Стив заглядывает Баки в лицо, темнота окутывает их покрывалом. Что-то рождается внутри, рвётся наружу сквозь рёбра, живое, сильное тепло, которое не описать.

Баки осторожно протягивает правую руку и зарывается пальцами ему в волосы. Стив закрывает глаза, подаваясь к руке, и Баки судорожно вдыхает.

— Ладно, — нарушает Стив долгие секунды тишины, — пойдём спать.

Они забираются под простыни на его кровати, и Стив, поколебавшись мгновение, обнимает Баки, ложась лицом к лицу, как они часто лежали в их комнате слишком холодными зимами. Разве что Баки теперь меньший.

Стив прижимается лбом к его лбу, обнимает за талию и засыпает.

*

Стив просыпается в пустой постели. Но придя в кухню, видит Наташу и Сэма – те пекут блинчики, а Баки жарит бекон, и наконец по-настоящему ему улыбается:

— Хей, большой парень, мы уже заждались.

— Не зови меня так, — машинально откликается Стив, слегка краснея. — Привет, Наташа.

— Привезла тебе открытку из Одессы. Она на столе.

Стив поднимает открытку. На фото огромные пролёты каменных ступенек с надписью «Потёмкинская лестница». На другой стороне округлым Наташиным почерком выведено: «Хей, ребята, надеюсь, вам без меня весело. Скоро увидимся. Н».

— Спасибо, — говорит Стив, странно тронутый. Она кивает, довольная, и мастерски переворачивает блинчик.

Они завтракают вчетвером, сгрудившись вокруг стола на кухне, передавая друг другу сироп, и кофе, и апельсиновый сок, и Сэм заворачивает бекон в свой блинчик, как буррито, разжигая локальную блинчико-бурритную революцию. Наташа бормочет что-то по-русски, и Баки фыркает в кофе, и это утро – одно из лучших в жизни Стива.

*

За пару месяцев Баки знакомится с прочими Мстителями, по одному; каждую встречу организует и курирует агент Коулсон.

Сколько Стив понимает, после Наташи Баки больше всех симпатизирует Клинту, похоже, у них много общего. Доктор Бэннер его успокаивает, Тор приводит в замешательство, а узнав Тони получше, Баки считает его в равной степени раздражающим и смешным. Как и все остальные.

Баки перекидывается с Нат общими шутками на семи языках, обсуждает работу с Клинтом и зависает на этаже доктора Бэннера, когда взволнован, расстроен или зол. Он бесстыдно провоцирует Тони и учит Тора готовить макароны с сыром, потому что, оказывается, ему нравится их готовить.

Бывает, он ещё просыпается от крика, но это случается всё реже, и никогда в те ночи, что Баки спит в кровати Стива. Вместе они ночуют три-четыре раза в неделю.

Когда Стив просыпается, кровать всегда пуста. И неясно, почему его это тревожит.

*

Стив просыпается ночью от звона стаканов на кухне. Скатывается с кровати и, нахмурившись, идёт через холл.

Баки развалился на диване в гостиной, бутылка водки (настоящей русской водки, с надписью кириллицей, чёрт знает, где достал) возвышается на кофейном столике. Баки держит полупустой стакан металлической рукой, и Стива внезапно накрывает ощущением дежавю – тот вечер многолетней давности, когда Баки призвали в армию первым.

— Хей, Бак, — Стив осторожно опускается на диван, стараясь не задеть и не разлить водку. Откинувшись на подлокотник, засовывает ступни Баки под ноги. — Ты чего тут?

— Кошмар приснился, — скрипит Баки.

— Не расскажешь?

— Приснилось, что я не попал тебе в живот, — отрывисто говорит он, глотая водку, и морщится от жжения. Тянется к нему и живыми пальцами стучит Стиву по лбу, прямо между глаз: — Я попал сюда.

— Только сон.

— Он чуть не сбылся.

— Ты спас мне жизнь, — напоминает Стив, пристально глядя на Баки. — Не зная, что происходит, не зная, кто я. Я был твоим заданием, твоим приказом на убийство, но ты меня спас.

— Да уж, — кивает Баки, — прострелив три раза и забив до полусмерти.

— Дерьмо случается, — замечает Стив и в награду слышит удивлённый резкий смех.

На мгновение они умолкают; потом Баки говорит:

— Уж мы-то получили свою долю, а?

Стив соглашается:

— Что есть, то есть. Но теперь всё в порядке, как ни странно. Ну, почти всегда.

— Иногда, — поправляет Баки. Стив лишь поводит плечом. Уже то, что Баки жив в этом столетии, для него просто чёртово чудо.

— Расскажи мне о чём-нибудь, — просит Баки. Это значит: расскажи воспоминание о нас.

И Стив рассказывает. Он начинает с самого начала, первое, что помнит со школьного двора, изредка перескакивая на то, что находит занятным. Рассказывает о Джеке МакГиннисе и Пэтти Эйкерс, о его отце-солдате и своей матери, которая работала на двух работах, о диванных подушках и Кони-Айленде, о том, как они трижды ходили в кино на «Белоснежку и семь гномов» – всё потому, что Стив был в восторге от рисовки, о том, как он дрался с хулиганами и бегал по девочкам.

— Не только по девочкам, — ближе к трём ночи прерывает Баки; Стив как раз на середине истории об их первом провальном двойном свидании, голос уже слегка хрипит.

— Что?

Баки выдёргивает из дивана нитку, не встречаясь с ним взглядом:

— Я помню. Были не только девчонки. Парни тоже.

— Ты… — Стив замолкает, пытаясь придумать, что ещё Баки мог иметь ввиду. — Ты… с мужчинами?

— Ага, — Баки смеётся невесело, Стив ненавидит пустоту этого смеха. — Куча таких парней ошивалась в доках, в темноте. Проще простого было найти одного из них, завести в переулок или старое здание и по-быстрому… ну, ты понимаешь.

Стив разевает рот и тут же захлопывает его.

— Что? — спрашивает Баки, тон его горький, почти самоуничижительный, хотя он явно старается звучать буднично. — Только не говори мне, что Капитан Америка имеет что-то против геев.

— Нет, Господи, конечно, нет! — поспешно отрицает Стив. — Нет, я к тому… у меня никогда не было с этим проблем, ни раньше, ни тем более сейчас. Люди не должны… никто не должен скрывать, кого любит, — он неловко ищет верные слова, уставившись себе в колени. — Я просто никогда не знал, что ты… Думал, ты только по женщинам.

Он поднимает глаза – Баки сидит как побитый, а смотрит так, будто Стив только что пнул его в живот.

С упавшим сердцем Стив чувствует: он сделал самое худшее, что можно.

— Что, Баки, что я сказал не так?

— Да ничего, — стонет Баки, пряча лицо в ладонях. — Господи, Роджерс. Я спать.

— Ладно… — осторожно соглашается Стив, глядя, как Баки встаёт и убирает в бар водку. На ум приходит: — Ты ведь знаешь, что теперь это легально, да, Бак? Некоторые ещё злятся, но чёрт, мы же в Нью-Йорке – я часто вижу на улицах ребят, они держатся за руки, целуются и всё такое. И девчонки тоже. И всем плевать, — он слабо улыбается ему. — Больше нечего бояться.

Тот глядит на него долгую минуту, замерев. А потом говорит:

— Доброй ночи, Стив, — и ускользает в спальню, оставив Стива в одиночестве и темноте.

*

Следующим утром Стив приходит на кухню и видит Баки: прислонившись к барной стойке, тот крутит ножницы в руках.

— Не смотри так, Роджерс, — замечает Баки, когда Стив застывает в дверях, — надумай я кого-нибудь убить, уж точно бы не выбрал ножницы.

— Не смешно, — ворчит Стив. Насыпает себе миску хлопьев и устраивается напротив. — Что б там ни было, зачем они?

Баки искоса взглядывает на него, чуть ухмыляясь, – так знакомо, что у Стива сжимается сердце.

— Я тут подумал, может, пострижёшь меня сегодня.

— Мне длинные нравятся, — не задумываясь, отвечает Стив. — Тебе идёт.

— Спасибо, приятель, — откликается Баки. — Но они лезут в лицо, и Нат покупает мне все эти заколочки, а я их вечно теряю в тот же день, — он вдруг усмехается, открыто и ярко: — К тому же, я знаю, ты предпочитаешь короткие.

— Хорошо, — чавкает Стив сквозь хлопья. — Но ты уверен, что не хочешь в парикмахерскую? Не обещаю, что справлюсь как положено.