Пальто пришлось оставить. Мэг так и не проснулась. Но водой я всё-таки воспользовалась, побрызгав на лицо. Только потом вышла из камеры, не оборачиваясь махнув на прощания бывшим сокамерницам.
- Не думал, что ты такой гад, Краас.
Черт недоуменно смотрел на моего ночного охранника, даже тогда, когда тот повернулся спиной, недожавшись ответа.
- Что это с ним?
Это он у меня спрашивает что ли? Вот гадина, устало думаю. Как ни в чем не бывало. Будто и не я вовсе сидела из-за него целую ночь в камере. Сил на злость просто не осталось.
Стою, тяжело смотрю в бессовестные глаза.
У Крааса, наконец, случилось переключение в мозгу и он изобразил на лице, подходящие по случаю, сочувствие.
- Ужасно выглядишь. Правда думал будет хуже.
- Неужели. С мрачной веселостью шиплю я, оглядывая чисто отглаженный бордовый сюртук и свеженькую физиономию черта. Сейчас я представляла разительный контраст. Мятая юбка, грязная рубашка, когда-то бывшей белой, не палантин а половая тряпка на плечах, перекошенное лицо. Только тюрбан не пострадал за время всей истории.
Краас быстро соображает в чем дело, берет меня под руку, выводя по направлению к лестнице, ведущей из подземелья.
- Прости. Дежурный части уже получил свое. Но великана нужно было догнать.
- Догнал?
- Мда, догнать то догнал, но толку... Шеф ждет тебя, отдашь печать, расскажешь, что было и вольна как голубь мира.
Останавливаюсь. Ну уж нет!
- Мира значит? Да я такой скандал устрою что тебя и твоего шефа...
- Да за что? Скорее для проформы, чем искренне веря в мои угрозу, спрашивает черт.
- За дискриминацию по половому признаку.
- Чего?
- За притеснение человечества. Вам не то что голубь, птица феникс не поможет.
- Я понимаю, ты устала, перенервничала и слегка не в себе. Людоед-великан и не самое приятное общество в камере. Прости, говорю, готов искупить свою вину походом в театр, ладушки?
Его рука скользнула мне на плечо, а меня вдруг разобрал смех. Краас думал, что истерика, может быть, но я благодарна тому что он не мешал пока приступ безумия не закончиться и я не выдохлась.
- Пальто. Отдышавшись произношу. - мое в камере осталось.
Крааса трудно чем удивить. Он отходит от меня на шаг, осматривает с ног до головы мою фигуру и легко соглашается, устремляясь вперед.
- Стой, ты еще мне должен. Не забыл о сделке?
Его плечи слегка поднимаются и опускаются.
- Помню, потом нельзя? Шеф ждет.
- На тебе нет значка.
У всех ночниц имелся накопитель в виде значка их подразделения. И у Крааса он был, утром, но не сейчас.
Черт, дошедший до нижней ступеньки лестницы крутанулся на низких каблуках, уже с куда большим интересом ожидая продолжения.
- И? Что ты хочешь такого незаконного, что бы накопитель ни отследил нашей сделки?
Облизываю моментально пересохшие губы. Затаив дыхания, произношу имя давно ставшее для меня словно молитва. Я произношу его утром, просыпаясь и вечером, закрывая глаза.
- Александр Оминхауз.
Черт хмыкает.
- До Нави его звали так. Мне нужно имя и местонахождение.
Черт опять хмыкает, продолжая взирать на меня с высоты нижней ступени. Подобные вещи запрещены законом и преследуются. А я прошу Крааса пойти на должностное преступление.
- Ох, уж мне эти любовные дела? Вздыхает он.
- Ладно, посмотрю. - протягивает ко мне ладонь, помогая подняться по лестнице. Я не кисейная барышня, но от помощи не отказалась.
- Серафи, ты меня все больше и больше удивляешь. Недооценил. С уважением произносит мой провожатый, открывая дверь в рабочий улей отделения блюстителей.
Несмотря на весьма раннее время, оперативников собралось более чем в дневное время суток. На нас совершенно никто не обращал внимания, пока мы обходили многочисленные столы с досками, приближаясь к мохнатой черной двери. То, что мне показалось мохнатым издали, были многочисленные щепки, торчащие из цельного куска дерева. Постучаться, что бы ни занозить кулак, невозможно.
Испугаться владельца кабинета я не успела, дверь распахнулась, прежде чем мы успели к ней подойти.
Краас подтолкнул меня в зияющую черноту дверного проема. Еле перебирая ногами, переступаю порог. Дверь тут же захлопывается, отсекая меня от черта. Смутное беспокойство закрадывается в сознание. Но какая может быть ловушка в стенах участка ночниц?
- Зои Сэрафи, вы можете присесть.
А я не могу оторвать глаз от изображения на черной стене. Там стоп кадр. Я в раскрытом пальто с заведенными назад и связанными руками и зеленый великан передо мной, с готовностью выполнить любой мой приказ. Так вот значит, как просматривают накопители информации, как фильм. Сам значок лежал перед стеной, на низеньком узком столике и от него лилось на стену слабое свечение, преображаясь в картинку.
Пройдя темную занавесу магического свойства, я попала в небольшую, скудно обставленную комнату, с черными стенами, на которых застыли застывшие эпизоды чей-то жизни. На одной стене я. На второй Краас, с объятой огнем рукой, замахивается на закутанную в черное фигуру. Оба парят над перевернутой каретой. На третьей - зеленый обрыв с человеком в алом плаще на краю. Рассмотреть его я не успела.
- Серафи, мы ждем.
На четвертой стене карта провинции Алдарь, под ней крепкий мужчина, в обтягивающем сюртуке с позолоченными нашивками, за огромным столом.
Что значит мы? Ясно же - нас тут только двое.
Приметив перед ним кресло, предназначенное очевидно для меня, сажусь, расправляя складки грязной юбки. После этого наконец, решаюсь поднять глаза на хозяина кабинета.
- Итак, расскажите, при каких обстоятельствах был найден объект из запрещенного металла?
Голос мягкий, вкрадчивый. Мне легко представляется, какой он с подчиненными - отстраненно-вежливый. Взгляд спокойный, выжидающий, прикрывает стальные отблески жёсткости. С таким точно в гляделки не хочется играть. Вид невраждебный, расслабленно-собранный. Ему лет сорок не более, а на самом деле может и много больше, учитывая, что передо мной представитель волчьей стаи.
Ладно, быстрее расскажу, быстрее уйду домой.
-Гм. Орри Рышкевич обратился ко мне с просьбой проверить несушек и петуха...
- Какого дня?!
Вздрагиваю от неожиданности. Присматриваюсь к шефу. Нет, молчит. Галлюцинации? Или перенапряжение и бессонница? Осматриваюсь. Как есть одни.
Обладатель каркающего голоса словно материализовывается из темноты с лева от оборотня и выходит на свет.
- Полагаю так вам будет легче соображать, Серафи.
Хамом являлся худосочный господин в темно-синем мундире с круглым знаком в виде пустого кольца на груди. Именно его я приметила первым. Почему? Потому что такой знак имел особый отдел. Тайная канцелярия в его лице предстала передо мной в облике серого и почти неприметного мужчины неопределенного возраста, с мутными серыми глазами. Явственными были только они. Словно две наживки цепляющие жертву и державшую ее до победного конца...до его победного конца естественно. Все остальное казалось размытым, не запоминающимся.
Итак, вот она, "столичная шушера" как сказал Краас, вчера утром на заднем дворе таверны у Рышкевича. Могла ли я подумать что утром следующего дня я предстану перед представителем отдела, занимающегося сугубо гос безопасностью?
Только усилием воли заставляю руки спокойно лежать на коленях, а не метаться в желании заняться чем-нибудь. Первыми взмокли ладони, потом затылок. И я со всей раздражающей ясностью прочувствовала как тягучая и противная капля пота затекает мне под воротник рубашки, продолжая свой путь к лопаткам и по позвоночнику вниз, пока не растратила весь свой запас влаги.
- Ну что ж вы утратили голос, девушка? Невзрачный говорил очень проникновенно, такому за рюмкой горячительного можно было выложить всю свою подноготную. Если бы в самом начале нашей беседы он ненароком не выдал своего отношения ко мне, ведь причин хамить у него не было. Он меня не знает, я его не знаю. Единственный вывод который напрашивался - он недолюбливал людей в целом.