Помогал солдату шофер нехотя. Когда последний, чуть прихрамывающий коренастый мужчина очутился в кузове, Юрий сам проворно забрался к ним. Предупредил:
— Не разговаривать! Не подниматься! Трогай!
Перегнувшись за борт, шепнул шоферу:
— Слышал, тревога? Шпионы!..
В ушах засвистел ветер: шофер гнал словно на пожар. Холод пробивался сквозь плащ-палатку и мокрую шинель, отбирал у солдата последнее, так необходимое ему тепло, срывал сырую огрубевшую ушанку.
Задержанные спокойно привалились к борту и, казалось, спали. На разбитой дороге по ухабам их без жалости подбрасывало. Глухо стукались о борт тяжелые горбовики.
Юрий несколько удивился покладистости задержанных. «Выдержка что надо! Тренированные... Тот конопатый малый, наверное, приземляясь, повредил ногу. Хромает изрядно».
Ветер не щадил солдата: Юрий коченел до боли и с тревогой ощущал, что, поднимись кто из пойманных, он не смог бы и слова промолвить. С большим трудом удерживал противную дрожь. Одна надежда — автомат. Солдат бережно прикрыл его от дождя плащ-палаткой, лишь решетчатое дуло безучастно глядело на прижавшихся к борту мужчин.
Из серого марева показались низенькие темные домики городской окраины. Промчались мимо огнедышащих мартеновских печей.
В распоряжение роты машина влетела метеором, круто свернула к штабу. Чуть не сбив зазевавшегося часового. У входа тормоза взвизгнули, машина проползла юзом.
Шофер, опасливо косясь на задержанных, помог Юрию слезть на землю. Мужчины пытались тоже встать, но Прохоров строго прикрикнул на них. Он сверил свои часы с большими, что светилить на столбе перед казармой. Было без пяти минут восемнадцать часов.
— Доложу капитану, — заикаясь в ознобе, выдавил Юрий. — Погляди тут...
Трудно переступая ногами и наскоро подтягиваясь, Прохоров пошел в канцелярию. Постучался.
— Войдите, — разрешил голос за дверью.
Юрий переступил порог, на его мокрых застывших губах застрял приготовленный рапорт.
За столом в углу сидел моложавый на вид черноволосый с темными глазами и тонкими усиками капитан. Он выжидательно смотрел на Прохорова.
А тот лишь раскрывал непослушные губы. Поняв его состояние, офицер поднялся и мягко сказал:
— Отставить! Садитесь, товарищ Прохоров. Докладывайте.
Стянув насквозь промокшую ушанку, солдат сел. На чистом полу остался мокрый след от его сапог. С плащ-палатки стекала вода. Юрий виновато усмехнулся. Негнущимися пальцами вынул пакет лейтенанта и передал его капитану.
— Там еще... шпионы, товарищ капи-и-тан.— Прохоров встал, выложил на стол три охотничьих ножа как вещественное доказательство. Потом сбивчиво рассказал командиру о поимке мужчин, о своей попутчице Ульяне Федоровне, что оставлена им на «Гизели» с Потаповым.
Офицер внимательно выслушал его, записал имя, отчество вызывальщицы. Затем тоже встал и официально сказал:
— От лица службы объявляю вам благодарность.
— Служу Советскому Союзу! — отчеканил отогревшийся Прохоров, сурово сдвинув широкие брови.
— Вам письмо, — продолжал капитан, возвращаясь за стол. — От девушек бригады. Что же вы не отвечаете им? К командиру обращаются за помощью. Наверное, хорошие девчата?
— Хорошие, — растерянно повторил за капитаном Юрий.
Капитан тотчас же вызвал старшину. Тот явился незамедлительно, молодцевато подтянутым, в блестящих сапогах.
— Выдать ефрейтору Прохорову сто граммов спирта. Накормить как следует. Разрешаю ему спать, пока сам не проснется.
Юрий посчитал, что капитан оговорился насчет ефрейтора. Но старшина, испросив разрешение, повторил:
— Ефрейтор Прохоров, за мной!
Капитан приказал ввести задержанных, все еще думая о Прохорове.
— Ну, капитан, и солдаты у тебя! — громко с порога начал лобастый мужчина.—Малец какой-то арестовал. Черт знает что!
Офицер пропустил мимо ушей замечание и раздраженный тон мужчины. Внимательно оглянул вошедших.
Они остановились непринужденно у порога. Поношенная одежда была мокрой. У лобастого ботинки перевязаны проволокой. Все, как показала Ульяна Федоровна. Но лица их вызывали симпатию офицера: открытые, простые, усталые по-настоящему. Лишь глаза выражали сердитое возмущение. Конопатый спросил:
— Курить можно?
— Подождите. Документы имеете? — Капитан остановил взгляд на лобастом.
— Кто их в лес берет?
Не оказалось документов и у его товарищей. И это несколько успокоило капитана: враг выложил бы всякие удостоверения.
— Рабочие мы, с механического завода, кузнецы. Позвоните в проходную скажут. — Лобастый назвал себя и фамилии товарищей. — Райком партии знает. Вот он и я — коммунисты, — кивнул он на конопатого.
— Вот пацан, наскочил!..—буркнул третий, белобрысый, угрюмого вида мужчина. Он не знал, куда девать крупные сильные руки, и мял толстыми пальцами кусочек глины.
— Кузнецы — народ огненный: все в дыму, в копоти. Металлисты, сами знаете, — говорил конопатый, с жадностью поглядывая на пачку «Беломора», что лежала на краю стола. — Вот и решили в тайгу прогуляться: легкие малость провентилировать. Совки смастерили из жести. Убедитесь сами: копия в копию у всех. А мест добычных не знаем. Ходоки-то в ягоды редкие... Ну, и приметили старуху, Ульяну Федоровну, так сказать... Она-то здешняя, каждый пенек ей знаком.
Капитан не спеша что-то записывал, размышлял: по рассказу выходило все правдоподобно. Но если они честные рабочие, то как могли бросить в распутицу старую женщину? И он повторил свой вопрос вслух.
Мужчины оживились. Лобастый откровенно засмеялся.
— Хитрющая да глазастая старуха оказалась, — молвил он со смешком.— Троих кузнецов обманула, как мальчишек. Утром она хотела улизнуть от нас. Да мы — как приваренные... Она все косилась, норовила заглянуть в горбовики, ворчала что-то насчет совести.
Капитан слушал с интересом и припоминал, как он еще малышом в далекой от Забайкалья Осетии не выказывал другим мальцам места, куда сам бегал за орехами. Он знал, как тщательно скрывают ягодники удачливые угодья, и невольно верил рассказу лобастого.
— Она, понимаете, нас на оборыши вывела,— продолжал тот, размахивая пудовыми кулаками. — Ягода от ягоды за километр...
— Говорите, бросили старуху? — вмешался конопатый, и в голосе его зазвучала откровенная обида.— Да она сама от нас смоталась, лишь бы ягодные угодья не открыть. Хватились, а ее и след простыл. Кричать стали, молчит... Ищи иголку в сене, а вредную бабу в тайге!
Зазвонил телефон. Капитан долго и со вниманием слушал, поддакивал. Смуглое лицо его теплело, и он приветливее поглядывал на задержанных. Потом взглядом указал конопатому на пачку папирос.
— Садитесь, товарищи. Курите. Итак, она убежала?
— Ну да! Вот и побрели одни по тайге. Поднялась буря. Сам черт запутался бы, — жадно затягиваясь дымом и потирая ушибленное колено, продолжал конопатый. — Давай выбираться. Случайно напали на тропку, по жердочке переправились через Пьяную, теперь уж не Малую. Под городом солдат нагнал...
— Он уже не солдат, — мягко поправил Казбеков.— Полковник присвоил ему звание ефрейтора.
— Что ж, заслужил, — одобрительно заметил лобастый и усмехнулся:—Ловко он нас обработал. Вы уж его не ругайте. Служба молодая...
— Прохоров спас вашу спутницу от смерти неминуемой. Она вывихнула ногу. Он на руках вынес ее из Гремячей пропасти.
— Зря вынес, — буркнул непримиримо угрюмый.
— Его видно: стойкий малый. — Конопатый прикурил новую папиросу. — Примечаю, зуб на зуб не попадает, а держится молодцом. Надежный солдат, что зря говорить. А насчет нас... Вишь, он, наверное, начитался книжек про шпионов... А удаль, она в труде солдатском... Сами были в армии.
— И молодыми, — опять проговорил коротко угрюмый белобрысый рабочий.
Казбеков позвонил в райком партии дежурному. Ответила, должно быть, хорошая знакомая, потому что офицер беседовал непринужденно:
— Капитан Бедзо Казбеков беспокоит. Добрый вечер! Интересуюсь товарищами... — Офицер назвал фамилии задержанных. — Есть такие?.. Очень хорошо. А старая производственница паровозного депо Ульяна Федоровна вам известна? Соседка? Отлично. Благодарю. Извините: кому передать привет от вас?
