Еще двумя англичанами, на которых делали ставку Советы, являлись члены парламента тоже от Лейбористской партии Фрэнк Эллаун и Джеймс Леймондч. Оба они активно участвовали в инициированном Москвой Движении сторонников мира и, по мнению советского посольства, вели себя так, словно были агентами не КГБ, а Международного отдела ЦК КПСС, поскольку послушно выполняли установки Советского комитета защиты мира. Их зарубежные поездки, их публичные выступления и, наконец, то, как они голосовали в парламенте, производило на Москву самое благоприятное впечатление, поскольку их действия были в русле советской пропаганды. Несомненно, сами они не рассматривали свою деятельность в такой плоскости, но я исхожу исключительно из содержаний досье КГБ и докладных записок советского посольства.
Советское руководство пыталось использовать в своих интересах возникшие в разных странах организации в защиту мира. Посольство СССР в Англии посещали представители разных социальных слоев. Среди постоянных визитеров были и такие желанные объекты, как Брюс Кент, генеральный секретарь Движения за ядерное разоружение, и Джоан Раддок, председатель указанной организации. Они не любили официальных приемов, но, как и многие другие, приходили свободно, ни от кого не таясь, в наше посольство, чтобы побеседовать с послом, его заместителем или советником Львом Паршиным. Проводя значительную часть своего времени в разъездах, они посетили немало стран, включая Советский Союз и восточноевропейские страны, и, где бы они ни появлялись, функционеры Комитетов зашиты мира пытались оказать на них свое влияние. Находясь в Лондоне, Богданов не раз приглашал Джоан Раддок в ресторан, рассчитывая таким образом установить более тесный деловой контакт с ней, но она всякий раз приглашение отклоняла. Я не знаю, что заставляло ее так поступать, возможно, она опасалась, что кто-то попытается скомпрометировать ее, сфотографировав в неофициальной обстановке с советским чиновником. Несомненно, проявлять осторожность побуждали ее и тревожные слухи о том, что Движение за ядерное разоружение финансируется СССР. Так ли это было на самом деле или нет, мне неизвестно: во всяком случае, у меня нет никаких доказательств ни достоверности, ни безосновательности подобных слухов.
Не знаю почему — возможно, по простоте душевной — мы все решили не трогать Тэма Дальелла, придерживавшегося левых взглядов воспитанника Итонского колледжа и владельца замка в Шотландии. Хотя мы никогда не считали его тайным осведомителем, он тем не менее своей громкой гневной реакцией на затопление аргентинского крейсера «Белграно» во время фолклендской войны сослужил КГБ неплохую службу, поддержав, по существу, развернутую этой организацией пропагандистскую кампанию. Как я уже говорил, КГБ и другие советские учреждения заняли в этом конфликте сторону Аргентины, так что любой, кто выступал против проводившейся Англией военной операции и, соответственно, критически оценивал внешнюю политику правительства консерваторов, вызывал в Москве самую горячую симпатию.
Единственным из нас, кому удалось снискать расположение Дальелла, был все тот же Богданов. Он частенько встречался с Дальеллом в Лондоне и гостил у него в замке, и в предисловии к своей книге «Торпеда Тэтчер» Дальелл упоминает о Богданове как о симпатичном советском дипломате, который оказал ему большую помощь в работе над книгой. Сознавал ли Дальелл или нет, что он имел дело с сотрудником советской разведки, — это уже другой вопрос, я лично сомневаюсь в этом. Сам же Богданов считал, что подбросил Дальеллу ряд интересных идей, и вдохновенно расписывал в докладных Центру свои отношения с автором указанного выше сочинения. В годовом отчете лондонского отделения КГБ за 1983 год, подготовленном мною для Центра, Тэму Дальеллу был посвящен специальный раздел, в котором отмечалось, сколь полезной для нас оказалась заявленная им позиция. К сожалению, когда я передал отчет для ознакомления Гуку, тот, по своему невежеству не поставив меня об этом в известность, заменил имя Тэм на Том, так что документ ушел в Москву с вопиющей ошибкой, что вызвало справедливое негодование Богданова. Этот случай исключительно ярко высвечивает одну из проблем, с которыми нам приходилось постоянно сталкиваться: серьезной помехой в нашей работе было не только невежество таких людей, как Гук, но и требования Центра поставлять ему информацию в немыслимо огромных объемах. Чтобы хоть как-то удовлетворить эти непомерные требования, сотрудникам нашего отделения приходилось во что бы то ни стало составлять уйму всевозможных докладных записок, отчетов и прочего справочно-информативного материала. При таком положении вещей порой просто некогда, как говорится, отделить зерна от плевел и нередко сотрудники просто вынуждены были неимоверно раздувать свои успехи и преувеличивать ценность сведений, полученных ими от своих осведомителей.
Среди английских политиков имелось немало таких, кто сами по себе, без всяких усилий с нашей стороны, столь энергично и столь горячо выступали в поддержку советской позиции по самым различным вопросам, что КГБ не видел особой нужды в их дополнительной идеологической обработке. Одним из них являлся Тони Бенн, чьи взгляды, по нашему мнению, почти полностью совпадали с политическими установками Коммунистической партии Советского Союза. Советское посольство было уверено, что Бенн и без каких-либо усилий с его стороны будет выступать с просоветскими, антиамериканскими заявлениями и в палате общин, и с других высоких трибун. Попов, не отличавшийся особым умом, так и не заметил, что значительная часть английского общества считала Бенна эксцентричным человеком и не принимала всерьез. Как-то раз, во время очередного нудного утреннего совещания в подвальном помещении посольства, посол сделал весьма красноречивое заявление:
— Товарищи, перечитывая свои отчеты за последние двенадцать месяцев, я обнаружил, что кое-что из отправленной в Москву информации, которую мы получили от своих осведомителей, не имеет ничего общего с реальной действительностью. Так, например, преисполнившись вдохновения, я изложил точку зрения одного известного политика, который, выступая перед публикой, поделился своими взглядами на ближайшее будущее. Однако, по прошествии времени, я, к сожалению, вынужден признать, что все его заявления были глубоко ошибочными и что ни один его прогноз не оправдался. Поэтому обращаюсь к вам с нижайшей просьбой впредь при составлении докладных проявлять сугубую тщательность. И еще хочу вас попросить заново просмотреть все свои отчеты за прошедший год на предмет выяснения, кто из наших друзей-англичан постоянно допускает просчеты в своих суждениях и тем самым вводит в заблуждение других.
Я шепнул на ухо Льву Паршину, сидевшему рядом:
— О ком это он?
— А ты как думаешь? — ответил тот. Конечно же о Тони Бенне!
На следующий день Попов поинтересовался нашим мнением по поводу того, как лучше начать беседу с Дэвидом Стилом, лидером Либеральной партии Великобритании, который приглашен на предстоящий прием.
— Как вы думаете, — сказал посол, — не стоит ли мне предварить беседу словами: «Мистер Стил, известно ли вам, что вы однофамилец нашего великого вождя Сталина?».
Мы лишь переглянулись, так и не отважившись что-либо ему ответить.
Одним из тех, кто в глазах КГБ заслуживал самой высокой оценки, был завербованный еще в семидесятых годах известный журналист Ричард Готт, рыжебородый сотрудник газеты «Гардиан», отличавшийся своими левыми взглядами. Хотя наши связи с ним давно прервались, тем не менее в конце 1994 года, когда было предано гласности его сотрудничество с КГБ, ему пришлось уйти из «Гардиан».
Хотелось бы упомянуть и еще об одном человеке, имени которого я не могу назвать. Поскольку КГБ проявил к нему интерес, Центр распорядился во время моего пребывания в Лондоне наладить с ним связь. Стимулом к сотрудничеству с нами, согласно нашим расчетам, могла бы послужить кругленькая сумма в шестьсот фунтов стерлингов, которую мы намеревались вручить ему при встрече наличными.
