Глубоко верующие люди древности, как правило, испытывали трепет благоговения пе-ред любыми сакральными символами и эмблемами (50.), и, в том числе, перед знаками пись-ма и числами, поскольку считалось, что и те, и другие имели божественное происхождение и обла╛дали магической силой. Так, в Древнем Египте первый иероглиф изображался в виде ибиса, т.е. бога Тота (демиурга, бога мудрости, изобретателя письменности). В Месопотамии же каждый бог соотносился с определённым числом (соответствовавшим его рангу, видимо, в Ниппурском каноне), нередко заменявшим при письме его наименование (например, "30" - "Син"; "7" - "Энлиль"). Евсевий, пересказывая Филона Библского, отмечал, что при изобретении знаков священного письма, ханаанский бог Таавт (Тот) изобразил буквы, связав их вид с образами неба и богов некоего "одного поколения". Согласно "Сефер Ецира", ветхозаветный бог Цаваот, создавая алфавит, вдохнул в буквы дух Божий. Количество букв арабского алфавита (28) равно числу фаз Луны.
Бытует мнение, что знак в виде зигзага, как сакральный символ (как эмблема молнии) в эпоху среднего палеолита был распространён от Европы до Австралии. В частности, мотив зиг╛зага обнаружен на неандертальском куске кости из Пеш дель'Азе (Франция), возраст ко-торого - ок. 300 тыс. лет (F. Bordes "Os percé Mousterien et os gravé Acheuléen du Pech de l'Azé II". 1969). Зигзаг найден и на обломке кости (44 тыс. лет до н.э.) из мустьер╛ской стоян-ки Бачо Киро (Бол╛гария). На поверхности лопатки мамонта, обнаруженной в мустьерском слое стоянки Молдова I (ок. 42 тыс. лет до н.э.) выгравировано сложное переплетение линий, в которых угадываются зигзаги и прямоугольники (символика мужской ипостаси Единого бога (позднее - Великого бога-отца, см. ниже)), а в центральной части композиции - контурная фигура быка (А.П. Чер╛ныш "О времени возникновения палеолитиче╛ского искусства в связи с исследованиями 1976 г. стоянки Молдова I". 1978).
Регулярное использование абстрактных знаков, символов и сакральных изображений (ри╛сунков и изделий), зафиксированое в первой половине "мустье", продолжилось (в силу преем╛ственности) у кромань╛онцев верхнего палеолита (к примеру, стоянка в пещере Эль Кастильо, Кантабрия, "средний мадлен"; или пещера Клюни). Устойчивое употребление графических группировок, в частности, по 5, 7, 10, 14 объектов выявлено во многих регионах палеолитиче╛ской Евразии (так, подобный комплекс графики обнаружен на стоянке Дольни Вестоницы (25 600 ╠ 170 лет (С14); Иванова. 1965); а более поздний - в гроте Леванцо (9694 ╠ 110 лет; Graziosi. 1962)). Заметим, что графические группировки по 3, 6 и 9 объектов обнаружены, к примеру, на Мальте, а по 4 и 8 - в Авдееве и Костенках-1 (Б.А. Фролов "Числа в графике па╛леолита". 1974).
Подобная изобразительная (в части знаков и символов) тенденция получила и дальней-шее культово-мифологическое развитие в постнеолитичекую эпоху. В частности, небесный огонь, огненная молния (зигзаг) эпохи неолита (как в наше время - знак "Высокое напряже-ние") - это ог╛ненный змей преисподней (аналогия: сходство змеи с извивающейся молнией), огонь недр, поднявшийся высоко в небо, ибо Огонь-Агни - "ярост╛ный (свирепый) змей" (отголосок одного из проявлений прадравидийского Единого бога), который родился на Небе (Агни - вестник Вивасвата, именно ему Агни впервые явился (РВ I, 31,3; 58,1)) и оттуда спустился на землю в виде молнии ("Ригведа"; бытует мнение, что "Ригведа" была составлена (к примерно 1100 г. до н.э.), когда и сами индоарии, и их верования уже значительной мере ассимилировались). У древних греков "молния" и "змей" обозначались одним и тем же термином (57. ). В одной русской сказке при появлении Змея на небесах "поднялась сильная буря, гремит гром, дрожит земля...летит [по небу] Змей".
Очевидно, что восприятие символики как изначально графического средства общения на сакраль╛ном уровне, постижение вкладываемого в тот или иной символ, знак, рисунок са-краль╛ного (или мисти╛ческого) содержания, освоение этого "языка посвящённых", позволяет разо╛браться в древних графемах и граффити, прочитать их, а также проливает свет на архаические обычаи и обряды, помогает выявить семантику функций и метаморфоз божества и деяния его про╛мысла. Практика показывает, что и многие са╛кральные тексты требуют расшифровки. Так, ис╛следователь ведий╛ской литературы Рену писал (Елиза-ренкова. 1999): "Для текста, полностью подчиненного символизму, не существует процедуры его рас╛крытия, которая соответствовала бы нормам рассудка". "Есть основа╛ния сказать, что любое исследова╛ние на религиозную тему [непременно] подразумевает изучение [анализ сопутствуюшей] рели╛гиозной символики... [Бо╛лее того, восприятие содержания текста осуществляется] нередко... исключительно с точки зрения [трактовки] символики" (М. Элиаде).
Опыт, приобретенный Рене Геноном ("Символы священной науки". 2002) за годы ис-следо╛ваний, гласит: "ясно, что существует нечто, требующее особо деликатного обращения с симво╛лами, а также и то, что нужно особое внимание, когда речь идёт о выявлении реальной семантики некоторых эмблем и правильном их истолковании".
Таким образом, "сакральный символ" (знак, рисунок и т.п.; а также и особое слово (ло-гос)) - это эмблема (той или иной сложности) конкретной культовой принадлежности или специфики характера сакрального явления; в то время как "ритуальный символ" - это "мельчайшая единица ритуала, сохраняющая специфические особенности ритуального поведения... элементарная единица специфической структуры в ритуальном контексте" обряда (V.W. Turner. 1964).
Уместно отметить и то, что изображения богов (статуи, кумиры) обычно ваялись и под-новлялись опытными жрецами в специальных храмовых мастерских, где во время ночных магических церемоний, проводимых главным жрецом, они "наделялись" живой плотью, их глаза, рты, носы и уши отверзались, после чего над ними заклинатели совершали ритуал омовения (маслом) уст, придававший кумирам особую святость; и только после этого дух божий входил в свое изображение. Древний человек был убеждён (верил), что божество од-новременно может постоянно присутствовать во всех своих кумирах, либо сакральных объ-ектах, им адекватных; а также, при необходимости (временно), и в любых иных потребных божеству (связанных с его эпифаниями и целями) предметах (а также и в своих наименова-ниях). Вместе с тем божество, по своему усмотрению, могло и покидать какие-то из соотно-симых с его культом сакральные кумиры/объекты почитания (а также и "не отзываться" на некоторые из своих имён), и даже все, - оставляя (покидая "на произвол судьбы") страну и её жителей (чему есть примеры в истории теологии шумеров или египтян).
Как известно, наименование божества - весьма важная и непременная "принадлежность" его культа (имя - одна из душ человека). И по сему даже приближённое установление (раскрытие) этимологии теонимов позволяет оценивать (определять) функциональность (предназначе╛ние) богов, их социально-культовую значимость.
Ещё Исидор Се╛вильский ("Этимологии или Начала") полагал, что "знание этимоло╛гии необходимо при истолковании [эзотерического смысла], ибо когда ты видишь, откуда произошло имя, ты еще лучше понимаешь его смысл [ибо "Ведь когда понятна этимология, понимание вся╛кой вещи становится полнее"( трактат Д. Пуансо "Ars Logica")]. Однако не все имена были даны древними по природе ("secundum naturam"), но некоторые - по произволу".
Знаменитый неоплатоник Прокл Диадох ("Первоосновы теологии") был убеждён, что "все боги берут [получают] своё имя от того, что [от них] зависит [т.е. от их сакральных способностей], так как (их) различествующие субстанции [проявления, "пакет" эпифаний]... мож╛но познать через это [через их наименования]". Так, Прокл писал (Instit. theol., с.162): поскольку "боги получают свои имена... поэтому возможно познать из этого... их непозна-ваемые ипостаси, составляющие их определенность...". "Первые и самые превосходные имена богов [на фоне десятков синонимов], как и должны мы предполагать, имеют своё основание в самих богах. Божественное мышление [присущее человеку] делает из своих мыслей [создаёт, творит] имена [они приходят на ум], и рождает, наконец, образы богов... мысль [же, через логос] посредством соединения и разделения звуков, заставляет [в наименовании божества] проявиться сокровенной сущности бога... Каждое имя как бы рождает образ некоего бога" (Ibid., Theol. Plat, I, p. 69-70).
