— Тогда я пересмотрю свое заявление, — говорю я. — Самая важная обязанность журналистов — сообщать новость, руководствуясь рассудком, выдавать только ту информацию, в которой они уверены, после проведения проверки на достоверность. Журналистов, которые принимают решение сделать сенсацию из события в целях повышения собственных рейтингов, людей, которые роются в истине, как будто это проклятый шведский стол, и они могут взять или оставить все, что им вздумается, не задумываясь о том, как их действия и слова влияют на людей, следует избегать любой ценой.
Аудитория молчит. Лэнг на мгновение затих, обдумывая услышанное, и поджимает губы.
— Согласен. Но это не всегда так просто, не так ли? Эмоции часто мешают, независимо от того, насколько усердно человек может пытаться быть беспристрастным. — Его внимание рассеивается, но в следующий момент взгляд снова становится осмысленным, и он обводит им всех студентов. — У меня есть для вас задание, класс, и вы можете поблагодарить мисс Паттерсон за дополнительную нагрузку. Я хочу, чтобы все и каждый из вас рассказал мне нечто правдивое. Скажите мне правду о событии, которое сделало вас тем, кто вы есть сегодня. И я не хочу слышать никого, кто будет говорить мне о том, что такого события в вашем прошлом не существует, потому что это будет... внимание... ложь. Всегда есть что-то. У всех нас есть то самое событие. Но... — Он замолкает, когда класс начинает стонать. — Но! Я хочу, чтобы вы рассказали мне свой секрет чужими глазами. Глазами человека, который знает ужасный инцидент от и до. Вот в чем вся соль, класс. Мы слишком предвзяты, когда речь идет об истине для других людей. Наш опыт, наши предрассудки, личные убеждения, — вот те краски, которые мы выбираем, чтобы полакомиться за шведским столом чужой истины, как красноречиво сформулировала мисс Паттерсон. В общем, если кратко, будьте креативными. Будьте смелыми. Будьте субъективными. Будьте такими, какими вам нужно быть, но, самое главное, будьте честными. Я буду ждать ваши работы, все как одна достойные Пулитцеровской премии, и никак не меньше, к концу недели.
На галерке слышен ропот и жалобы, Лэнг начинает собирать свой ноутбук и файлы, а я сижу, пытаясь снова стать невидимой. Но не могу. Он просит обнажить душу, но не только это. Он просит привлечь кого-то еще в процессе, чтобы тот посмотрел на мою ситуацию со стороны, разделили черное и белое, не позволяя моему мучительному прошлому влиять на работу. Это просто невозможно. Это жестоко, но в этом и состоит задача.
Я убираю свой ноутбук, желание испариться становится все более и более актуальным в эту секунду. Я убегаю прежде, чем Ноа выпадает шанс догнать меня. Но скрыться незамеченной не выходит, конечно же. Жужжание сотового слышно еще до того, как я покидаю здание.
Ноа: Все в порядке? Ты выбежала как ошпаренная.
Я: Да, прости. Просто не хочу оставлять Морган одну слишком долго.
Ноа: Увидимся позже?
Я: Конечно. Я дам знать, если будут новости.
Я почти в «У Марго», когда снова вибрирует телефон. Настроение ниже плинтуса в предвкушении нового смс от Ноа, но я вижу, как на экране мигает имя — Люк Рид.
Люк: Боюсь, сейчас нет времени заниматься нашим делом. Кое-что произошло, но новостей нет. Наберу позже, если что-то найду.
Я: Без проблем. Надеюсь, все в порядке.
Я чувствую себя идиоткой, едва отправив сообщение. Надеюсь, все в порядке? Это слишком неформальное обращение, я вроде как интересуюсь его делами. А мне не стоит интересоваться его делами. Не тогда, когда я отталкиваю его при каждом удобном случае.
Я захожу в закусочную «У Марго», заказываю два больших кофе, для себя и Морган. Руки горят как в огне всю дорогу обратно по 125-й улице из-за обжигающей чашки на вынос, но остальная часть меня — кусок льда. Хуже того, на полпути к дому начинает идти снег, мои волосы намокают и висят тяжелыми прядям, и к тому времени, как Морган позволяет мне войти в ее квартиру, вода стекает вниз по спине и шее.
— Бррр, дерьмово выглядишь, Паттерсон.
— Спасибо. Ты тоже отвратительна на вид. — На самом деле выглядит она довольно хорошо, кроме синяков под глазами и того, как она, кажется, вздрагивает, когда двигается, так как каждый сустав в ее теле болит.
— Это мне? — Она забирает у меня один кофе. Не тот. Я вырываю его обратно и сую ей другой стаканчик.
— Поверь, этот ты не захочешь
— Странно, что у тебя до сих пор все зубы целые, мой друг.
— Твое беспокойство о моих зубах очень трогательно, Морган, но у тебя есть более веские причины для волнения. — Я имею в виду ее лечение в «Сибрук», но моя подружка не беспокоится об этом. Она переживает о нашем потеряшке.
— Я места себе не нахожу. Я просто знаю, с ним случилось что-то плохое, Эвери. Тейт и я, нельзя сказать, что мы не разлей вода, но если бы все было в порядке, он бы мне позвонил.
— Знаю, детка. Но я уверена, что он в порядке. Он появится, вот увидишь.
— Это не то. Мы не знаем наверняка.
— Люк сказал, что даст нам знать, если полиция его отыщет.
— Люк? — Глаза Морган расширяются, подозрительно заблестев. Похоже, она готова разреветься. — Ты разговаривала с Люком? Я... мне следует поблагодарить его, Эв. Господи, он, наверное, подумал, что я облажалась по-крупному. Он появился сразу, ты в курсе. Как только узнал, что я не в себе…
Она прерывает себя, видимо не зная, как продолжить. Ее слова для меня как удар под дых. Конечно, Люк бросился к ней. Я могу себе представить, как он принял этот вызов. И верю, что он мог бросить все, что он делал, если кто-то просил его о помощи. Он просто такой человек.
— Он не думает, что ты облажалась, Морган, — говорю я ей. — Он просто рад, что ты в порядке.
— Ты сумасшедшая, ты знаешь это? — Морган делает глоток кофе и пожимает плечами. В ней все еще нет обычной уверенности. Не думаю, что та Морган ушла навсегда, но она, безусловно, на время притихла. — Он не из тех парней, которых отвергают, Эвери. Ни по какой причине.
Она права, но я не хочу это признавать. Не хочу признавать тот факт, что, возможно, Люк сделал это из-за меня. И я чертовски уверена, что упустила все шансы на то, чтобы между нами что-то было.
— Не забыла ли ты об ирландце, с которым сама меня сводила?
— Поправь меня, если я ошибаюсь, но, похоже, ты не клялась этому парню в вечной любви, так?
— Нет.
— Тогда это неважно. Между вами ничего нет.
— Думаю, Ноа с тобой в этом не согласится. — И я реально так думаю. Он милый. Добрый. Сочувствующий. И я представляла себя с другим парнем почти каждый раз, когда мы были вместе. Как это меня характеризует?
— Ты должна поговорить с ним. Он поймет. — Морган садится на край кровати, и я замечаю, что ее руки дрожат. Я хочу помочь ей, вместо этого она сидит тут и пытается наладить мою жизнь. — Потому что ты же знаешь, Эвери? Знаешь, что Люк к тебе чувствует?
Я просто моргаю, не уверенная в том, как реагировать. Я не была готова к этим словам.
— Ну Эвери. Не может быть…
Мой мобильный начинает звонить, и она не успевает сказать мне, чего не может быть, хотя я и сама знаю, и от этого внутри все переворачивается. Нельзя игнорировать это вечно. Я не могу убежать и спрятаться абсолютно от всего в своей жизни. Я достаю телефон из сумки, и поеживаюсь, когда вижу имя Ноа. У него уши горят, наверное.
— Это он? — Вот уж не знаю, кого имеет в виду Морган, но я думаю, она быстро делает вывод по моему лицу. — Просто скажи ему, — говорит она. — Он поймет, вот увидишь.
Я делаю глубокий вдох, чтобы собраться с силами. Нечестно давать ему надежду на то, что между нами может что-то быть.
— Привет, Ноа. Извини, я…
— Это правда?
Меня съедает чувство вины как застигнутого на месте преступника.
— Что правда? — спрашиваю я осторожно.