Мы повернулись к Тому. Друг стоял, покачиваясь, и сжимал голову руками. Когда он поднял на нас глаза, я увидел, что он плачет.

- Что? – Тихо спросил он. – Что? Нет. Вы не можете… вы не можете так со мной поступить. Вы не можете ставить мне такой выбор.

- Том, - позвали мы одновременно с Биллом. Он мотнул головой и, хромая, быстро прошел мимо нас в коридор. Схватив куртку, он обернулся и сказал:

- Я уйду, и уйду один. А когда я вернусь, вас обоих не должно быть в моем доме.

Дверь за Томом захлопнулась. И стало пусто, и вокруг, и во мне. Злость тут же ушла без следа, как вода в ванне, если затычку выдернуть. Осталось только все усиливающееся и гложущее чувство вины и невероятный стыд. Почему-то только оставшись здесь, между закрытой за другом дверью и плачущим Биллом, я будто увидел себя со стороны, всего полностью, с ревностью к Биллу, с завистью к их с Томом отношениям и собственной неправотой.

Ни о какой школе речь и не было. Мы слышали, что нам сказал Том, но продолжали ждать его, сидя на крыльце его дома. Но Том не вернулся ни через час, ни через два, не вернулся он и тогда, когда вечером пришел автобус из Магдебурга. Вовсю дул холодный осенний ветер, руки и ноги заледенели, продутые уши болели. Но это все было незначительной ерундой. Мы обидели Тома, и простуда была наименьшим из тех наказаний, что мы заслужили.

- Конечно же, Том выберет тебя, - нарушил молчание Билл. – Ведь ты ему друг с самого детства. А я так просто, увлечение. У Тома таких как я еще целый вагон будет.

- Нет, скорее всего, он выберет тебя. Я ему уже надоел, ему со мной скучно. У нас все меньше общих интересов. Боюсь, в дальнейшем наши дороги и вовсе разойдутся.

- Ты сам виноват, ты его не понимал. Зачем ты постоянно указывал ему на то, как плохо быть геем, зачем говорил, что мы играем только? Мы ведь правда друг друга любили. Я Тома не смогу забыть… - Билл снова заревел.

- Просто я не хотел, чтобы он потерял в ваших отношениях свою индивидуальность. Ты его слишком зажимал, он смотрел то, что ты хочешь, делал то, что ты хочешь. Меру знать надо в своем влиянии на близкого человека.

- Что теперь это обсуждать? Томми все равно нет. А вдруг он сделал что-то плохое с собой? – Билл вскочил с крыльца.

- Да нет, он на такое не способен. Он очень любит жизнь. Любил, по крайней мере, до сегодняшнего дня.

Проведя на крыльце еще один бесполезный час ожидания, мы решили расходиться. Билл забрал свои вещи, и я по привычке проводил его до остановки, закрыв перед этим дом Каулитцей и положив ключ в условное место под трубой. Билл уехал, и я пошел домой, параллельно высматривая в каждом прохожем Тома.

Мы с Томом не разговаривали уже несколько дней. Я звонил ему, но он не брал трубку. Когда я приходил к нему домой, его дома не оказывалось. Симона и Гордон постоянно говорили, что он либо занят, либо отсутствует. У Билла была та же ситуация, так что в этом мы с ним были равны. Когда я изредка видел Тома на улице, он всегда сворачивал в другую сторону, чтобы не встречаться со мной. В школу он не ходил, и мне приходилось врать, что он болеет. Стремительно приближался день защиты проектов, Рита то и дело подбегала ко мне выяснять, где Каулитц, и появится ли он вообще. От нечего делать и мы с Биллом вплотную занялись подготовкой, постоянно созванивались, в основном для того, чтобы выяснить, не связывался ли Том хотя бы с одним из нас. Мы не могли понять, хочет ли он нас проучить таким способом или правда больше не желает иметь с нами ничего общего.

Я старался проводить дни как обычно, занимался своими обычными делами. Но выполнение домашней работы превратилось из прямой обязанности в утомительную скуку, игры и увлечения не приносили удовольствия, отдых свелся к тому, чтобы дрыхнуть на диване. Из новостей Билла было только то, что приехавшая из командировки мать, видя его удрученное состояние, не стала наказывать за побег из дома. Эскизы Симоны она использовала, но совесть все-таки проснулась, и она указала, чьи они. Но Биллу и это было безразлично.

Без Тома все было не так. А он не хотел нас прощать.

В день презентации я не чувствовал ни волнения перед выступлением, ни предвкушения того, как здорово я выступлю. А когда нас с Биллом позвали выступать, неожиданно охватила какая-то апатия, полное безразличие и к тому, какую оценку нам поставят, и к тому, слушает ли нас кто-нибудь. А нас слушали и поражались. Ведь обычно из своих ответов я старался сделать интересную и познавательную лекцию. А сегодня мы с Биллом безо всяких эмоций и выражения тупо выдавали зазубренный текст, что-то показывали невпопад на ватмане, путали последовательность в абзацах, голос срывался, давая петуха. Пробурчав последнюю строку, Билл уставился в окно отсутствующим взглядом. Кабинет погрузился в тишину, одноклассники смотрели на нас, кто-то деликатно покашливал, черкая что-то в тетрадях. Училка сняла очки и долго в упор разглядывала меня.

- Шаффер, я вас не узнаю, - наконец, сказала она. – Что это с вами сегодня? Я могу предположить, что для Трюмпера это первый подобный эксперимент, но для вас! Я просто не знаю, как мне сейчас поступить. Я, безусловно, ставлю вам высший балл, ведь материал как всегда на уровне, да и в счет ваших прошлых заслуг. И все же я хотела бы поговорить с вами после занятий относительно выступления.

- Простите, - только и смог выдавить я. – Неважно себя чувствую.

- Садитесь. Так, а где у нас Рита и Каулитц? Репетируют выступление?

Билл на этих словах занервничал и начал стучать ногтями по парте, бросая беспокойные взгляды на дверь. Поддавшись его настроению, я тоже распсиховался, дергаясь на стуле.

- Ну, ладно, тогда вместо них мы послушаем презентацию…

Договорить биологичка не успела, в кабинет вихрем ворвался Том, а за ним перепуганная ботанка. Том со стуком шлепнул на парту свернутый в рулон плакат и заявил:

- Мы готовы выступать!

- Э-э-э, хорошо, - хлопая глазами, протянула училка. – Слушаем вас.

Рита, пытаясь справиться с нежелающим разворачиваться ватманом, затянула писклявым дрожащим голоском:

- Тема нашей беседы – «Непонимание л…»

- Да! – Тут же оборвал ее Том. – Тема нашей беседы – непонимание! Непонимание нас самыми родными нам людьми. Непонимание того, что нам жизненно необходимы как друзья, так и любимые. Непонимание того, что мы не можем прожить без кого-либо из них, что они оба одинаково дороги и нужны, хоть и чувства к ним разные. Непонимание того, что когда эти двое ругаются, выливая друг на друга кучи грязи, они выливают эту грязь на меня! Что мне больно и неприятно видеть это, знать, что они друг друга ненавидят. И тем хуже бывает то, что после небольшого перемирия, меня ждут еще большие скандалы и проблемы. Что придется терпеть это и ломать голову, где же я сам ошибся!

Том кричал, размахивая руками, а я с каждым его словом вжимал голову в плечи, готовый провалиться сквозь землю. Остальные ребята во главе с по-рыбьи открывающей рот биологичкой таращили глаза, и спрашивали друг и друга, что происходит.

- А теперь практическая часть. Кто скажет, что мне теперь делать? Эти два эгоистичных и самовлюбленных козла заявили мне – выбирай, Томми! Да это все равно, что выбирать между правой и левой рукой! Бл*ть!

- Каулитц, не выражайтесь! – Пикнула биологичка.

- Прощу прощения, я уже ухожу. Я просто уже так не могу. Всем спасибо за внимание. Если у кого-то возникнут дополнительные вопросы, жду вас в коридоре. До свиданья.

Том так же шумно вышел из кабинета, хлопнув дверью.

- Томми! – Выпрыгнул со своего места Билл. – Подожди нас! Вставай, Густ!

Ухватив меня за плечо, Билл выдернул меня из-за парты и потащил к выходу, не обращая внимания на возмущенные вопли училки и на то, что впился ногтищами мне в руку до крови.

Том стоял в самом конце коридора, у окна, сложив руки на груди. Билл побежал к нему, волоча меня за собой.