— Мир вам, почтенные господа, — проговорил он вполне учтиво, скользнув наметанным глазом по богатым одеждам Элазара, его позолоченному распятию и по дорогому мечу Годрика. — Кто вы и зачем прибыли в наш город?
Элазар посторонился, пропуская дородную женщину, тащившую на веревке тощую козу.
— И тебе здравствовать, добрый человек, — сказал он. — Мы смиренные паломники, возвращаемся в родные края из земель палестинских. Это наша благородная госпожа, леди Ровена, — Элазар указал на Реувен, к счастью натянувшую покрывало так, что из-под него виднелись лишь рот и подбородок. — Я ее духовник; а это паж госпожи, Боб Блэк. Сего же славного рыцаря, сэра Годрика Гриффиндора, сына достославного Вульфрика, леди наняла себе в охранители.
Начальник стражи перевел взгляд с не внушающего доверия смуглого, уже заросшего жесткой черной щетиной, лица Элазара на честное, открытое лицо Годрика — и прямой взгляд доблестного рыцаря, по-видимому, его подкупил.
— Достойное дело, господа паломники, — проговорил начальник стражи. — А что это у вас в повозке? Видать, тяжела она, раз вы ведете с собою еще и одра на смену.
Элазар, к своему неудовольствию, понял, что без подкупа не обойтись.
— В повозке всего лишь наш скудный скарб, почтеннейший, — ответил он, нехотя вкладывая в руку начальника стражи монету. — Всего лишь скарб и дары из Святой земли, которые наша госпожа желает пожаловать собору святой Авроры.
Начальник стражи, весьма довольный, растянул губы в благодарной улыбке.
— Ступайте с миром, добрые люди, — разрешил он, кланяясь. — Благочестивой госпоже мое почтение.
Настроение Элазара, и без того не радужное, было безнадежно испорчено. После нескольких дней пути он неважно себя чувствовал: испытывал слабость и ломоту во всем теле, боль в ногах. Лицо его покрывала испарина, дыхание сбивалось и вернулась дрожь в пальцах, которая весьма его беспокоила: Элазар тревожился, что эта внезапно возникавшая и столь же внезапно стихавшая дрожь повредит его алхимическим опытам, лишив его былой ловкости и точности в движениях. А тут еще начальник стражи, будь он неладен, вздумал расспрашивать его о повозке! Элазару нисколько не хотелось открывать взгляду немага свои магические приборы и бесценные ингредиенты для зелий, не говоря уже о книгах из библиотеки отца Реувен, чьи колдовские символы и непостижимые для умов непосвященных рисунки несомненно могли вызвать подозрение даже у самого недалекого из магглов. Но и лишаться денег Элазару тоже не хотелось — теперь он втайне скорбел о навеки утраченной монете.
— Дядюшка Элазар, отчего вы солгали? — полез к нему неугомонный Бени. — Ведь меня зовут вовсе не Боб, а Бенцион, и я из рода Барзилаева; а Блэк — всего лишь прозвище дедушки Эшбаала.
— Солгать магглу не грех, а богоугодное дело, — отозвался Элазар рассеянно, размышляя о своем: сбегая из замка, он прихватил с собою несколько неиспользованных алхимических эссенций, рассчитывая сбыть их подороже в квартале волшебников — но, увы, Ноэл из Лонгботтома со своим Орденом Феникса помешал Элазару сговориться с магами Косого рынка о сделке. Сейчас закупоренные наспех эссенции медленно, но неотвратимо выдыхались в повозке. Элазар понимал, что нужно избавиться от них как можно скорее, пока эссенции не испортились окончательно — или, еще того хуже, пока склянки не разбились от тряски по плохим дорогам, — и потому раздумывал, кому бы их продать в этом городе. Однажды Элазар уже бывал здесь; он помнил, что где-то близ рыночной площади, в местном квартале волшебников, пряталась маленькая лавка торговца палочками из знаменитого и многочисленного рода Олливандеров. К нему-то Элазар и направился в надежде выручить за свои зелья достойную цену.
Местный Олливандер обретался в неприметной лавчонке, прилепившейся к жилищу кожевника-немага. В воздухе стояло невыносимое, тошнотворное зловоние кож. Окно лавки, выходившее на христианскую улицу, было заделано; заходить следовало сбоку, из переулка, спустившись по кривым ступенькам к низкой двери. Над дверью висела потрескавшаяся вывеска; надпись, некогда позолоченная, а теперь потемневшая от дождей и времени, гордо возвещала: «Семейство Олливандер. Изготавливаем волшебные палочки с 382 года до Рождества Христова».
Оставив Бени снаружи стеречь повозку и одра, Элазар и Реувен вошли в лавку. Годрик из любопытства последовал за ними. Едва дверь отворилась, как в глубине лавки тихонько тренькнул колокольчик. Элазар, Реувен и Годрик еще стояли, привыкая к полутьме после дневного света, — Годрик так вообще оробел, оказавшись в пахнущей деревом, пылью и волшебством тишине — когда из темноты в дальнем конце лавки появился хозяин. Шаркая ногами в мягких туфлях, сшитых на восточный манер, он вышел к прилавку и оглядел посетителей большими серебристо-серыми глазами, до того странными, что Годрик поначалу принял старика за слепого. Такие глаза бывают у божьих тварей, обитающих в кромешном мраке.
— Доброго вам дня, почтенные, — проговорил старик тихим голосом, таким же приглушенным и будто бы даже серебристо-серым, как и весь его облик. От глаз старика исходило удивительное лунное свечение.
— Приветствую тебя, мастер Олливандер, — поклонился ему Элазар. — Не желаешь ли взглянуть на редкостные алхимические эссенции, приготовленные мною? — с помощью Годрика он водрузил на покрытый толстым слоем пыли прилавок ящичек из кедра с причудливой формы склянками, в которых поблескивали разноцветные жидкости.
Олливандер, заинтересованный, склонил к ящичку свой длинный нос.
— Так-так, — протянул он. — Что мы здесь имеем? Так… Прекрасно, прекрасно, — он засветил огонек на конце своей палочки и, выуживая из ящичка склянки, рассматривал их на свет. — Этого у меня еще достаточно… Это может пригодиться… О, а вот это мне давно не попадалось. Какая замечательная чистота… Прекрасно, — вдоволь налюбовавшись (и даже нанюхавшись), Олливандер сложил склянки обратно, опустил крышку ящичка и, нежно ее поглаживая, поинтересовался: — И сколько же молодой человек желает получить за свой товар?
Элазар привычно изобразил покорность.
— Сколько почтенный мастер Олливандер сочтет нужным, господин мой, — ответил он, снова кланяясь. — Взгляни, товар подобного качества ты больше не встретишь.
Олливандер мигнул своими лунными глазами.
— Что же вам ответить, молодой человек, — ласково проблеял он. — Времена нынче тяжелые… Увы, нынешние маги уже не ценят наше ремесло так, как в былые дни. Профаны, изготавливающие бездушные дешевые палочки, сбивают нам цену… С прискорбием я замечаю, что даже у вашего спутника волшебная палочка сработана этим магглорожденным выскочкой, Джеффри Кидделлом, недостойным звания мастера, — Олливандер обратил печальный взгляд к палочке Годрика.
Годрик обиделся за свою палочку.
— Я вам, конечно, не указ, господин палочник, — пробурчал он, — я в вашем ремесле не знаток; но на палочку мою напраслину не возводите. Может, она и покороче ваших будет, но служила мне верой и правдой с тех пор, как мастер Джеффри Кидделл ее для меня изготовил. А что до Кидделлова умения — тут я судить не могу, а всё же человек он хороший и праведный христианин, не чета некоторым.
Но ни Элазар, ни Олливандер его уже не слушали: их полностью захватил торг.
— Ваш родственник в Лондоне, мастер Джерейнт Олливандер, — убеждал Элазар, — всякий раз предлагал мне не меньше двенадцати кнатов за склянку.
— Оно и понятно, в Лондоне — не то что у нас, — прибеднялся Олливандер, — в Лондоне цены иные… А мы люди скромные, провинциальные, и оборот у нас совсем другой, и клиенты не те. Бывает, и за месяц не продашь ни одной палочки… А тут еще они притесняют: душат своими налогами, не дают вести торговлю открыто. Велели вот всем нашим замазать окна, выходящие на их улицы. Того и гляди, погонят нас из города… Шесть кнатов за склянку, молодой человек, — Олливандер прижал руки к груди. — Клянусь, хотел бы дать больше — но, увы, не могу при всем моем желании.
Элазар сделал вид, что собирается уходить.
