— Своей ценой, — сказал он, берясь за ящик, — ты наносишь оскорбление моей многолетней кропотливой работе, многоуважаемый мастер Олливандер.
Олливандер вцепился костлявыми пальцами в ящик, не желая с ним расставаться.
— Зачем же так огорчаться, молодой человек? Какие нынче нетерпеливые пошли юноши, слова им не скажи… Семь, семь кнатов за склянку — и закончим на этом, — и Олливандер поторопился спрятать ящичек под прилавок.
— Досточтимый мастер Олливандер, я соглашусь лишь из моего искреннего почтения к твоим сединам, — ответствовал Элазар и сразу же жестко добавил: — Так уж и быть, восемь кнатов за склянку — если прибавишь к ним волшебную палочку для моего ученика. Бенцион! — крикнул он в дверь. — Поди сюда, отрок. А ты, сэр рыцарь, пригляди за повозкой вместо Бени.
Реувен метнула на Элазара возмущенный взгляд. «Моего ученика»! Он, недоучка, бросивший иешиву ради пустой маггловской славы, не посвященный в последние, самые сокровенные, тайны и не державший экзамен перед старейшинами, еще смеет брать себе учеников!
Олливандер поцокал языком.
— Ах, молодой человек, молодой челове-е-ек, — заохал он. — Что вы со мною творите? Разоряете бедного старого мастера Олливандера, обираете до последнего гроша, ох, Господь милосердный. Пожалуйте, юноша, — сказал он Бенциону с глубочайшей печалью в голосе. — Для вас — мой лучший товар, — Олливандер порылся под прилавком и выставил перед Бени продолговатый ящичек с волшебными палочками самого что ни на есть низкого сорта.
Бени удивленно посмотрел сначала на палочки, потом — на мастера Олливандера.
— Разве вы не сделаете все необходимые замеры, чтобы подобрать для меня подходящую палочку?
Олливандер не ответил — он отсчитывал монеты под зорким присмотром Элазара.
Бени поднялся на цыпочки и прошептал на ухо своему новоприобретенному учителю:
— Рабби Элазар, я не хочу дешевую палочку.
Элазар взглянул на него с одобрением.
— Верно, Бенцион. Давай-ка, попробуй вот эту, — Элазар по-хозяйски огляделся и, выдвинув один из ящичков, расставленных по всем стенам, вытащил оттуда волшебную палочку.
Олливандер заломил руки.
— Дуб, девять дюймов, перо феникса, — мгновенно определил он. — Постойте, молодой человек! Мы так не уговаривались!
Бени помахал палочкой — ничего не произошло. Олливандер было вздохнул с облегчением, но Элазар, порывшись в ящичках, выудил оттуда еще одну.
— Молодой человек, но позвольте!.. Девять дюймов, бук, растолченная кость висельника… Не лучше ли юноше выбрать палочку попроще? Чересчур сильные палочки дурно влияют на магическую силу еще неокрепших магов…
— На магическую силу дурно влияют палочки дешевые, — отрезал Элазар и сунул Бенциону в руки следующую палочку. — Попробуй эту.
Мастер Олливандер схватился за голову.
— Сосна, сердечная жила утопленницы, семь с половиной дюймов… Вы же меня без ножа режете, молодой человек! — с ужасом он наблюдал за тем, как Элазар бесцеремонно опустошает его ящички и всучивает мальчишке волшебные палочки одну за другой. — Двенадцать дюймов, яблоня, хвост саламандры… О, пощадите! Падуб, зуб обезглавленной монашки, восемь дюймов… Клен, шерсть оборотня, шесть с половиной дюймов…
Наконец, Бени взмахнул очередной палочкой — и из нее вылетел сноп зеленых и серебряных искр. Зеленые отсветы заплясали на лице Элазара и в блестящих черных глазах Бени.
— Отлично. Мы берем эту, — сообщил Элазар обескураженному Олливандеру. От пережитых потрясений тот, казалось, готов был потерять сознание.
— О нет, только не эту! — вскрикнул он. — Этой палочке цены нет! Тис, пятнадцать дюймов, волос нерожденного младенца. Вы хоть представляете, молодой человек, какая это редкость? Такой палочки не было и, наверное, не будет еще множество лет!
Элазар усмехнулся — только мысленно. Не отвечая Олливандеру, он скомандовал Бени:
— Ну же, Бенцион, опробуй ее. Попытайся сделать что-нибудь из того, что у тебя хорошо получается.
Воодушевленный, Бени начертил в воздухе причудливый знак. Раздался треск, палочка выплюнула облачко дыма, запахло серой — и по полу лавки побежали проворные тараканы.
Мастер Олливандер не знал, за что и хвататься — за сердце или за свою волшебную палочку.
— Что ты наделал, неразумный юнец! — выдохнул он, в конце концов схватившись за палочку и посылая в тараканов смертельные заклятия. — Ты и представить себе не можешь, какой непоправимый ущерб могут нанести насекомые моему товару!
Заслышав шум, поднявшийся в лавке, Годрик вбежал туда с обнаженным мечом.
— Во имя всего святого, что у вас стряслось?!
— Бени опять наслал тараканов, — посмеиваясь ответил Элазар.
Годрик фыркнул.
— Ну так что за беда? Странный вы народ, господа колдуны. Чуть что — давай палочками махать, когда можно просто вот так — оп! — и всё, нет паразита. Я в сарацинских землях этаким образом и скорпионов давил, — и Годрик принялся давить тараканов ногами, оглушительно топая.
Это стало для мастера Олливандера последней каплей. Обессилевший, он опустился в деревянное кресло позади прилавка и простонал, замахав на посетителей руками:
— Забирайте! Забирайте палочку, деньги, всё что угодно — только убирайтесь отсюда! Чтобы ноги вашей больше здесь не было!..
Элазара не пришлось просить дважды. Проворно собрав с прилавка монеты, он подтолкнул к двери довольного «обновкой» Бени и вышел вместе с Реувен и Годриком.
— Ого, а у мальца-то палочка куда длиннее моей, — завистливо произнес Годрик, разглядывая волшебную палочку Бенциона. — Эх, значит, надул-таки меня этот пройдоха мастер Кидделл!
========== Глава 7. Семейство Гринготт ==========
В трактире им подали кувшин эля, хлеб и густую похлебку с бараниной. Элазар, Реувен, Годрик и Бени расположились вокруг стола в дальнем от двери углу, почти неосвещенном — и оттого на них никто не обращал внимания, а они видели всех. Реувен, оцепеневшая от усталости и от обилия магглов вокруг, бездумно наблюдала за посетителями, от которых не было отбою в базарный день. Их лица — хмурые, веселые, хитрые, добродушные, тупые — проплывали перед ней, словно маски в уличном представлении. Хриплые голоса, стук кружек, топот ног, грохот отодвигаемых столов сливались в один непрекращающийся гул. Реувен, доселе лишь изредка покидавшей квартал волшебников и уж тем более не бывавшей за пределами Лондона, было здесь не по себе. Ее одолевали мрачные думы. Ей хотелось вернуться домой, в родной квартал, пусть даже и разрушенный; его обитатели, верно, уже начали оправляться после учиненного магглами погрома, и Косой рынок снова шумит, а почтенные маги — те из них, кто пережил постигшую лондонских волшебников беду, — вновь уповают на защиту очередной епископской привилегии, купленной за их золото. С тоской Реувен вспоминала иешиву, в стенах которой познавала весь мир, и отца, ее мудрого наставника и проводника на тернистых дорогах знаний, единственного близкого ей человека. Реувен чувствовала себя одинокой и потерянной, совсем чужой в этом враждебном царстве немагов; ей казалось, что стоит ей допустить хоть одно неверное движение — и все они, подобно диким зверям, набросятся на нее. Даже Элазар не был на ее стороне — не маггл, но уже и не истинный маг из квартала волшебников, а нечто посередине, зыбкое и изменчивое. Душа Реувен отчаянно рвалась домой: то, что ее окружало, пугало ее, а далекий Хогвартс казался фантомом, иллюзией, просто еще одной выдумкой Элазара. Но Реувен понимала, что дороги назад нет: теперь, после погрома, община, и без того осуждавшая Реувен и ее отца, обратится против нее. Реувен хорошо помнила безобразную сцену в бейт-кнесете, когда старейшины, казалось, были готовы разорвать ее и ее отца на куски, как несчастную Гипатию, с которой отец любил сравнивать свою Реувен. Теперь, когда погиб учитель Абигдор, чей авторитет до поры до времени сдерживал закостеневших в мракобесии старцев, ничто не помешает им перейти последнюю черту. Истинные виновники несчастья, Ноэл из Лонгботтома и его фениксианцы, недоступны почтенным магам; старейшины будут искать, на ком выместить свою бессильную злобу — и кто-нибудь непременно вспомнит «пророческие» слова почтенного Эшбаала бен Барзилая, принявшего мученическую смерть: «Опомнись, неразумный раб пристрастия к своей дочери, — своим святотатством навлечешь ты на нас новые казни египетские!» Каркающий голос Блэка, гремевший в бейт-кнесете, вновь зазвучал в ушах Реувен. Оттого она и согласилась тогда, после спора со старейшинами, на предложение Элазара, оттого решилась покинуть Лондон ради неведомого Хогвартса — убедившись, что в родном квартале ее не ждет ничего, кроме неприязни и противодействия, что бы она ни сделала. Даже если бы ей вдруг удалось создать философский камень и превратить свинец и олово в золото, почтенные маги осудили бы Реувен за то, что своим изобретением она посмела отнять хлеб у семьи Гринготтов. Реувен горько усмехнулась. Она внезапно осознала, что со своим умом, со своим стремлением к логике, а значит — к справедливости, она всегда и везде была чужой — здесь, среди магглов, ничуть не больше, чем в родном квартале волшебников.
