Эска прежде всего замечает форменный комбинезон безгласых, местных слуг и рабов. И только потом — капли красного на нем. Он еще не понимает, что происходит, а мозг уже посылает сигнал тревоги.

Предупредить Марка он не успевает, но тот, видимо, понимает все по его лицу.

Время для Эски замедляется, кажется, что Аквила оборачивается невозможно долго. Быстрей, хочется его поторопить. Ты же не успеешь. И я не успею, понимает Эска, видя, как безгласый вскидывает руку с зажатым в ней ножом. Острие направлено под лопатку Марка.

Но трибутов Второго не зря называют профи. Эска успевает подумать, отреагировал бы он сам так четко, не растерялся бы, увидев блеск ножа в опасной близости от своего тела. Марк не успевает перехватить нож, только подставить руку, чтобы острие не вошло в бок. Лезвие вспарывает кожу.

Безгласый выпадает из лифта и бросается на Марка. Скорее всего, он видит свидетеля, но не принимает Эску всерьез или хочет заняться им после того, как расправится с более сильным противником.

Этот лишенный языка — сильный мужчина и тренирован не хуже. Профи или нет, Марк моложе, легче и слабее. Он может оказать сопротивление, но Эска вдруг с отчетливой ясностью понимает, что Аквила не выстоит в борьбе против этого человека. И, тем не менее, Марк принимает вызов, берет в захват руку с ножом и пытается ее вывернуть. Он и его противник спотыкаются и падают.

Эску охватывает ступор. Он не представляет, что делать в такой ситуации. Как ведут себя капитолийцы, если на них вдруг нападет безъязыкий раб?

Охрана, думает он. Или кто-то из тренеров… Но вторые ушли, а первых он ни разу не видел. Наверное, здесь есть камеры, через которые наблюдают за трибутами, но пока помощь придет, бой будет кончен.

Эта мысль подстегивает Эску, и он вихрем бросается обратно в спортзал.

Дерущиеся не замечают этого: безгласый прижимает Марка к полу и пытается сжать руками его горло. Получается плохо: мальчик, как может, сдерживает его руки. Перед лицом Марка — оскаленный рот безгласого, отчаянные глаза. Мышцы рук ноют от напряжения и понемногу слабеют. Чувствуя это, безгласый с утроенной силой стискивает пальцы в последнем порыве задушить врага. В глазах Марка скачут красные пятна — и вдруг ему в лицо брызжет настоящим красным, жидким и горячим.

В глазах безгласого — изумление и обида. Он отпускает Марка и хватается за горло, пальцы успевают пробежать по твердому клыку метательной звезды, прежде чем жизнь покидает тело.

Кровь хлещет из перебитой артерии, но безгласый этого уже не ощущает. Он лежит рядом с Марком, его глаза смотрят мимо трибута.

Одежда Марка теперь тоже в крови. Он касается намокшей ткани на груди и оборачивается.

Эска стоит в дверях тренировочного зала, слишком далеко, чтобы разглядеть выражение его лица, но достаточно близко, чтобы заметить метательные звезды у него в руках. Он прихватил несколько, и одну до сих пор держит наготове.

Он мог бы и меня убить, думает Марк. Я сейчас легкая добыча. Но мысль не трогает его по-настоящему, он чувствует слабость и усталость.

Эска идет к нему. Молча бросает звезды на пол и протягивает Марку руку. Тот хватается за нее с благодарностью. Когда он встает, ноги скользят в натекшей луже крови, и Эска подставляет плечо.

— Порядок? — спрашивает он, и Марк машинально отвечает:

— Порядок.

Хотя оба они не в порядке, обоим кажется, что все это сон. Слишком быстрой и невероятной была битва.

— Ловко ты его, — замечает Марк.

— Ага.

Эска мог бы сказать, что он сам не ожидал такой меткости, но ему приходится молчать: в горле копится горечь, подкатывает тяжелый комок.

Я убил человека, думает он. Я впервые убил человека. Перед глазами Эски снова встает сцена: росчерк летящей звезды, бьющий из артерии фонтанчик крови, когда металл врезается в тело, и чувство ликования, ощущение победы.

Но сейчас ликования нет, наоборот, при одном взгляде на мертвое тело становится тошно.

Марк обнимает его за плечи, прижимая к себе, и Эска его не отталкивает. Сейчас он нуждается в тепле Аквилы. В тепле любого человека, который разделит с ним этот кошмар.

Двери лифта распахиваются снова, и мальчишки резко оборачиваются на звук, готовые дать отпор хоть десятку нападающих. Но из лифта выходят миротворцы. Старший из них хватает Марка за плечо.

— Ты ранен? Нет? Вы оба в порядке?

— Мы в порядке, — отвечает Марк за обоих. — Это его кровь. Он набросился на нас…

Но его уже не слушают, миротворцы переворачивают тело. Один из них осторожно дергает засевшую в плоти метательную звезду, что снова вызывает кровотечение.

Тот же человек, что спрашивал их, подталкивает мальчиков к лифту.

— Поднимайтесь наверх. Эй, проводите трибутов.

Они входят в лифт вместе, все еще держась друг за друга. Но на втором этаже отправленный с ними миротворец осторожно расцепляет их руки.

— Спасибо, — сипит Марк. Горло начинает болеть, слово дается ему с трудом. — Ты мне жизнь спас.

Эска не думал об этом в таком ключе, но машинально откликается:

— Всегда пожалуйста.

На этот раз он даже отвечает на улыбку Марка.

***

— Как хорошо, что есть записи с камер слежения!

Квинт не может усидеть и мечется по комнате.

— Такой материал! Трибут останавливает мятежника! Трибут спасает своего соперника!

Он произносит эти слова медленно и со вкусом, будто цитируя газетные заголовки.

На Эску все это не производит впечатления. Он сидит на диване, по одну сторону от него — Сакса, по другую — врач. В медицинской помощи Эска не нуждается, но успокоительное доктор ему предложил. Капли с резким запахом действуют сразу, и Эска уже плывет на волнах дремоты. С большим удовольствием он сейчас лег бы в постель и забылся сном, но Квинт и стилисты жаждут услышать подробности. Как он убил безгласого? Почему спас соперника? Давно он пользуется метательным оружием? Это так оригинально!

Глаза у всей команды горят предвкушением. Без сомнения, эта история привлечет к ним пристальное внимание.

— Что он вообще там делал? — спрашивает Эска.

Его сопроводитель небрежно машет рукой.

— А… Наверное, пытался сбежать. Этим предателям только дай возможность..

Новость кажется Эске неожиданной. В Панеме есть предатели?

— Собственно, все безгласые — мятежники. Им отрезают язык в наказание за измену. Квинт удивленно качает головой.

— Не знаю, чего им не хватает. А этот был особенно диким. Все-таки тут плохая охрана, — заканчивает он возмущенно. — Ты мог пострадать!

Он пристально смотрит на Эску, врач качает головой.

— Он не ранен.

Сопроводитель берет Эску за плечо.

— Я горжусь тобой. Мы сможем использовать эту историю тебе на пользу. И то оружие, которое ты использовал… Никогда такого не видел. Метательные звезды — это так…

— Так оригинально, — поддерживает Сакса. Она смотрит на Эску, словно уже прикидывает его новый образ.

— Мы сделаем их твоей визитной карточкой, — подтверждает его мысли Квинт. — Трибут с индивидуальностью — это хорошо.

Эска кивает, не вслушиваясь. Стоит ему прикрыть глаза, как он видит убитого безгласого. Но радости от победы не осталось, только тоска и чувство вины перед погибшим человеком.

***

На следующее утро в общей столовой трибуты исподтишка разглядывают Эску. Кажется, даже безгласый прислужник за раздаточным столом не сводит с него взгляд.

Может, он осуждает меня за то, что я сделал с его товарищем, думает Эска. Может, я убил его друга.

Но я ведь за этим здесь, напоминает он себе. Чтобы убивать.

Других трибутов, возражает внутренний голосок. Не людей.

Малиновый джем, поданный к завтраку, напоминает Эске кровь, и он отодвигает вазочку подальше.

Этой ночью он внезапно проснулся, разбуженный то ли кошмарным сном, то ли своей мыслью: я не буду убивать на арене. Это Эска решил твердо. Он не станет ввязываться в открытый бой, если его не вынудят. Он убил одного человека, и ему это не понравилось.