Она пела и чувствовала, что ей тяжело. Практически чувствовала, как на пределе вибрируют связки. Никто не сможет повторить Анну Герман. Как никто не сможет понять и передать те чувства, тот накал и ту силу, которая была у людей на войне, сам не увидев бои и огонь.
- И даже в краю наползающей тьмы, за гранью смертельного круга, я знаю с тобой не расстанемся мы. Мы память мы память, мы звездная память друг друга…**
Песня закончилась, и в зале повисла тишина, показавшаяся стоящей под светом софитов женщине гробовой. Через несколько секунд она была разорвана шквалом аплодисментов и криков. Сидящие в партере ветераны вставали и аплодировали чуть не плачущей Саше и ребятам. Это того стоило. Стоило менять программу, перегружать связки невозможным для себя вокалом… Это того стоило. Эти лица, эти глаза, эти аплодисменты… Это настроение и эта радость, от которой по щекам текут слезы.
Они собирали оборудование и пили кофе, обсуждая, как все прошло. Точнее, мальчики обсуждали, а Саша цедила напиток, отвечая односложными ответами. Ее сегодня совершенно потряс этот ветеран из первого ряда. Ведь ему хорошо за 80, если не под 90… И у него такие глаза! Яркие, светлые, словно светящиеся изнутри. Дай Бог ему здоровья и сил. Пережить войну, пережить ту страну, за которую воевал…
Когда Саша вышла из клуба, стояла уже глубокая ночь. Она пикнула брелком машины, и Скай отозвался радостным морганием фар. Усевшись за руль и заведя машину, Саша задумалась. Куда поехать? Домой? Да, наверное, домой. Там ее ждет хотя бы кот. У родителей делать нечего – они уже давно спят. Ехать развлекаться куда-то… Нет. После такого концерта, такого праздника это будет просто кощунством.
Скользя глазами по проезжающим мимо машинам, Саша «зависла» минут на десять и очнулась только после того, как ей посигналил Димыч, усевшийся за руль припаркованной рядом машины. Саша ошалело подпрыгнула на месте, здорово впечатавшись коленями в руль, и выругалась, поминая добрыми словами и Димку, и японцев, и собственное головотяпство.
Положив руку на рычаг коробки передач, они включила задний ход и лихо выехала на дорогу, помигав аварийкой в знак благодарности пропустившему ее водителю.
Все-таки домой. Пить кофе, но уже без сигарет, и читать. Полученную от Локи папку она пролистала уже раз десять, но так и смогла понять, зачем он отдал ей все это. Кроме личного дела ее прадеда и ленинградских документов времен Блокады, там лежала тоненькая папочка на немецком языке с государственным орлом в шапке. Открыв ее впервые, Саша чуть не отбросила ее от себя. В ней лежали несколько документов явно медицинского содержания и фотографии, от которых любого нормального человека стошнит. Но больше всего ее поразила печать, стоящая на всех бумагах в папке.
“Konzentrationslager Auschwitz-Birkenau, lager №2.” Когда она впервые увидела эти документы, у нее затряслись руки. Их невозможно было спокойно читать. Чуть разобравшись в тексте, она решила отложить их до подходящего случая. Невозможно просто так взять и читать то, что было написано под диктовку “ангела смерти”. Именно так звали Йозефа Менгеле*** его пациенты, которых он “лечил” в Освенциме…
И, видимо, подходящее время пришло. Саша вела машину по пустому шоссе, ведущему из основной части города в Академгородок, и думала о том, как сейчас нальет кофе и приступит к изучению. Мы не можем об этом забыть. Мы обязаны знать историю, пусть даже ее страницы залиты кровью и ужасом. Потому что человеческая история ничему не учит. Она только наказывает за неисправленные ошибки.
* Пар - световой прибор, применяемый для создания сценического света.
** Анна Герман - Эхо любви.
***Йо́зеф Ме́нгеле — немецкий врач, проводивший опыты на узниках лагеря Освенцим во время Второй мировой войны. Менгеле лично занимался отбором узников, прибывающих в лагерь, проводил чудовищные эксперименты над заключёнными, включая детей и женщин. Жертвами Менгеле стали десятки тысяч человек.
========== 2. Дьяволы прошлого ==========
Февраль 1943 года, пригород Берлина.
- Так что вы скажете в ответ на мое предложение, доктор? – сидящий в кресле у камина темноволосый мужчина с усмешкой взглянул на своего собеседника, задумчиво перебирающего пальцами по подлокотнику. – В действующей армии вам делать нечего, а, взявшись за то, что я вам предлагаю, вы принесете Германии неоценимую пользу.
- Можете не утруждать себя объяснениями, господин бригаденфюрер*, - чуть усмехнулся тот, кого назвали доктором. - Но я не состою в… организации, что может стать проблемой.
- Этот вопрос легко решить. Так вы согласны?
- Я почту за честь работать на благо нашей расы, - избежал прямого ответа доктор. - Но мне нужны ответы.
Эсесовец поджал тонкие губы и откинулся на спинку кресла, жестом предлагая продолжать.
- Самый главный вопрос. Как быть с материалом для исследований? Мы не можем позволить себе использовать немецких женщин. Это просто бесчеловечно… - он развёл руками и изогнул губы, пряча под усами жестокую усмешку, так не соответствующую тому, что он только что сказал.
- Аушвиц вас устроит? Материала для исследований там более, чем достаточно.
- Другая сторона монеты, да, господин бригаденфюрер? Это ведь не арийцы. Разве мы можем позволить себе испытания по созданию сверхчеловека на неполноценных?
Военный только усмехнулся. Да, такой точный расчёт и преданность идее могут сослужить ему неплохую службу…
- Доктор, не притворяйтесь. Вы должны понимать, это же элементарно. Количество материала, который погибнет в ходе исследований, невозможно спрогнозировать. Вы готовы принести в жертву науке такое количество немцев? – эсесовец встал и начал прохаживаться по комнате. Доктор некоторое время следил за его перемещениями, а затем понимающе кивнул. Военный довольно улыбнулся.
- Я тоже не готов, господин Менгеле. Потому предлагаю вам использовать заключенных как лабораторных мышей. И привлечь к испытаниям представителей нашей расы только лишь на завершающем этапе, когда все исследования увенчаются успехом.
В комнате повисло молчание, разрываемое только треском поленьев в камине. Бригаденфюрер молчал, повернувшись лицом к окну и глядя на темную улицу, доктор продолжал постукивать пальцами по подлокотнику кресла. Предложение было заманчивым. Отказываться от него, особенно, когда к тебе приезжает такой чин СС и предлагает работу, о который ты мечтаешь, было выше его сил. Интересовало Менгеле другое – этот человек явно связан с Анненербе, хоть и не носит знаков отличия, и предлагает ему в качестве материала для исследований не что-нибудь, а узников самого большого концентрационного лагеря. Заманчиво. Но неужели им не хватает талантливых врачей? Определённо, ответ на этот вопрос положительный - хватает, и ещё как. Анненербе всегда держит марку. Значит, им нужен кто-то, кого в организации еще не знают. Если он сказал, что вопрос с его принятием легко решить…
- Я жду ответа, доктор, - гость отвернулся от окна и пристально взглянул на хозяина дома. На секунду тому показалось, что его глаза светятся зеленым.
- Я согласен, господин бригаденфюрер. Когда я должен приступить к работе? – Менгеле медленно поднялся из кресла.
- Даю вам два дня на сборы. О формальностях не беспокойтесь, - он взял со столика у окна тонкую кожаную папку и протянул ее доктору. – Возьмите. Это ваш контракт. Прочтите, подпишите. Завтра утром его у вас заберут. Хорошей ночи, доктор.
Он надел фуражку, перчатки, и вышел из комнаты, оставив доктора наедине со своими мыслями и черной папкой. Внизу хлопнула дверь. Подошедший к окну хозяин дома увидел, как гость садится в черную, словно облитую лаком машину, и она резво, но почти бесшумно уносится в темноту.
Вернувшись к камину, он раскрыл папку и углубился в чтение. Оторвался он только через полчаса, не дочитав и до половины.
- Это просто сделка с Дьяволом какая-то.
За этой фразой, сказанной вслух, последовал самодовольный смешок, заставивший доктора вздрогнуть и оглядеть комнату. Пусто. Показалось.
