— Как чувствует? — нарочно переспросил Потапов, кося глаза на Юрия. Тот понял его взгляд, ответил, как эхо:

— Хорошо.

— Дойдет ли до города? — переспросил Николай.

— Дойду! — уверенно отозвался Прохоров.

— Как быть с рекой? — переспросил ефрейтор.

— Переплыву!—твердо ответил солдат, распрямляя плечи.

Ульяна Федоровна поняла, что Юрию предстоит шагать по непогоде до самого города, и возмущенно сказала:

— Человек еле на ногах стоит...

— Приказ, мамаша, — скупо ответил Потапов.

— Заладил: прика-а-аз! — несогласно протянула старуха, с шумом отпивая обжигающий кипяток.

Ефрейтор встал, сурово напомнил:

— Исполняйте, товарищ Прохоров. На реке, может, солдаты пособят... — А у самого глаза смотрели жалостно. Если бы в его власти, он выполнил бы задание вместо Юрия.

Прохоров последний раз отхлебнул из кружки, застегнул тяжелую шинель.

— Вас я где найду, мамаша?

— В депо, спроси тетю Улю. Всяк укажет... — Старуха перекрестила Юрия. Он поспешно отступил к двери, стесняясь и бормоча что-то несвязное.

Николай дал ему кусок хлеба, свою плащ-палатку. Юрий молча пожал благодарно ему руку, нырнул за дверь, в мокрый мрак.

И снова раскисшая вязкая дорога, опять тихое лопотание дождя. Но теперь Юрий был укрыт легкой плащ-палаткой, согрет теплом землянки, и он спешил: до восемнадцати часов оставалось всего лишь сорок минут. Какая окажется река? А может, и переправу навели?

Ноги после короткого отдыха стали непослушными, болели, словно по ним били палками. Его тянуло и тянуло вниз, будто бы на плечах все еще громоздился тяжелый горбовик, тело привычно искало равновесия. Зато Юрий был горд, что не признался в своей слабости, поборол бессилие.

Тяжелые от влаги полы шинели били по ногам, мешали идти. Юрий заткнул их уголки за ремень. Шагал широко, стараясь пересилить боль в ногах, размяться.

У самой опушки, за поворотом дороги, неожиданно всполошились невидимые птицы, гулко захлопали крыльями на тяжелом взлете. Поднялся разноголосый гусиный крик. Вожак летел низко, собирал стаю, громко гоготал, словно ругал человека. Птицы, тревожно перекликаясь, улетели в бесприютную даль, затянутую моросящим дождем. Впереди, в полумраке, грозно шумела Малая Пьяная. И солдат остро позавидовал птицам: им не нужно перебредать быструю холодную речку.

Чтобы течение не увлекло и не пронесло его мимо дороги на том берегу, Прохоров поднялся вверх по речке, за изгиб. Приближаясь к бушующей воде, Юрий острее ощущал озноб. Солдат стал торопливо жевать хлеб. Большая вода едва вмещалась в глубоком русле. Черным потоком плескалась она внизу под обрывом. Юрий, сдерживая дрожь, снял сапоги, связал их вместе, перекинул через плечо поверх капюшона. Затаив дыхание, ссунулся по липкой жиже с берега. Босые ноги охватила студеная грязь, пролезала между пальцами, ступням было больно от острых камешков. Вот и ледяная речка. Ее быстрый вал сбивал с ног, клокотал у колен. Переводя дыхание, Юрий сделал еще шаг, оступился на валуне, черпанул сапогами, и они грузом тягостным повисли на шее, гнули голову книзу. Сердце, казалось, зашлось от холода, остановилось, и Юрий невольно вскрикнул.

Он шел шаг за шагом, погружаясь в глубину, нащупывая ногами камни. Ступни перестали чувствовать дно. До берега — рукой подать. Желанный, он виднелся рядом черной стеной с рваными промоинами.

Юрий побежал, вскидывая ноги из воды. Плащ-палатка плыла следом пузырем. И вдруг он ухнул в промоину с головой. Сапоги подхватило, повлекло бурливым течением, завязки петлей давили Юрию шею. Отфыркиваясь и хлебая воду, солдат всеми силами держался на поверхности. Непослушными ногами стал нащупывать каменистое дно — и не находил.

Его завертело течением. Каждый мускул его молодого тела напрягся в борьбе с ледяным потоком. Мелькнула мысль: точно так же в войну солдаты форсировали реки. Захлебывались, охали, одни под- обстрелом молча тонули, другие ранеными руками выгребались к заветному берегу, потому что было надо, таков был приказ. И мокрые бежали навстречу огню... Юрий не имел солдатского опыта, но он зло бил воду руками, давил ее окоченевшими ногами. «Выкарабкаться!» Эта единственная цель овладела его сердцем, умом, телом. Его ударило чем-то твердым в бок и накрыло пенистой волной. Рядом промелькнули сломанные столбы моста. Солдата несло мимо ивового куста, и он судорожно одной рукой ухватился за низкую прочную ветку. Ноги его подкосило, завернуло, выбросило вверх. И он снова хлебнул воды.

Переборов стремительное течение, Прохоров с трудом выбрался на берег по широкой глинистой и скользкой промоине. Лег на землю, прижав к груди автомат. Под головой очутился холодный сапог. В голове забилась одна мысль: «Пакет!»

Наскоро выжав портянки и вылив остатки воды из сапог, солдат обулся. Огляделся. Его пронесло далеко за дорогу. Он заметил ее метрах в ста. И почудилось солдату, что на дороге, ближе к речке, стоит автомашина. «Наверное, саперы переправу наводят», — подумал Прохоров. И он побежал напрямик, неуверенно перескакивая рытвины. Было очень трудно. Одежда не грела, а висела тяжким грузом. Ветер проникал, мнилось Юрию, внутрь тела, колол тысячами иголок.

— Про-о-охоров!

Кричали от машины и махали призывно рукой. Кто бы там? Может, ослышался? Нет, звали его.

— Садись. Приказано доставить в штаб. — Круглолицый беспечный шофер открыл дверцу кабины.

«Николай побеспокоился, позвонил лейтенанту», — с теплотой подумал Прохоров, неловко залезая в кабину.

Машина рванула с места во всю мочь, разбрызгивая по сторонам грязь и воду. Шофер включил фары. В полосах света встала косая стена дождя. Водитель закурил, короткое пламя озарило Юрия.

— Ей-ей, не признал в тебе капитана футболистов,— уважительно промолвил шофер. — Говорят, Прохорова встрень на реке. Я и не подумал. Мало ли в армии Прохоровых? Н-да, укатало тебя! Гоняют солдата...

Теплая кабина, пропахшая бензиновыми парами, казалась Юрию раем. Он откинулся на сиденье, согреваясь, разморенно закрыл глаза. В урчании мотора солдату чудилось, что вокруг все еще тайга и ветер глухо шумит в вышине...

— Может, подберем? — шофер легонько толкнул Юрия. — По десятке с головы. На косушку разживемся. С устатку-то, а?

Юрий с трудом открыл тяжелые веки, непонимающе уставился на шофера. Тот приник к ветровому стеклу, по которому мотался «дворник». Шофер указал на дорогу.

Впереди шли люди. Было их трое, и когда фары ударили светом в горбовики, в подвешенные сбоку одинаковые блестящей жести совки, Прохоров вспомнил рассказ Ульяны Федоровны. Резко крикнул:

— Тормози!

Шофер понимающе ухмыльнулся, с готовностью нажал на педаль. Машина юзом заскользила по жидкому грунту, задний скат опасно двинулся в кювет. Шофер чуть отпустил тормоз, и скат выровнялся.

Пешеходы обрадованно суетились, щурились от яркого света, скидывая горбовики.

Юрий поспешно выскочил из кабины, скомандовал:

— Руки вверх!-—и направил на мужчин автомат.

— Мы пуганы. Убери стрелялку! — глухо сказал угрюмый на вид мужчина, закрываясь рукой от света.

— Солдат, не дури! — насупился коренастый пешеход.

— Руки! — тонко крикнул Прохоров и щелкнул затвором.

Мужчины оторопело, вразнобой подняли руки. Шофер тоже выпрыгнул на дорогу, удивленный действиями солдата.

— Бери у них ящики! В кузов, аккуратнее! — приказал солдат шоферу.

— Дудки! — загремел лобастый высокий мужчина, шатнув вперед.

— Стоять! — Юрий прицелился.

Шофер молча исполнял поручение, в душе удивляясь наглости ротного футболиста, которым он минутой раньше восхищался. Он был уж не рад своей затее заработать на косушку.

Юрий быстро ощупал карманы задержанных, отобрал охотничьи ножи.

— Это же разбой! — гневно сказал лобастый, устало переступая с ноги на ногу. Подошва ботинка у него отскочила, наружу высунулся грязный мокрый носок.

— Не шевелись! — крикнул Прохоров. — По одному, в кузов. Быстрее!