- Эй, парни, похоже, Большой Взрыв сейчас будет у меня в штанах, - Вдруг меня перебил Том. – Билл, где тут у тебя толчок?

- Туалет? Пойдем, покажу. – Билл, тоже вроде слегка растерянный от такого внезапной смены темы разговора, встал и потянул Тома за руку. Вместе они вышли из гостиной, оставив меня в обществе храпящей болонки.

Я успел просидеть в одиночестве минут десять, когда мимо меня из коридора в дальний закуток гостиной прошла сестра Билла. Она снова была в темных очках на пол-лица. Не останавливаясь, она повернула ко мне голову и шла так, наверное, рассматривая меня через стекла. Меня пробрала дрожь – как-то жутко было, идет, молчит, глядит большими черными линзами… Чуть не врезавшись в шкаф, она свернула за него и затихла там. Не квартира, а дурдом, а обитатели ее – психи все до одного. Черта с два я еще когда-нибудь сюда сунусь! Вот только как Тома от дурного влияния этой семейки уберечь? Будет ведь ходить в полотенце, очках и утверждать, что он – творение господа…

- Густав! Пошли! – Слышится из коридора голос Тома. У входной двери замечаю в руках Каулитца большой пакет, в котором что-то шелестит.

- Это что у тебя?

- Скатерть, - отвечает за него Билл. – Мама сказала, что та, которую мы испортили, восстановлению не подлежит, но, к счастью, у нас нашлась точно такая же. Мама Тома ведь еще не пользовалась той скатертью, так что подмены не заметит.

- Это, конечно, очень здорово, только Том, что, будет весь день таскаться с этим пакетом?

- Да ладно, суну в шкафчик и все, - говорит Том.

- Да? Ты, помнится, потерял от него ключ, а новый так и не умудрился попросить.

Каулитц задумывается, морща нос. Билл мечтательно вздыхает – ах, да, ему же нравится, когда Том морщит нос. Вот бл*, получается, все те разы, когда Билл рассказывал, что ему кто-то нравится, он имел в виду Тома? Ну, надо же, хоть бы намекнул раз, что ли.

- В твой положу! – Наконец, осенило Тома. – Ты тоже им почти не пользуешься.

Школа от дома Билла находилась сравнительно недалеко, а у нас еще оставалось немного времени до звонка, поэтому мы шли пешком. Лучше бы поехали на чем-нибудь, быстрее бы добрались, а то слушать беспрерывный рассказ Билла о дизайнерских достижениях его родительницы уже, мягко говоря, поднадоело.

- Билл, а почему твоя сестра все время в очках? – Спросил я, когда каким-то чудом возникла маленькая пауза. Да и тему переменить пора.

- Она сделала подтяжку век. Ей они казались слишком тяжелыми.

- Она же вроде и так королевой красоты была.

- Откуда знаешь?

- Ну… Том рассказал, - кивнул я на увлеченного пинанием невесть откуда взявшейся банки из-под энергетика Каулитца, мельтешащего перед глазами туда-сюда.

- Да, она в своем бывшем университете стала королевой красоты. Но ей этого показалось мало, и она решила «совершенствовать» свою внешность. И так увлеклась этим вместо учебы, что ее отчислили. Она и собачку себе купила маленькую, чтобы соответствовать.

- Чему соответствовать?

- Стандартам красоты и моды. Мама ее поддерживает, а я пытался переубедить, но безрезультатно. Она уперлась в свое и не понимает, что кто-то может считать иначе и быть правым. – Билл помолчал, а затем выдал. – Надо вас познакомить, у вас столько общего!

- Что, например?

- Подумай…

Пока я думал, что могло бы быть общего у меня и сестры Билла, все шли молча, лишь только Том гремел своей банкой, старательно изображая крутого футболиста, «обводил» воображаемых противников.

- Томми! Перестань, выброси эту банку! – Не выдержал Билл.

- Ну, Билли, еще немного! Прикольно ведь!

- Ничего прикольного! Выброси, пожалуйста, пока нам замечание не сделали.

Прохожие недовольно смотрели на нас и качали головами.

- Ну, когда сделают, тогда выброшу…

- Том, ну выброси, раздражает ведь!

Каулитц остановился и с улыбкой поглядел на свою надувшуюся зазнобу.

- Ну, выброси сам, раз раздражает.

Билл покосился на банку, придавленную ногой Тома.

- Ну, нет, я не буду трогать этот мусор. А вдруг там зараза какая?

- А мне, значит, можно заразную банку трогать, чтобы выбросить? – Также улыбаясь, продолжил Том.

- Ну… - Замялся Билл. - Пускай Густав тогда…

- Что? – Возмутился я. – Знаешь, Билл, если здесь и есть зараза, то только одна, и она не в банке!

- Густи, я думал, ты о себе лучшего мнения! – Билл показал мне язык в ответ.

- А я уж подумал, что с тобой можно нормально разговаривать. Но, видимо, это у тебя очень редко бывает.

- Ну, хватит, парни, достали уже! – Том перестал улыбаться, поднял банку и бросил в урну. Я пристыжено замолчал.

- Томми? Томми, ты обиделся? – Билл быстро посеменил за ним и заискивающе заныл. – Томми, я больше не буду, правда. Прости, пожалуйста. Я буду хорошим. Прощаешь?

Билл развернул к себе Каулитца и чмокнул прямо в губы. Я поперхнулся своей слюной и закашлялся. Том сначала тоже оторопел, но тут же засиял, как полированные панельки на моем новом нерабочем роботе.

- Конечно, прощаю, Биби, - просипел он.

Тут у Билла вытянулось лицо.

- Как ты меня назвал? – Грозно спросил он. Судя по всему, опять намечается истерика. Каулитц захлопнул рот.

- Биби, - неуверенно повторил он. Билл поднял бровь.

- Мне нравится, - радостно заявил он, и мы с Томом вздохнули с облегчением.

- Я думаю, следует пока что повременить с официальной оглаской ваших отношений, - сказал я на подходе к школе, глядя на руку Тома, вцепившуюся в бедро Билла. Том повернулся ко мне, вопросительно округляя глаза.

- Почему это?

- Потому что вряд ли закомплексованная и находящаяся в разгаре сексуального и психологического развития школьная общественность оценит ваши сомнительные с социальной, моральной и биологической точки зрения отношения.

- Чего? По-немецки можно?

- Ох, Томми, да он хочет сказать, что ему стремно будет за нас, - встрял Билл, недовольно дуя губы.

- Почему стремно? Густ, почему тебе будет стремно?

- Я не это имел в виду…

- Он просто боится, что его зачморят, что он дружит с геями.

- Билл, бл*, я сам за себя скажу, ладно? Кстати, ты прав, прессинг на почве внезапной смены ориентации Томом будет, но направлен он будет на вас, а не на меня. Том, я хочу сказать, что вас с Биллом будут чморить, а тебя в особенности.

Том растерянно поглазел на здание школы и убрал руку от Билла.

- Томми, да брось ты! Не слушай этого ссыкуна! Никто нас не загнобит, мы сами всех загнобим. Главное, сразу поставить себя так, чтобы никто и не думал к нам сунуться. Какая кому разница, с кем ты гуляешь?

- Том, подумай хорошенько. Кому-то, может, и все равно будет, а большинство по любому будет смеяться. Ты же знаешь, подростки в нашем возрасте очень агрессивны и жестоки, мало того, что вас ждут словесные оскорбления и насмешки, так еще и до физического насилия дойти может. У тебя вон еще после Бена рожа не зажила, представь, что тебе каждый день так драться придется.

Физиономия Каулитца вытянулась, и он осторожно потрогал свою щеку.

- Густав, я тебя умоляю! Про меня уже все всё давно знают, и никто еще не лез. А если и были такие уроды, которые меня тронуть хотели, я их сразу на место ставил! В моей бывшей школе половина народа с расцарапанными мордами ходит!

- Вот видишь, Билл, ты сам себе противоречишь. За что же ты их расцарапал-то? Не просто же так, правильно? Значит, они докапывались, и не один-два человека, а полшколы.

Билл зло запыхтел и топнул ногой.

- И что теперь? Что, я должен до конца жизни шифроваться и бояться, что меня поколотят за то, кто я есть? Уж извините, это не моя прихоть, я таким родился! Это мое, и стыдиться этого – все равно, что стыдиться своей национальности или взглядов на жизнь! – Он повернулся к Тому. – Ты как хочешь, Томми, но я против того, чтобы скрывать наши отношения. Мы имеем на них право!