Элазар бросил на Бени презрительный взгляд.

— И что? По-другому она бы не вывезла нас всех. Благодаря мне мы спасли нашу повозку и кобылу; а если бы я, подобно тебе, предавался никчемным сантиментам, мы лишились бы в лесу всего, что имеем — да еще и наших жизней в придачу.

— Подумать только, — проговорила Реувен, обращаясь скорее к самой себе, чем к другим. — Разбойники-маги!..

Элазар зло усмехнулся.

— Ну что, Реувен? Всё еще считаешь, что моя нетерпимость к магглорожденным беспочвенна и алогична? Если бы те молодчики, что напали на нас в лесу, владели всеми заклинаниями, которыми владеем мы, наша судьба была бы весьма незавидна.

Реувен чувствовала себя слишком измотанной, чтобы спорить, но все-таки нашла в себе силы ответить:

— Если бы те магглорожденные были разумными, образованными магами (а именно такими воспитал бы их мой отец в своем бейт-мидраше), они, я верю, и вовсе не стали бы разбойниками, ибо злоба всегда проистекает из невежества.

Элазар посмотрел на Реувен как на умалишенную. Он вознамерился сказать ей что-то гадкое — Реувен уже приготовилась дать ему решительный отпор — но вдруг застыл, изменившись в лице. Ехидные слова застряли у Элазара в горле. Он с ужасом поднял глаза на спутников — и тихо, пугающе тихо, сообщил:

— Они срезали с меня кошель вместе с поясом.

— Великий Бог! — ахнула Реувен. — Как же это… А… А галлеоны, золотые галлеоны? Ты же хранил их отдельно. Где они?

У Элазара опять начали дрожать руки.

— Я зашил их в пояс, — сказал он бесцветным голосом.

— Ну и дела, — мрачно протянул Годрик. — Что же, господин чародей? Значит, по твоей милости мы остались без гроша?

— На меня напало с полдюжины этих негодяев! — вскинулся Элазар. — Как, по-твоему, я должен был приглядывать за поясом?! Я и без того едва успевал отбивать их чары!

Тут Бени, всё это время пытавшийся успокоить бедную лошадь, подскочил как ужаленный и отшатнулся от повозки.

— Ай! Там что-то шевелится!

— Час от часу не легче, — пробормотал Годрик.

Держа волшебные палочки наготове, они медленно, с опаской, приблизились к повозке. С помощью магии Элазар осторожно приподнял холст — и из-под него показалась вихрастая голова какого-то тощего длиннолицего паренька. Он настороженно уставился на Элазара и его спутников и громко шмыгнул носом.

— Это один из разбойников! — узнал Бени. — Я оглушил его «Остолбенеем», и он, наверно, свалился в повозку.

— Чем-чем оглушил? — удивилась Реувен.

Бени замялся.

— Ну… «Остолбенеем», — промямлил он, виновато косясь на Реувен и Элазара. — Я слышал, как Ноэл из Лонгботтома использовал это чудное заклятье и… словом… когда на нас напали, я подумал, что тоже могу его использовать. Я ведь знаю не так-то много заклинаний… Только те, что мне удавалось подслушать у дедушки Эшбаала и у других родственников… Но все в роду Барзилаевом — суконщики, и боевых заклятий я от них никогда не слышал. Наверное, мне не следовало применять заклинание магглорожденного…

Элазар не дал ему закончить:

— Ты поступил правильно, Бенцион, — похвалил он. — Отчего бы не использовать их заклинания против них самих?

— О ком это вы говорите? — встрял вихрастый парень. Ему, казалось, и вправду было очень любопытно.

Элазар глянул на него с прищуром.

— О тебе, — сказал он, — и о твоей шайке. Слезай с повозки, ублюдок. Я не хочу, чтобы твои мозги забрызгали мои алхимические инструменты.

Парень прикрылся руками.

— Постой-постой, добрый господин! Остынь, — он опять пошмыгал носом. — Прошу, не убивай меня. Если ты меня убьешь, то не узнаешь, какую выгоду я могу вам принести.

Годрик хлопнул себя по бокам.

— Выгоду! Скажешь тоже! Ты ж нас ограбил, братец!

— Не я, не я, благородный сэр рыцарь, — парень проворно соскочил с повозки и поклонился Годрику — должно быть, принял его за вожака. — Не успел — сознаюсь честно. Как говорится, хвастал кот, что мышей изведет — за мышью погнался, злому псу попался. Но раз уж я тут, в вашей славной… компании, то смогу сослужить вам службу. Видите ли, достопочтенные господа и добродетельная дама, грабитель из меня неважный — зато вор я просто отменный, — парень сделал едва уловимое движение рукой — и вытащил из своего рукава Годрикову ладанку, которую тот привез когда-то из Святой земли.

Годрик, изумившись, пошарил у себя за воротом рубахи.

— Экий ты ловкач! — против собственной воли восхитился он.

— Слова сэра рыцаря — сама истина, — заявил вихрастый, отдавая Годрику его ладанку. — Как вы могли убедиться, милостивые господа и достойная дама, я и в самом деле вам пригожусь. Отгадайте-ка загадку! Что это: сам тяжел, да нести легко? Ну, догадались? Это кошель, полный денег. Путешествовать без деньжат трудно и малоприятно — а я помогу вновь наполнить ваши кошели звонкой монетой. Ну, а за свою честную службу я прошу всего ничего: крышу над головой да миску похлебки перед носом.

Годрик расхохотался:

— Вы только послушайте этого честного вора! Мы еще не решили, оставить ли ему жизнь, а он уже плату себе выторговывает!

— Не гневись, доблестный сэр рыцарь, — паренек опять церемонно поклонился, — но что вам проку от меня мертвого? Денежки ваши пропали: мои лесные друзья давно уже скрылись, теперь ищи их свищи; а я здесь — и как только мы попадем в селение или город (или, на худой конец, встретим кого-нибудь по пути), ваш покорный слуга сразу же достанет вам монету-другую.

Годрик беззлобно пихнул вихрастого рукоятью меча.

— И откуда же ты взялся, этакий проныра?

Парнишка комически приосанился.

— Звать меня Томми, а откуда я родом, я и сам не ведаю, — сказал он. — Я умею подкрадываться, как лисица, и припадать к земле так, что и самый зоркий глаз меня не приметит — и потому друзья кличут меня Краучем.

========== Глава 10. Благородный дом Селвинов ==========

— Глаз крысы, струна арфы, — бубнил Крауч, приложив губы к горлышку фляги, — пусть вода превратится в эль!

Годрик потерял терпение.

— Что за чепуху ты несешь, братец вор?! Уже в ушах гудит от твоего бормотания.

— Прости своего ничтожного слугу, сэр рыцарь, — сказал Крауч. — Я всего лишь хочу превратить воду в эль. Глаз крысы, струна арфы…

— Как я погляжу, твое заклинание не действует, — хмыкнул Годрик.

— Я бы удивилась, если бы оно подействовало, — вмешалась Реувен. — Любому образованному магу известно, что магия способна изменять некоторые свойства объекта, — цвет, размер, форму, — но изменить саму сущность невозможно, ибо это противоречит законам мироздания.

Годрик почесал в затылке.

— Однако же святые отцы говорят, что Иисус наш Спаситель в Кане Галилейской превратил воду в вино, — возразил он. — Почему бы тогда нашему приятелю не превратить воду в эль? Хотя, сдается мне, твоя правда, госпожа ведьма: если бы волшебники умели превращать воду во что-нибудь покрепче, никто не стал бы платить трактирщикам.

— А может, именно это трактирщики и делают — превращают воду в вино, пока никто не видит, — заметил Крауч, не оставляя попыток наполнить флягу элем вместо воды. — Только эти пройдохи держат свои заклинания в секрете, чтобы самим денежки загребать. Как говорится, рот на замке — монеты в мешке; а коли рот раскрыт, то вовек не будешь сыт.

Годрик нахмурился, всерьез обдумывая предположение Крауча. Надолго замолчали — только Крауч, не отчаиваясь, всё бубнил свое нелепое заклинание.

Элазар шел за повозкой, всё чаще оступаясь и пошатываясь: на него опять накатила болезненная слабость. С тех пор, как они вышли из леса, миновало восемь дней, а вчера утром они прикончили последние остатки еды — поэтому Элазар предпочел списать свое недомогание на обычный голод. В пустом животе и правда неприятно тянуло и урчало. Здешние края оказались безлюдными: в пути им не повстречалось ни деревни, ни монастыря, ни даже путника. По сторонам дороги тянулись бесконечные пустоши. Голод не лучший попутчик, и на душе у Элазара было пасмурно. Впервые за всё время он засомневался, стоило ли ему вообще предпринимать это трудное путешествие в неведомые дали; и теперь, когда они оказались в незнакомых землях без гроша в кошелях и без крошки еды в котомках, Элазар почти разуверился в том, что они когда-нибудь доберутся до Хогвартса. Мучимый безрадостными мыслями и своим недомоганием, Элазар напустился на Крауча: