На самом деле можно выжить почти без убийств. Голодные игры не зря так называют. Еды на арене часто в обрез, а профи — плохие добытчики. Многие трибуты из бедных дистриктов лучше приспособлены к выживанию. Отец рассказывал про единственного чемпиона из Одиннадцатого: в тот год арена была полна ядовитых трав и ягод. Победитель сумел протянуть достаточно времени, чтобы пережить своих соперников: кто-то сорвал неправильные ягоды, другие умерли от голода. Чемпион не пролил ни капли крови.
Пожалуй, нужно будет заглянуть в секцию съедобных растений, решает Эска, опускаясь за стол. Не стоит пренебрегать шансом на выживание.
Кто-то садится рядом, и Эска, еще не обернувшись, знает, что это Марк.
— Твой ментор запретил тебе со мной общаться, — напоминает он.
— Это было до того, как ты спас мне жизнь.
Марк немного сипит, на шее у него следы от пальцев безгласого.
— Теперь тебя не выпустят на Арену?
— Ни за что не пропущу развлечение из-за пустяковой царапины.
Он не дает Эске ответить и с ходу произносит:
— Спасибо.
Эска заслужил благодарность, но она не радует.
— Подожди благодарить. Может, следующая звезда полетит в тебя, — повторяет он сказанные раньше слова.
Улыбка Марка меркнет.
— Может быть. Сервий был прав, для парня из Одиннадцатого ты неплохо подготовлен. Вы ведь занимаетесь сельским хозяйством?
— Одиннадцатый дистрикт — житница Панема, — мрачно цитирует Эска.
— Да уж, у вас слово «жатва» звучит дурным каламбуром.
— Вас тоже привозят, как продукты к столу.
— Скорее уж как поросят на бойню.
Эска вспоминает, что катакомбы под ареной в дистриктах называют Скотобазой. Здесь, в Капитолии, для них существует более красивое название — Стартовый комплекс.
— Вроде у вас, профи, попасть на Игры — почетно.
Марк качает головой.
— Не для меня. Я бы не хотел умирать.
— На твоем месте я бы говорил потише.
Эска кивает на миротворца, замершего у двери.
— Ты же помнишь, что делают с недовольными?
— Да, ты показал мне вчера вечером.
Эска чувствует, что к щекам приливает кровь: слова Марка звучат как оскорбление. Тот старается перевести все в шутку:
— Пожалуй, сам Президент приедет, чтобы тебя поблагодарить, как ты думаешь?
— Еще бы. Я теперь важная персона.
Марк смеется:
— По крайней мере, это была хорошая тренировка перед Играми.
Он осторожно касается синяков на шее и морщится.
— Лучше бы нас заставляли охотиться на мятежников, — говорит Эска.
— Как раньше охотились на зверей, — соглашается Марк. — И отпустить тех, кто сможет убежать.
— Куда может убежать мятежник?
Марк наклоняется к нему и тихо произносит:
— В Тринадцатый дистрикт. Думаю, этот безгласый тоже надеялся попасть туда.
—Тринадцатый разрушен.
Эска помнит репортажи из тринадцатого, которые показывают каждый год перед Играми: пустующие здания, заросшая сорняками площадь, изрешеченная пулями мостовая.
— Все так думают,— продолжает Марк. — Но некоторые говорят, что жители Тринадцатого все еще там, ушли в подземные бункеры.
— Если это так, почему их до сих пор не выкурили?
— Это нелегко. Ты ведь помнишь, чем занимался Тринадцатый? Ядерное оружие. Может, Капитолий просто не решился их тронуть?
Эска все равно не понимает.
— Тогда зачем Капитолию врать?
— Наверное, потому что Президенту это выгодно. Если в остальных дистриктах узнают, что Тринадцатый смог выторговать себе свободу…
— …то и остальные поднимут бунт, — заканчивает Эска.
Он не верит в существование подземного дистрикта, но понимает, что Марк прав: сумей его жители выжить, Капитолий в этом ни за что не признался бы. Сообщить об этом — все равно, что расписаться в том, что и власть Президента можно свергнуть. А раз капитолийцы этого боятся…
Боятся. Вот оно. Они боятся бунтов. Потому что не уверены в своих силах. Большинство миротворцев — выходцы из дистриктов. Армия Капитолия состоит из рабов. Даже если миротворцы останутся верны своим хозяевам: что будет с блистательным городом без поддержки дистриктов? Все, что видит здесь Эска, — это плоды их труда. Со всего Панема в Капитолий везут одежду, продукты, материалы. Город потребляет, но ничего не вырабатывает сам. Капитолий беспомощен.
Эти мысли выстраиваются в мозгу Эски в логическую цепочку за какую-то минуту. Он видит, что Марк внимательно наблюдает за ним и понимает, что Эска потрясен своим открытием. Год за годом им прививали уважение к Капитолию, а теперь оказывается, что они подчиняются тем, кто гораздо слабее их.
Но Эска не понимает, чего хочет добиться Марк, делясь с ним своими мыслями. Разве что это ловушка. Покажи, что веришь, — и сам станешь предателем.
Поэтому он резко отвечает:
— Это все сказки. Подземный дистрикт — надо же такое придумать. Откуда ты вообще об этом узнал?
— Кое-кто говорит?
— Кто? Уж не твой ли ментор?
— Сервий неплохой парень.
— Для тебя — может быть. Он же твоя нянька. И всеобщий любимчик: победитель Игр, красавчик. Такой сможет уговорить спонсоров на все.
Почему-то эта фраза ранит Марка, он тоже отвечает резким тоном:
— Думаешь, победой на арене все закачивается? Ты не знаешь, как тяжело приходится Сервию.
— Как бы тяжело ни приходилось,— перебивает Эска, — это лучше, чем гнить в земле!
Они смотрят друг на друга, и возникшее было дружелюбие рушится на глазах. Наконец Эска встает.
— Мне пора на тренировку. До Игр мало времени, я не стану тратить его на сказки.
В столовую входит Сакса и машет Эске рукой. Тот уходит, не попрощавшись.
Стилист берет его под локоть и тащит за собой. Наклоняясь к Эске, она произносит заговорщическим шепотом:
— У нас с Квинтом родилась прекрасная идея! Раз уж ты используешь метательные звезды, почему бы не добавить еще экзотики?
Это может значить все, что угодно. Вплоть до того, что они перекрасят его кожу в зеленый. Впрочем, если Арена будет изображать лес, это пришлось бы кстати.
— Камы!— произносит она с горящими глазами. И, видя на лице Эски непонимание, добавляет:
— Боевые серпы! Разве вы их не используете?
— Нет,— терпеливо отвечает Эска. — Мы пользуемся серпами только в поле.
— Вот потому это будет символично! Боевой серп и кровавая жатва.
Она сияет от удовольствия.
— Конечно, времени на обучение мало, но я уверена, что ты способный ученик.
Эска ее уверенности не испытывает, но его мнение никого не интересует.
***
Эске доводилось помогать в поле, и серп для него — инструмент привычный. Но, как оказалось, убить человека им нелегко. Несколько дней он под присмотром личного тренера отрабатывал удары, пока тот не признал, что Эска владеет этим оружием «недурно для новичка».
— Меня больше волнует, поможет ли мне это выжить, — говорит Эска.
— За счет экзотичности — возможно. Но не за счет твоего мастерства.
Он хлопает Эску по плечу.
— Но на индивидуальных показах ты точно всех поразишь. Их сложно чем-то удивить, так что постарайся.
— Они и так будут на меня смотреть, — говорит Эска.
Квинт и Сакса усиленно занимались рекламой своего трибута. За пару дней история обросла такими деталями, что организаторам точно захочется взглянуть на трибута, в одиночку остановившего мятежника.
Эска привык к вниманию со стороны капитолийцев, и выступление перед небольшой группой людей его уже не пугает. Он знает, что покажет: метательные звезды, камы, небольшие акробатические трюки: он потратил полдня, карабкаясь по веревкам в тренировочном зале. Если он может вскарабкаться даже по неустойчивому канату, то и на дерево влезет без труда. Вдруг на Арене будут деревья.
Трибуты Одиннадцатого дистрикта идут предпоследним, к тому времени организаторы теряют интерес к показам. Однако когда Эска входит, все замолкают и смотрят на него. Кто-то с любопытством, кто-то оценивающе, а у одного мужчины взгляд неприятный и липкий, словно он видит перед собой не Эску, а Сапфиру.