- Ну, что скажешь, минёр?

- Нет, командир, тут надо по-другому. Что-то динамическое надо. Когда в гавани начнут бомбы рваться, такая гидравлика попрёт - мама не горюй. Вот, что-то такое и нужно.

- Разумно. Тем более, что я слышал, что пара бомбовозов намеревается 'случайно промахнуться'. На войне бывает, сам знаешь.

- Тогда тем более, командир. Однозначно все взрыватели сработают. Сколько бомб у них в брюхе? Ну, надо же, какие меткие летуны у японцев - каждая бомба в цель! Один 'промах' и все канонерки на дне.

- Сумеешь к сроку?

- Без вопросов. Только мне десятка полтора часов потребуется. Любых. Ну, кроме песочных. А то я не уверен, что у них тут до сих пор по песочным часам время не измеряют.

- Что еще?

- Да, пожалуй, что и всё. Детонаторов хватает, даже с запасом. Я вот только беспокоюсь, как мы вдвоем успеем за ночь всю эту эскадру обработать.

- Тьфу ты, дьявол. Совсем забыл тебе сказать, извини, Антон-сян. Мы когда с тобой во Владивостоке проводников дожидались, я с флотскими о помощи договорился. У них там флотоводец есть один, подводный, Холостяков фамилия. Нормальный солёный черт, мечтающий стать адмиралом и энтузиаст подводного дела. Во всем, и в водолазном деле тоже. Правда, истый служака, санкции из Москвы захотел. Ну, когда ему в трубку из Москвы санкции гаркнули, сразу начал организовывать свои 'малютки' в 'комсомольский заплыв' или заныр, не знаю, как там, у подводников правильно, 'на максимальную автономность'. Так что развозить подарки будем в компании. Только бы нам вовремя о дне операции сообщили. Ну, чего еще мнешься?

- Да опасаюсь я, командир. Эти китайцы, с которыми мы 'рыбу ловим', нас не продадут?

- Антон-сян. Они такие же китайцы, как и мы с тобой. Только похожи. Японцы это, из... ну, ты понимаешь. Они же, кстати, и часы тебе организуют.

Два суверенных и независимых государства находятся в состоянии войны. Ничего неожиданного и удивительного в этом нет - почти вся история человечества состоит из таких войн. Это, конечно, не повод гордиться такой историей, но это есть. И нет ничего удивительного и непривычного в том, что один противник наносит удар по другому, не поставив того в известность. Это только в начале конфликта благородный правитель посылает противнику предупреждение - 'иду на вы'. Но когда началась драка, сообщения типа 'мусью, я вас буду колоть в этот бок', смешны и глупы. Поэтому ничего необычного нет и в том, что Япония, запланировав высадку морского десанта, не поставила в известность Китай и нанесла упреждающий удар по базе китайского флота Цзянцзин. С подошедших под охраной крейсера 'Идзумо' и канонерской лодки 'Атами' авианосцев 'Кага' и 'Акаги' под флагом вице-адмирала Хасегава поднялись почти сто самолетов и начали заваливать акваторию базы бомбами. Китайские истребители, не смотря на противодействие истребителей сопровождения, всё-таки прорывались к бомбардировщикам. Поэтому ничего удивительного не было в том, что несколько бомб разорвались в непосредственной близости от 'Лэдиберд'. Англичане, по принятой у них традиции, начали заполошно стрелять во все стороны, не разбирая где свои и где чужие. А потом канонерки, вдруг, начали одна за другой взрываться. Когда японские самолеты улетели и в море рискнули выйти спасатели, они увидели среди мачт утонувших судов рогатые фрикадельки мин. Что поделать - разгильдяи бывают и во флоте его величества. Император Хирохито, тем не менее, выразил соболезнование в связи с досадным инцидентом, который привёл к таким тяжелым последствиям. А непосредственные исполнители 'последствий' летели в Москву и обо всей этой высокой политике просто не думали.

Родин

СБешка шла на последнем дыхании. Потрепали их так основательно, что удивительно, как она вообще держалась в воздухе. Нарвались на зенитную батарею. 'Если до аэродрома дотянем, отловлю этого урода Марфина и утоплю в сортире! Разведчик, мать его перемать!' - мысль была злая и весьма конкретная. Злость помогала. Помогала держаться и держать израненную машину как говорится - зубами. Оставалось-то всего ничего, километров пятьдесят. Но эти километры надо было продержаться. Выпрыгнуть с парашютом или посадить машину здесь, было равносильно смертному приговору. Внизу еще оставались китайцы, а попасть им в руки - уж лучше сразу пулю в висок. Так что надо тянуть и тянуть. И СБэшка тянула. Словно ей предались воля и желание экипажа. Тянула из последних сил своих израненных и задыхающихся моторов.

Как им удалось не только дотянуть, но и посадить машину, Родин и сам не мог объяснить. Садились на брюхо, благо выступающие шасси, весьма этому способствовали. В конце пробега правое крыло все же отвалилось. Но это было уже не страшно. Они уже были дома.

А топить Марфина в сортире не пришлось. Как оказалось, командир полка, майор Полынин, позаботился о его судьбе. Особист уже вел допрос, а поскольку результат расследования был заранее известен, то и решение предугадать было не трудно. Расстрел перед строем. Как нарушителя присяги и пособника империалистов. За все время пребывания Особой авиационной группы в Китае это уже будет пятый приговор. Ни один из них так и не был пересмотрен коллегией Верховного суда. Такое право было закреплено за командирами всех частей и подразделений, ведущих боевые действия или выполняющие задания, приравненные к ним.

Да и не до Марфина ему было. Вытащить из передней кабины зажатого там штурмана, орущего от боли в переломанных ногах, и предать его в руки медикам было делом одной минуты. А вот повозится со стрелком, пришлось изрядно. Фюзеляж от удара деформировался, а транспекс пулеметной башни оказался удивительно прочным. И не поддавался даже ударам молотка. Терять стрелка уже на земле, после всего пережитого, Сергей не собирался. Отпихнув суетящихся вокруг машины техников, он одним прыжком взлетел на фюзеляж и, ухватившись руками за закраины башни, рванул её со всей силы. Металл застонал и начал поддаваться. А ну ещё чуть-чуть! Ну же! И ведь поддалась! Со скрипом и стоном башня вылезла из шарнира и была отброшена в сторону. Ну, теперь проще. Хлопком расстегнуть привязные ремни. Аккуратно вытащить безвольно повисшего на руках стрелка. Передать его медикам. И бегом от самолета. А то уже запахло паленым. А бензина в баках оставалось еще прилично. Успели. Рвануло, когда все уже были далеко. Прощай СБэшка! Ты честно служила и погибла как настоящий боец, до конца выполнив свой долг.

'Вот теперь можно и отдохнуть' - последняя связная мысль и темнота.

Правда, очнулся быстро. И первым делом стал тормошить врача, как дела с его штурманом и стрелком. Успокоился только тогда, когда ему в доступной форме объяснили, что те живы, отправлены в госпиталь, что если он не перестанет приставать к занятым людям, ему вколют какую-нибудь гадость и он, наконец, займется тем, чем ему и положено - будет спать. Спать так, спать. Он это и без укола готов. Только улягусь поудобней.

Пришел в себя Родин только на следующий день. Лежал он даже не в лазарете, а в своей палатке. Раздетый, разутый и накрытый одеялом, заботливо подоткнутым по краям. А по палатке барабанил дождь. Дождь! Значит можно не торопиться. Повалятся еще немного. Редкое счастье на войне, да и на службе тоже. Не спеша вытащил руку из-под одеяла. Взглянул на наручные часы и удивленно присвистнул. Неслабо поспал! Уже двенадцать часов! И никто не будит и не орет в ухо - 'Подъем'!

-Так, товарищ капитан, хватит валяться. А то тут такие чудеса творятся, а вы, уважаемый, даже и не догадываетесь об их причине.

Подстегнуть себя всегда полезно. Особенно, если выспался. Так что подъем, объявленный самому себе, прошел быстро и организованно. Как и положено в армии.

А на улице был дождь. Даже не дождь - ливень. Только на прорезиненный плащ и надежда. Но на плащ надейся, а ногами перебирай и пошустрее.