Но потом, когда тот закрыл журнал и взял следующий, Стив увидел на обложке знаменитое фото «Афганской девочки», и прикипел к монитору взглядом, сраженный наповал внезапным пониманием.

Сперва он не поверил. Уже усыпив Солдата, он до поздней ночи просматривал записи, и догадка все ширилась, пока не стала подтвержденным фактом.

Все журналы были разными.

Солдат ни разу за эти четыре дня не взял один журнал дважды.

«Он запоминает, - подумал Стив, - запоминает визуальные образы. Он помнит, что уже видел их…»

Стив сидел, глядя в монитор, и не мог решить, что теперь делать со своим знанием.

Но это было важно.

*

- Я жду приказаний.

- Вольно, Солдат.

Нет. Драться у них совсем не получалось. И Стив уже даже начинал понимать, почему. Баки потерял руку и слишком быстро ушел в криосон, чтобы успеть свыкнуться с этим. И ни у него, ни тем более у его лунатического состояния не было времени провести проверку боем в новых условиях. Потеряв руку, Солдат явно потерял привычный центр тяжести. Его то и дело болтало от отсутствия противовеса, движения выходили слишком резкими, и во всем теле ощущался читаемый дисбаланс, из-за чего казалось, что у Солдата нарушена координация движений. Бионика была тяжелой, но еще – она была ведущей и во многом определяла его стиль боя. И если Баки было легче разумом принять отсутствие руки, то Солдат раз за разом совершал одни и те же ошибки. Он дрался так, будто рука у него была. Он не пытался наносить ею удары, в этом все было в порядке.

Он пытался ею блокировать. И неизменно получал по левому боку, хотя, к чести контроля Стива, вполсилы. И всякий раз, когда такое случалось, на его лице в этот момент смешивались явные – даже слишком явные – ярость и недоумение. Как если бы он знал, помнил, что здесь была рука и что так быть не должно. Даже если в спокойном состоянии Солдат понимал, что с ним случилось, во время драки это знание пропадало напрочь.

Стив начал догадываться, наблюдая за ним и его действиями шестой день подряд. От начала же удачной вводной формулировки – на второй. Стиву все казалось, что Солдат, в некотором роде отлаженная машина войны, рано или поздно должен приноровиться. Освоиться, сделать выводы. Но ошибки повторялись. И понимание, которое с каждым днем все ширилось и разрасталось, касалось памяти тела о себе. Солдат, как Стив подозревал, не помнил в общепринятом смысле. Вместо памяти он использовал опыт. И тело вело его само, давая понять, что он знает, что и как надо делать для успешного результата.

И этот опыт сейчас подводил его. Те решения, которые подсказывал ему опыт в бою со Стивом, так или иначе касались руки, которой уже не было, но опыт еще не успел перестроиться, чтобы убрать ее из уравнения. И Солдат действовал так, словно имел фантомную руку. Так человек с ампутированной рукой пытается взять ею чашку, опираясь на память тела о себе. И Солдат ошибался. Раз за разом. И, оказываясь на матах, смотрел с яростью и недоумением, почему на чашке не сомкнулись его пальцы. Ведь они должны были там быть.

И еще этот жест, который Стив ловил в мониторе. Регулярный и неизменный. Прикосновение к культе.

С этим тоже нужно было что-то делать. Понять бы, что…

*

- Не пытайся вспомнить детально. Просто кивни, если я тебе знаком.

Стив взялся писать тренировочную программу, когда был в ярости. Нет, не на Солдата, хотя и на него тоже. Просто они вели контактный бой и разошлись, и Стив, ударив по открывшемуся боку, испугался, что сломал Баки ребро или два. Из-за этого бой пришлось прекращать, Солдата отводить и сажать на бревно и прощупывать пострадавший бок, настоятельно рекомендуя сказать, где болит, если болит.

Солдат молчал. Даже не кривился при осмотре. И Стив ощущал бессильный гнев на невозможность вызвать Баки и получить однозначный внятный ответ, на ГИДРУ и программу, вшитую так глубоко, что Солдат не умеет – просто не умеет! – бороться в спарринге. Его научили драться в полную силу. И поэтому риск травм возрастал, а Стиву с одной стороны было неприятно драться с Баки в беспамятстве и с одной рукой, а с другой стороны – было страшно не усмотреть за разошедшимся Солдатом и травмировать его.

Он отметил это еще в Берлине. Когда они все трое – Стив, Баки и вертолет – единым целым падали в залив, он успел подумать о том, что у Баки в режиме Солдата нет инстинкта самосохранения. Он же мог погибнуть тогда, увлекая Стива с собой вместе с падающей в воду консервной банкой, но задание было важнее. Значит, его программа лежит глубже инстинкта и глубже желания жить. Солдата научили преодолевать его. Чертовы нелюди. Стиву это категорически не нравилось. Следовало подумать, как разобраться с этим, но пока ничего на ум не шло.

Стив взялся писать тренировочную программу. Хотя до этого произошло одно странное событие.

- Я напишу тебе программу. Прежде, чем драться, тебе следует восстановить равновесие и центр тяжести. Могу понять, что привыкнуть к этому тяжело, но не рвись сразу драться в полную силу. Для восстановления всех прежних навыков в полном объеме тебе сперва нужно…

Они ужинали после пресловутого боя, где пострадали, или все-таки не пострадали, ребра Солдата. Стив был раздражен и потому, забывшись, говорил с Солдатом просто, почти как с Баки. Он не знал, слушает его Солдат или нет, и насколько внимательно. Тот послушно ел, не вступая в разговор и не глядя на Стива, пока тот в конце концов не выдохся.

- Если что-то понадобится – дай знать, - Стив пошел к двери, привычно дав разъяснения насчет свободного времени. – Кнопка для связи слева от двери.

- Свет, - вдруг проронил Солдат. И Стив застыл как вкопанный. Обернулся.

- Что?

Солдат не смотрел на него. Он стоял у стола, трогая столешницу пальцами.

- Свет, - повторил он невыразительно. – Он очень яркий. Можно… пригасить его?

- Да. Да, разумеется.

Солдат кивнул.

Стив выполнил эту просьбу. Первую просьбу Солдата. Ему еще показалось, что тот попросил это, потому что такой яркий свет его нервировал, неизбежно ассоциируясь с операционными. Но Стив не был уверен, так ли это.

*

- Вольно, Солдат.

Назавтра он привычно расслабился, окинул быстрым взглядом комнату, задержал его на лице Стива, затем, к удивлению последнего, посмотрел на свое левое плечо и нахмурился, чуть поджав губы.

- Рука… Я потерял ее в бою? – спросил Солдат, и Стив ощутил, как сердце его пропустило удар.

- Да, - ответил он. – Да, все верно.

И Солдат кивнул, словно Стив сказал то, что он уже ожидал услышать.

*

- Рука у тебя осталась одна, поэтому ее надо беречь. Я хочу откорректировать твой стиль боя. Сделаем упор на удары ногами, подсечки и захваты. Сможешь добавить в свою разминку вот эти движения?

Солдат взял список и коротко мазнул по нему холодным взглядом. Кивнул.

Незаметно для себя, после этого случайного успеха со светом, Стив начал больше говорить с ним. Не спрашивать о чем-то даже. Он говорил сам. Объяснял, чем они займутся, описывал ошибки, рассказывал свои замыслы по поводу тренировок. Ему казалось, что Солдат слушает, хотя тот не отвечал, да и кивал лишь изредка. Такая молчаливость казалась странной, Баки всегда был многословен и велеречив. Солдат отвечал скупо, коротко и глухо. Но иногда он отвечал, и это уже было что-то.

Стив следил за его лицом. Ловил на нем скупые проблески эмоций, все, что так или иначе нарушает бесстрастность сомнамбулы.

- Хорошо. И прежде, чем драться, сделаем кое-что.

Он стоял прямо, как стойкий оловянный солдатик, поджав одну ногу и держа в вытянутой руке местный аналог пиалы – неглубокое деревянное блюдце с узором, до краев наполненное водой.

- Держи устойчивость, - командовал Стив. – Сохраняй равновесие.

Солдат простоял минуту с лишним. Затем криво качнулся, и блюдце упало на маты, расплескав воду.

«Это будет долго», - подумал Стив, поднимая пиалу и заново наполняя ее водой.

*

«…Тогда бог заговорил, и при первых же звуках его голоса шерсть на загривке у Белого Клыка поднялась дыбом, в горле снова заклокотало. Но бог продолжал говорить все так же спокойно, не делая никаких резких движений. Белый Клык рычал в унисон с его голосом, и между словами и рычанием установился согласный ритм.