаешь?

Молчание.

– Давно мы здесь? Ты – давно?

Снова молчание, и только проявилась в глазах Магды затаённая боль, как призрак того, что делали с ней.

Зофка задумалась. То, что Магда была в таком состоянии, прямо указывало на то, что над ней также издевались, скорее всего, даже кололи препараты, подавляющее и дурманящие сознание - морфий, например. Но то, что она могла и отвечать на прямо заданные вопросы, уже давало надежду. Зофка собиралась задать ещё вопрос, но тут дверь палаты распахнулась.

Вошедший в палату Менгеле лишь первую секунду удивлённо таращил глаза на бывшую спящую. В следующий момент он сделал несколько быстрых шагов в сторону кровати и нанёс точный удар ребром ладони по незащищённой шее женщины.

Зофка упала лицом вперёд, в пелене боли чувствуя, как соскальзывает с кровати на бетонный пол, а в следующую секунду она уже оказалась в воздухе - её тащил на руках дюжий санитар, унося из палаты, где стоял, задумавшись, Менгеле и билась в истерике темноволосая Магда.

========== 6. Начало поиска ==========

- Да они там совсем обалдели? Какая методичка, вы о чем?! Сессия на носу! Вот приму все экзамены и буду писать! У меня семь групп сдают, вы смерти моей хотите?! – Саша лихо подрулила к очередному перекрестку и, не слушая возражений, доносящихся из трубки, гаркнула: - Ничего и знать не хочу! После сессии буду делать методичку! Все, я сказала!

Нажав на кнопку отбоя, она раздраженно кинула телефон поверх лежащей на соседнем сидении папки. Нет, это просто уму непостижимо! Надо им, видите ли, обновить методичку к конференции. Раньше сказать не могли? Неделя до сессии, тут не то что методичку делать, просто выспаться бы!

Она бросила задумчивый взгляд на папку. Нет, все. К чертям и работу, и декана, и всех остальных. Сегодня она будет разбирать то, что пришло по ее запросам из Польши и Германии.

Поговорив с бабушкой, Саша сделала запросы во все архивы и хранилища, в какие только могла. Потом посоветовалась с сотрудниками областного государственного архива и отправила еще столько же. Как она и предполагала, из многих пришли отказы. Причины были однотипными: либо информация отсутствует за давностью лет, либо находится вне открытого доступа. Но кое-что пришло. И это кое-что ей предстоит перевести с польского и немецкого и попытаться свести в одну кучу с теми документами, что попали к ней от Локи.

Помимо архива, ее беспокоило еще кое-что. Сны. Они снились не часто – еще два или три раза с момента первого, но повторялись с абсолютной точностью. И просыпалась она в тот момент, как видела лицо второго человека, входящего в палату, и узнавала его. Каждый раз после подобного пробуждения она не могла не то что заснуть, а просто оставаться в кровати. Она выбиралась из-под одеяла, брала в охапку кота и шла на кухню, где сидела до утра с включённым светом. Каждый раз после пробуждения ее била дрожь ужаса и узнавания. В палату, где находилась женщина со знакомым ей лицом, входил Локи, затянутый в черную эсесовскую форму. На его губах играла легкая полуулыбка, взгляд был спокоен и расслаблен. И этот взгляд каждый раз встречался с ее глазами, прошивая насквозь, словно тоже узнавая. Хотя в этом сне Саша не находилась в комнате, будучи лишь наблюдателем, ощущение того, что Локи из сна знал о ее присутствии, не отпускало. И от этого становилось по-настоящему страшно. Перед глазами вставали воспоминания: ночь, темный дом, ледяной пол, обжигающий босые ноги, ночная дорога и дикий страх просто включить фары; летящий молот и страшный удар, чуть не отправивший ее на тот свет… и глаза того, благодаря кому ее голова осталась цела в тот раз.

Он не появлялся с того самого момента, как откликнулся на ее отчаянный призыв о помощи и спас от трех головорезов*. С прошлой осени и не появлялся, что ее совершенно не расстраивало. Расстраивало то, что вернуться он мог в любой момент и запросто разрушить спокойную и устоявшуюся жизнь.

Наконец-то загорелась зеленая стрелка на светофоре, разрешающая движение прямо, и, вдавив педаль газа в пол, Саша унеслась со светофора, оставляя коллег-автомобилистов позади.

Добравшись до дома, покормив кота и поев сама, она засела за перевод. Большая половина бумаг оказались просто бесполезны для решения стоящей перед Сашей задачи. Внимание привлекли только два документа: ответ из центрального государственного архива Польской республики, сообщавший о том, что Магда Дженгилевская проживала на сопредельной с Советским Союзом территорией, была замужем и имела сына, и оттуда же была отправлена в концентрационный лагерь. Других данных ответ не содержал. Второй документ пришел из немецкого архива и являлся официальной справкой, что Магда Дженгилевская в списках погибших и пропавших без вести не числится. Это, конечно, ни о чем не говорило, особенно в свете цифры сгинувших в печах Освенцима, но давало шансы на дальнейшие успешные поиски.

Разложив перед собой документы, Саша зависла, тупо глядя на буквы, скачущие по листам бумаги. Мозг пытался найти причину, по которой эти документы оказались у нее, причину, которая все-таки заставила ее пересилить сомнения и страх и заставить заниматься разработкой темы. Мысли ходили по кругу, образуя причудливые хороводы из выводов, но эти выводы так или иначе возвращались к снам и когда-то услышанной фразе: «Вы, люди, бездарно мало используете возможности своего мозга… Ты, например, можешь видеть так называемые вещие сны…»

Вещие сны. Года три назад она бы просто рассмеялась в лицо тому, кто бы ей это сказал. Сейчас Саша уже не была столь категорична. И, в который раз прокручивая в голове сон, она пыталась понять, откуда она может помнить женщину на кровати и что там мог делать Локи в форме немаленького чина СС. Он там явно с какой-то целью. Но с какой? И при чем тут немецкая форма времен войны? Тогда уж это не вещий сон, а своеобразное воспоминание, каким-то образом образовавшееся в ее голове.

Просидев добрых полчаса, она взяла в руки телефон и набрала номер, реализовывая неожиданно пришедшую мысль. После череды гудков в трубке раздался недовольный голос:

- Але!

- Здорово, Ромыч! Дрыхнешь?

- Сашка? А, привет. Ты вообще в курсе, сколько сейчас времени?

Саша только усмехнулась, слыша искреннее недовольство разбуженного человека.

- Третий час дня, так-то.

- Да иди ты! – голос резко изменился, мгновенно «проснувшись».

- Куда? – хмыкнула девушка, - Слушай, свежепроснувшийся, у меня к тебе дело есть. Как раз по твоему профилю.