— Обед будет готов через час. Почему бы вам двоим не взять по бутылочке пива и не составить мне компанию, пока я закончу? — Она указывает на ворох одежды в корзине у ее ног. Люк смотрит на меня — как ты насчет этого? — прежде чем я киваю и сажусь на край стола. Он слегка улыбается, вешает пальто на спинку стула и направляется к холодильнику.

— Мне тоже откроешь, сынок? — Марлена протягивает мне охапку стирки, подмигивая, и подключает к процессу. Это маленький жест с ее стороны, но своего рода знак. Знак того, что она понимает меня, приветствует и принимает. Даже если она и не в курсе, что я сплю с ее сыном. Я беру футболку и начинаю ее складывать.

Люк поднимает бровь, когда смотрит на меня. Он достает три пива и отвинчивает крышки с помощью видавшего виды края столешницы. Марлена, кажется, не имеет ничего против. Моя мама была бы в ужасе, если бы я просто поставила бутылку не на подставку, не говоря уж о том, чтобы открыть ее об стол.

— Я вижу, ты нашла, чем заняться нашей гостье, мама. А что, твой второй раб умер? Где моя сестренка?

— Она сегодня ночует у друзей. Не знала, что ты приедешь. Увидитесь утром. — Марлена в промежутках между словами потягивает пиво, выдавая эти неожиданные вещи.

— Эм, вообще-то я собирался остановиться в доме у Брэндона вместе с Эвери, просто чтобы убедиться, что утром ее не занесет снегом.

Марлена ставит на стол свою бутылку, переводя взгляд со своего сына на меня и обратно.

— Ни один из вас не остановится в том доме. Что если меня утром занесет снегом?

— Умм… Ну…— Люк теряет дар речи.

Я опомнилась, только услышав собственные слова:

— Все нормально. Я с удовольствием останусь.

Марлена кивает, будто по-другому и быть не могло.

— Хорошо. Я постелила вам в твоей комнате, Люк. Можете пойти разобрать вещи, пока я готовлю обед.

Мы с Люком обмениваемся взглядами, но не произносим ни слова. Когда Марлена заканчивает с бельем, мы делаем, как она велела, и переносим вещи в комнату Люка. Так и есть: двуспальная кровать, свежее постельное белье, два полотенца аккуратно сложены поверх него, запасная зубная щетка, неоткрытая, в розовой упаковке. Видимо, для меня.

— Я думала, ты ничего ей не говорил, — шиплю я, ударив его по руке.

Люк качает головой.

— Клянусь, я не говорил. Но она всегда все знает. Она как чертов Йода. И так с детства.

Пережить ужин оказывается удивительно легко. Марлена бесконечно долго рассказывает о сестре Люка, Эмме, и это еще одно качество, за которое ее можно любить. Она без слов понимает, что я не хочу говорить о Брэндоне, который сидит в тюремной камере, пока мы наслаждаемся пивом и домашней лазаньей. Каким-то образом она знает, что тему моих хрупких отношений с Люком тоже лучше не затрагивать. Он был прав; эта женщина действительно все знает. Пока разговор не касается больной темы, моей матери.

— Я слышала, Аманда едет сюда, — делает она вроде бы случайное заявление, но я должна быть слепой, чтобы не заметить любопытство в ее глазах. Она ждет, как я отреагирую. Общеизвестный факт, что моя мама бросила меня и переехала в большой город так быстро, как только позволяли приличия после смерти моего отца. Хотя никто никогда не спрашивал, переживала ли я из-за этого. Кроме Марлены, которая не спускает с меня глаз сейчас. Она задает вопрос, чтобы понять, все ли в порядке между мной и мамой, не будет ли проблемой ее появление здесь.

— Эээ, да. Она будет с утра пораньше. — Я делаю внушительный глоток пива. — Я даже была не в курсе, что она адвокат моего дяди, если честно.

— О, понятно. Уверена, ради Брэндона она горы свернет, милая.

Это замечание застает меня врасплох.

— Что вы имеете в виду?

— О, да ничего. В старшей школе они все были так близки. Неразлучны, я бы сказала. Мне всегда казалось, что твоей матери больше нравился Брэндон. Говорю тебе, твоя мама и твой папа, плюс Мелани и Брэндон, вся четверка, были не разлей вода. Мы никогда не могли понять, кто из них с кем.

— Мам! — Люк, похоже, в ужасе. То, как она говорит, склоняет нас к мысли, что между Брэндоном и моей мамой что-то было. Ее лицо говорит о том же. Она кладет вилку и улыбается Люку.

— Сынок, я не растила тебя ханжой. И уверена, что ты не такой, поэтому успокойся. Я не говорю плохо о мертвых. Мелани и Макс были хорошими людьми. Мне просто кажется, что они неправильно выбрали себе супругов, вот и все.

Я втыкаю вилку в лазанью, сосредоточившись на тарелке.

— Не уверена, что Брэндон и моя мама так близки сейчас, как вы помните их, Марлена. Не думаю, что она говорит с ним о чем-то, кроме меня. И то не очень часто. — Электронные письма, которые она посылала мне с копией Брэндону, тому доказательство. Она даже не была в состоянии написать ему отдельное сообщение.

— Боль творит с людьми разные вещи, дорогая. Просто потому, что Аманда держит себя на расстоянии от людей, не значит, что она не заботится о них. — Скрытый посыл этого заявления невозможно не уловить. Я почти застываю над едой; меня безудержно тянет рассмеяться. Мне удается сдержаться — Марлена просто пытается быть милой, и я не хочу ее обидеть. Или огорошить новостями, что моя мать в настоящее время предпочитает женщин мужчинам. Мы едим, затем Люк и я уходим мыть посуду, а Марлена — смотреть «Голос». Люк постоянно касается меня, проводит рукой по спине, убирает волосы с глаз, в общем, не дает забыть, что он рядом, что все нормально.

И все действительно нормально. Это жизнь, и то, как все должно происходить внутри семьи. Это мило, и почти вытесняет из моих мыслей Брэндона, папу и ночные кошмары, которые вернутся вместе с возвращением в Колумбийский. Блин. Мне нужно пойти на похороны Тейта, поддержать Морган, разобраться с Ноа. О боже, Ноа. У меня так и не нашлось времени подумать про наркотики.

Хотя даже переживания обо всех этих вещах не мешают мне уснуть. Последние двадцать минут я лежу на диване, прежде чем мои веки начинают тяжелеть. Следующее, что я понимаю, — Люк бережно укладывает меня в свою постель, высунув язык от сосредоточенности на том, чтобы перенести меня, не разбудив.

— Извини. Я хотел как лучше. Старался не разбудить.

— Все в порядке. Все равно мне нужно переодеться.

Все еще сонная, я встаю и начинаю рыться в сумке, прекрасно понимая, что там ничего нет — я не брала ничего, в чем можно спать.

— Тебе нужна какая-нибудь футболка? — Люк оказывается рядом, неожиданно близко.

— Я… эээ… да, было бы отлично. — Вместо того чтобы успокоиться, мое сердце начинает выскакивать из груди, голова идет кругом. Окружающий мир меняется, когда он рядом. Я чувствую его каждой клеточкой. Всякий раз, когда мы в одной комнате, по коже идут мурашки от осознания того, как он близко.

Его глаза не отрываются от моих, пока я жду предложенную футболку. Маленькая улыбка касается уголков его губ.

— Что?

— Ничего. — Улыбка вырастает до ушей. — Вот, надень это. — Он снимает свою футболку через голову и бросает ее мне. Я ловлю ее в воздухе, от удивления раскрыв рот. Черная ткань хранит его тепло и запах.

— Серьезно? — смеюсь я.

Он кивает.

— Серьезно. — Я стараюсь не глазеть на него, на его голую грудь, накачанные мышцы живота и узоры татуировок, обвивающие его плечи, пока он медленно наступает на меня. Это движения хищника, и я застываю как испуганный олененок, который хочет удрать прежде, чем его поймают. Может быть, в какой-то степени так и есть. Так странно быть с ним здесь.

— Так ты ее наденешь? — В его глазах видны искорки.

— Может быть. Если мне предоставят немного уединения.

Я играю, и он это знает, поэтому делает вид, что дуется, когда говорит:

— Не волнуйся, я не буду смотреть. Твоя добродетель не пострадает.

Я расстегиваю джинсы и спускаю их вниз, не отрывая глаз от него. Хочешь поиграть, так давай поиграем. Я знаю, что сегодня на мне красивые, кружевные трусики. О чудо из чудес, лифчик тоже кружевной. Обычно такого не случается. Когда я стягиваю через голову майку, то чувствую, как он наблюдает за каждым моим шагом. Его темные глаза прожигают каждый миллиметр моей кожи. Я засовываю руки в рукава его футболки и надеваю ее, наслаждаясь его запахом, который меня окутывает. Едва успеваю поправить волосы, как он тут же набрасывается на меня, хватая за талию.