— Эли!..
Элазар обернулся к ней.
— Что, Реувен? Почему не спишь? — тоже шепотом спросил он.
— Эли, мне не дает покоя одна мысль… — прошептала Реувен. — Для чего, все-таки, тебе понадобились баллисты?
— Глупышка Реувен, для чего нужны баллисты? Для защиты, естественно. Мы едва избежали опасности — я имею в виду Ноэла из Лонгботтома — и мне хотелось бы обеспечить защиту в нашем новом доме, чтобы, если придет беда, мы не оказались безоружными подобно почтенным магам из нашего квартала. Но сейчас тебе не следует об этом беспокоиться, — сказал Элазар вполголоса. — Поспи, Реувен. Как только туман рассеется, мы двинемся в путь.
Реувен опустила глаза. Всё же, несмотря на всю его подлость, ненадежность и изворотливость, Реувен не могла сердиться на Элазара, когда он говорил с нею так ласково.
— Опять в дорогу… — прошептала она. — Эли, как долго нам еще идти? Иногда мне кажется, что наш путь бесконечен, как движение небесных сфер.
— Не отчаивайся, Реувен, — ответил Элазар. — Я уверен, что конец нашего путешествия уже не за горами.
И то ли усталость взяла над Реувен верх, то ли разговор с Элазаром и вправду усыпил терзавшие ее тревоги, но вскоре она и правда крепко уснула. Это был сон без сновидений. Реувен погрузилась в него, словно в черные ласкающие воды — и тем более неожиданным стало для нее пробуждение. Кто-то ее тормошил.
— А ну просыпайтесь! Просыпайтесь, живо! — покрикивал на нее незнакомый голос, выговаривающий каждое слово так странно, что не сразу и поймешь. — Ишь, чего удумали — улечься спать посреди топи! Худшего места вы и во всем белом свете не сыскали бы!
Реувен резко села, почти неосознанно выхватив волшебную палочку. Голова у Реувен гудела, как растревоженный улей, а тело ломило так, будто она всю ночь проспала на острых камнях. Протерев глаза и оглядевшись, она увидела, что туман рассеялся, но тьма стала еще гуще; а вокруг, куда ни бросишь взгляд, болото — одно только болото, болото и болото.
— Как же так? — пробормотала Реувен, еще не полностью проснувшись. — Как мы могли очутиться на болоте? Мне казалось, мы едем по равнине…
— Это вас Пэк сюда заманил, не иначе, — раздался всё тот же сварливый голос со странным выговором. — Он вас и усыпил, чтоб вы, значит, проспали тут до скончания века — пока камень, на котором вы остановились, не ушел бы прямиком в топь.
Реувен опять потерла глаза тыльной стороной руки — и опять ничего не увидела. Голос продолжал:
— Вот же носит вас черт по трясинам! Что ни день, так какой-нибудь олух забредет, а мне что делать? всякий раз выручать? Эх, так и быть, — рядом с Реувен послышались шаги. — Выведу я вас из гиблого этого места — чего уж там, не пропадать же христианским душам.
И тут прямо перед Реувен откуда ни возьмись возникла дородная бабенка с широким грубоватым лицом, румянцем во всю щеку и копной светло-рыжих волос, неприбранных, как у деревенских колдуний. В больших сильных руках эта статная женщина держала корзины, полные каких-то трав, комочков грязи и еще чего-то скользкого и мерзкого, напоминающего лягушек.
— Собирала болотных фэйри, — сказала женщина, сунув одну из своих корзин Реувен под нос, — вот и набрела на вас. А если б жена пекаря не сговорилась со мной о сглазе для соседки и я не пошла бы безлунной ночью на болото — что бы вы делали? Я вам скажу, что бы вы делали — так и лежали бы тут, одуревшие от болотного туману, как феи от церковного звону, и, в конце концов, потонули бы в трясине.
— Благодарим тебя за помощь, добрая женщина, — заговорил Элазар. Реувен вздрогнула: она всё еще пребывала во власти сна. Посмотрев по сторонам, она увидела, что все ее спутники тоже проснулись и с изумлением взирают на свою нечаянную спасительницу. Элазар продолжал, спустившись с подводы: — Если бы не твое сострадательное сердце, мы бы погибли здесь, сами того не ведая. Но каким образом ты выведешь нас отсюда? Наши повозки тяжелы, они увязнут в болоте.
Деревенская колдунья оглядела Элазара с головы до ног, хмыкнула, фыркнула и заявила:
— Знамо дело, как! Так же, как я добралась сюда! Ну и дурни, сил моих нет… — последнее колдунья проворчала вполголоса. — На-ка, подержи! — велела она Реувен, протягивая ей свои корзины. — Держи-держи! Ничего, авось руки не отвалятся, — всучив корзины опешившей Реувен, колдунья подобрала юбку — взгляду путников открылись ее крепкие ноги в грубых башмаках — покружилась на месте, согнувшись в три погибели, топнула, смачно плюнула в болотную жижу и прокричала: — Хафф, хафф, хаффлпафф! Расступись, трясина! Появись, тропа!
И не успела Реувен, усмехнувшись про себя нелепому заклинанию, подумать о поразительном невежестве деревенских колдуний, как от каменной площадки, на которой они остановились, протянулась дорога, устланная мягким зеленым мхом.
— Ну, чего встали? Вам бы лучше поспешить: как я погляжу, ваш камень уже погружается в болото! — прикрикнула на них колдунья. Вырвав из рук Реувен свои корзины, она с необыкновенной для своего роста и стати ловкостью спустилась с каменной площадки на волшебную тропу и вперевалочку пошагала прочь. Путники, испугавшись упустить колдунью из виду, припустили за нею.
Бархатный мох подавался под их ногами, и Реувен опасалась, что еще шаг-другой — и они вместе со своими лошадьми и повозками провалятся в трясину. Но мшистая дорога, несмотря на свою мягкость, оказалась удивительно надежной. Следуя за колдуньей, путники шаг за шагом двигались через гибельное болото, зловонное, булькающее, будто бы наблюдающее за незваными гостями. Реувен не могла избавиться от ощущения, что за ними неотступно следят чьи-то глаза, а некие враждебные создания, неразличимые во мраке, перебегают с места на место, перешептываясь и посмеиваясь. Лошади фыркали и прядали ушами, учуяв болотную нечисть.
— Не глядите на них, не то сверзитесь с тропы прямиком в топь — а они только того и ждут, — посоветовала колдунья самым что ни на есть будничным тоном. — Утащат на дно — и пропали ваши головушки. Это они сейчас еще смирные, — я-то парочку этих тварей изловила и шеи им свернула — а бывает, заберутся прямо в дом, подкрадутся, пока спишь, и присасываются к живому телу, чтобы крови напиться. Ух, вот я вам, паскудники! Будете знать, как воевать с Хельгой Хаффлпафф! — и колдунья, повесив обе корзины на левую руку, погрозила кулаком в темноту.
— Хельга Хаффлпафф? — переспросил Годрик. — Экое у тебя, женщина, чудное имечко.
— Чем это тебе не угодило мое имя?! — мгновенно вскинулась колдунья. — Поглядите-ка, взяли себе обыкновение потешаться над моим именем! А как корова не доится или дитё захворает — так сразу ко мне бежите, и ничего, моим именем не гнушаетесь! Коли желаете знать, Хаффлпафф — это всего-то мое прозванье; а Хельгой нарек меня мой батюшка, он у меня был из лохланнахов, или, как еще говорят, викингов. Матушка-то моя родом из благословенной земли Эйре; она была знахаркой, умела ворожить и предсказывать судьбу, а заодно и врачевала, — принялась рассказывать Хельга (похоже, колдунья была гневлива, но отходчива). — Случилось так, что на здешние места повадились нападать Белые Чужеземцы на парусных ладьях: грабили дома и церкви, крушили всё что ни попадя, забирали награбленное на свои корабли и уплывали прочь. И вот в один из таких набегов потерпели они поражение от наших воинов, и пришлось им бежать к своим ладьям, бросив на берегу убитых и раненых; а моя мамаша, дернул же ее черт, возьми да и подбери одного из раненых лохланнахов. Долго она его выхаживала, заговаривала его раны, поила целебными отварами; а как окреп он и встал на ноги, так уплыл обратно в земли своих сродичей — и поминай как звали. Матушка моя в ту пору уже была мною брюхата; понятно, она не желала, чтобы папаша мой уходил, и потому наложила заклятье на его латы и меч — такое, что не мог он ни поднять их, ни унести. Да только всё без проку: в конце концов, он прямо так, бросив латы и меч, убег. Я на него не в обиде: видать, такой он был человек, перекати-поле, не сиделось ему на одном месте… Да и у матушки моей норов был, я вам скажу… от нее не то что без меча — без портков убежишь куда глаза глядят, — Хельга рассмеялась. — А батюшка мой, прежде чем утек, завещал матушке назвать дитя, коли парень родится, Хельги, а коли девка — Хельга; и матушка, пусть и шибко на него осерчала за его побег, всё же волю его исполнила. Потому-то я и зовусь Хельгой, а Хаффлпафф меня уже после прозвали. А вот и мой дом, — возвестила она. — Значит, полпути пройдено. Отсюда до другого берега болота — рукой подать.
