— Но ты можешь и сам на себя, красивого, помастурбировать. У зеркала.

— Но зеркало холодное и не кусает так возбуждающе за задницу. А своим отражением я в твоих глазах полюбуюсь, Андреас.

— А мордой в диван ткнуться не хочешь?

— Ты не ткнёшь, — он издевательски взмахнул рукой, изображая сожаление, и обвил меня за шею. — Не осмелишься. Ты свалил в отпуск, улепётывая от меня куда подальше. Да вот только от самого себя не улепетнул. Я нужен тебе. Не знаю пока зачем, но нужен позарез. Смазка где? Мы столько попусту болтаем, что у меня уже всё высохло, да и у тебя упал. Дела так плохи, генерал Вип? Красавчик Кот должен вас спасти?

Я ругнулся сквозь зубы и захотел опять куда-нибудь сбежать, но смысл. И дураку ясно, кто победил, а кто сдался. Кисо… Пухлые уверенные губы сомкнулись на моем языке, обсасывая, огромный нос мягко толкнулся в щеку. Какой же ты страшненький, если смотреть вблизи, и какой великолепный, если наконец заткнуть говнопровод в голове и заняться целиком твоей мальчишеской плотью. На черта мы красились? Если я сегодня куда-то и иду, то только в тебя. Забавно торчащие ребра, дурацкий пирсинг в пупке, гладко проэпилированный пах (моя работа), какая-то рельефная родинка (и давно она тут?), тяжёлая мошонка, мягкие, проскальзывающие под подушечками пальцев яички… Ты отпрянул? Ну я же обещал. Не сожму их, не сделаю больно. Лучше сожми мне ты, сожми горло. И оседлай, что ты мнёшься, ты ведь так любишь быть сверху.

Комментарий к Глава 5

¹ Полный пиздец (швед.)

========== Глава 6 ==========

Кончив, я сразу уснул. Это Кисо ещё бегал туда-сюда, мылся, мазал себя кремами, снова мылся, подпиливал ногти и долго торчал у пресловутого зеркала, кусая губы, вытягивая их, складывая в разные «утиные клювики» и оценивая, насколько эротично получается. Откуда знаю? В этом отеле поселился только один неисправимый нарцисс и завзятый любитель растительных масочек, молочка для тела, очищающей глины и скрабов. Ну и сквозь сон… разное слышал. Что-то во сне даже обдумывал. Но спокойно, без желания напиться до поросячьего визга или переломать кому-нибудь кости.

О Шинни не думал. Почти. И правильно сделал: он сам объявился.

Бесконечные прихорашивания сошли на нет к полуночи. Кот по привычке выпрямил волосы утюжком, модно зачесал — то есть так, чтоб его носатую физиономию почти не было видно, — и принялся меня тормошить. Мы что, всё-таки куда-то пойдём? А зачем? Я опустошён и хочу спать.

Дребезжащий стук в окно. Ветер… Показалось. Нет, стук повторился. Я недоумённо привстал, отнимая у подушки тяжеленную голову. Теперь я это не только услышал, но и увидел: в панорамное окно апартаментов метнулось три или четыре мелких камушка. Заинтересованный Кисо прекратил стягивать с меня одеяло и пошёл смотреть, кто там так по-ребячьи привлекает к себе внимание. Я подтянулся через минуту — надо было сначала разыскать и надеть трусы… то есть — хотя бы трусы.

Шикарный лимузин на сей раз не приехал. Шофёру группы, наверное, не оплачивают ночную смену и сверхурочные. На парковке одиноко стояла белая в чёрный горошек фигура, туго затянутая в корсет, в волосах при свете фонарей блеснула какая-то продолговатая брошь. Как же он похож на девочку… Коту со всеми его тщательно выверенными пидорскими замашками и не снилось быть хотя бы жалким ополовиненным подобием знойной красотки — рядом с этим округлым смазливым личиком. Шин мог не красить глаза, не красить губы. Пепельно-белые волосы пару раз взметнулись от лёгкого ветерка, открыв шею — и предательское адамово яблоко должно было подсказать Кисо, что пора ревновать и скандалить.

Но вместо этого он скатал губы в полосочку (в безуспешной попытке сделать их чуть меньше), молча открыл окно и… Что? Сделал реверанс?! Дескать, подходите, генерал Виплешер, ваша добыча пожаловала? Неверящими глазами я проводил его покачивающиеся бёдра до самой двери сортира. Вилял он ими на совесть. Жаль только, что сам был не голым, как я.

Я озадаченно переступил с ноги на ногу, но соблазну шагнуть в распахнутое настежь окно не поддался и вышел на балкон, всё-таки это безопаснее. Как же не хочется кричать на всю улицу. Пригласить Шинни в номер? Чтоб Кот ему глаза выцарапал? Спуститься самому? Но розыски моей одежды могут очень затянуться…

Плюнул, ушёл в трусах и расшнурованных ботинках на босу ногу. Виплешеру Бернадотту случалось выступать перед многотысячной толпой почти голяком, какие проблемы? На улице перед отелем максимум человек шесть, не считая швейцара. А Шинни вряд ли сдаст меня полиции за публичное появление в непристойном виде — после всех не самых невинных признаний, сделанных в альпийском садике.

— Поздно же ты гуляешь, — атаковал я сразу, не давая себе времени растеряться и запаниковать. Его чудесная оголённая шея, шарф забыл где-то или потерял… а единственное, что могу потерять я и чего терять категорически нельзя — это самообладание. — Не боишься привлечь внимание вышедших на охоту педофилов?

— Я тут поразмыслил и решил, что как раз этим и хочу заняться сегодня ночью, — он протянул мне руку. Пожатие было очень слабым, его пальцы быстро разжались. — С поправкой на ветер и на то, что меня интересует всего один конкретный педофил.

Шин произнёс это как будто бы с деланным равнодушием, но лицо осталось спокойным, по-настоящему спокойным. Никакой мимики, невербальных сигналов. Он что, на седативном? Принял лошадиную дозу таблеток?! Или… кто-то заставил принять?

— Что с тобой случилось? — я постарался подавить тревогу в голосе и не тянуться к нему всем телом. Чёрт, да я не знал, что умею так волноваться! Страйфи сдал Шина их зубастому, похожему на Стервеллу де Вилль, продюсеру? Ему поставили жёсткие условия? Он должен сейчас со мной порвать и попрощаться? Но рвать не с чем, мы не успели начать. И в жестокие игры тоже не начали играть. Всего одна ночь в обнимку! Ну же, не томи, сдохнуть можно от этих мелодраматичных пауз. Я не любитель накручивать себя и фантазировать о худшем. Я просто хочу ясности, без подвохов получить по морде, обработать фингал и с чистой совестью лечь спать.

— Ничего. Ничего такого. Мы можем поговорить тет-а-тет?

— Мы уже говорим. И всем начхать на двух кретинов, застрявших по непонятной нужде посреди полупустой парковки, никто не слушает.

Шин наклонил голову, пряча глаза. Или ему стыдно, или сейчас прозвучит вранье.

— Я смалодушничал. Юркнул в кусты в надежде, что патовую ситуацию разрулит кто-нибудь, кто угодно — вместо меня. Я ещё не попадал в такое глупое положение. Один раз меня застали с другом, сокурсником, он делал мне минет, поставив под стеночкой в сортире… Но меня безумно сжигал адреналин и эйфория, чувство безнаказанности от любой выходки. Короче… всегда было легко, приятно. Делал «крутые» вещи, пёрся сам с себя.

— Что изменилось? — я поёжился, заметив, что замерзаю. Оказывается, ночной ветер — штука не из приятных, когда ты трезв. Удручающе трезв.

— Я не хочу быть крысой. Трусливым гадом, которому важнее деньги, статус звезды и разное подобное дерьмо.

— И поэтому ты здесь среди ночи? — очень невежливо ухмыляться, когда собеседнику несладко, но тут и дураку ясно, что я победил на старте. Даже морду никому бить не пришлось.

— Да. То есть… я из квартиры тайком выбрался, пока все спят. Попрощаться приехал.

— Попрощаться, — я дёрнулся. Спишем на холод. Спишем на ветер. Рано радовался, на фальстарте, но не показывать же, как я сейчас шмякнулся с седьмого неба прямиком в ад, и всё это за три секунды. — О’кей. Ну, давай?

Он шагнул вперёд, ко мне, но завис на полпути. Оглянулся на швейцара. Тот просто подпирал отельные двери и, конечно, старался не смотреть на нас. Проблема явно не в нём. Как и не во мне.

— Не дрейфь, Шинни, — басом подбодрил я. Пытался быть вежливым, но звучал, пожалуй, как самый отпетый и прожжённый педофил. А что я могу со своим голосом поделать? Я не нарочно. — Если расстаёшься с ярлычком труса — расставайся сейчас. Или уйди молча и забудь, что вообще устраивал сегодня неудачный побег. Я тоже обещаю забыть. Тебе не в чем будет упрекнуть себя.