Знатоки политических интриг, коих особенно много среди наименее информированных людей, зашушукались о новой предвыборной ситуации. Легкость, с которой Гонди расстался с Директором, в основном всеми одобрялась — на языке сенаторов это называлось «избавиться от балласта». Зато никто не мог объяснить сговорчивости Тардье, утвердившего эту отставку в самый пик борьбы претендентов на пост лидера Сената.

Впрочем, похоже было, что Тардье ничем уже не интересовался, ибо пропустил подряд несколько заседаний Сената, перепоручив их ведение министру энергетики. Не ожидали его и на этот раз, тем более что вопрос, подготовленный для обсуждения, — проект закона о снижении налога на прибыль — никого сейчас не интересовал.

Зал был заполнен от силы наполовину. Вдруг Нодия неожиданно прошел на свое обычное место. Пронесся легкий шумок.

— Гляди-ка, старик пожаловал, — перемигнулись сенаторы и министры.

Весьма досточтимый сэр Мигель неторопливо прошел к возвышению, уселся поудобнее, словно пробуя прочность кресла, привычным взглядом посмотрел поверх сенаторских голов и произнес скучающим тоном:

— По предложению группы сенаторов сегодня мы должны обсудить один внеочередной вопрос. Речь идет о ситуации на Бэте, — и, не давая собравшимся опомниться, распорядился: — Слово просил весьма досточтимый сэр Карел Нодия. Прошу вас!

Если кто и собирался возражать против изменения повестки дня, момент был упущен. Нодия уже занял место докладчика. Он был бледнее обычного, и по лицу его пробегал нервный тик.

Когда Тардье объявил выступающего, министр стабильности вальяжно входил в зал. Узнав о повестке, он застыл в проходе, обменявшись с несколькими своими сторонниками откровенно недоуменными взглядами, и быстро прошел в свой ряд.

— Уважаемый Сенат, — Нодия движением головы откинул челку со лба и отыскал глазами Гонди, — мне неприятно возвращаться к уже обсужденному нами вопросу, но вскрывшиеся обстоятельства этого требуют. В свое время мы были так наивны, что приняли на веру заявление весьма досточтимого сэра Анвара Гонди о принятых его министерством мерах по обеспечению стабильности работы наших предприятий на Бэте… К сожалению, уважаемый министр сильно преувеличил масштабы проводимых работ, а главное — был неточен в сроках их начала. Реальность такова, что вскоре после памятного нам заседания Сената Федеральный Комитет, подчиняющийся сэру Гонди, спешно послал на Бэту несколько неподготовленных групп. Мало того, это легло дополнительным бременем на плечи налогоплательщиков, потери финансовые не в счет, если речь идет о жертвах среди рядовых исполнителей этих отвлекающих маневров.

В зале стало шумно, и Нодия повысил голос:

— Сейчас можно свалить вину на товарища министра, курировавшего работу Федерального Комитета, но кто, спрашивается, руководил самим товарищем министра, кто не пресек в самом зародыше сомнительные и с финансовой, и с моральной стороны замыслы?

— Это некорректно! — не слишком громко выкрикнули из зала.

— Что ж, министру отвечать за промах любого полицейского? — подхватили из того же ряда, и кто-то дрогнувшим голосом добавил: — Позор!

Гонди смотрел на своего оппонента ироничным, презрительным взглядом. «Говори, говори, дурачок, топи меня, обличай. На самом деле яму ты роешь себе. До выборов две декады. Думаешь, забудут, как ты меня топтал? Как бы не так, я уж первый постараюсь, чтобы не забыли. Нечистая игра — вот как это называется! Ох, не простят тебе сенаторы… Давай, давай, блесни еще разок красноречием! Не быть тебе лидером, и министром не быть. Ты меня сегодня, можно сказать, заранее выбрал. Только вот благодарности от меня не дождешься», — думал Гонди.

Изредка он бросал взгляды на Тардье, стараясь понять, почему старик позволил так подставиться своему протеже. Или ему уже действительно все равно?

А Тардье дремал и вроде бы даже и не слушал, о чем говорил Нодия. Сенаторы понимающе переглядывались: да, пора выбирать нового лидера. Кого? Гонди, конечно, не подарок, да и промахов в работе у него полно. Но, с другой стороны, что-то Нодия перехлестывает. Нехорошо так, недостойно большого политика… Колеблющиеся взвешивали Шансы каждого претендента и мысленно поругивали министра энергетики. Чего он, в сущности, добился? Конечно, Гонди сегодня досталось, зато себя Нодия уронил этим куда больше…

Нодия закончил свою речь эффектным пассажем:

— Я далек от каких-либо попыток приуменьшить мужество, даже, не побоюсь этого слова, героизм рядовых сотрудников Федеркома. Два человека были ранены, один погиб, спасая товарища. Но теперь его гибель, последовавшую в результате плохой подготовки экспедиции, некоторые политики используют в сомнительных целях. Мы с вами должны гарантировать, что их жизнь и здоровье были утрачены не зря. Я призываю все здоровые силы Системы объединиться и защитить наши жизненные интересы на Бэте.

Одним из первых хлопнул в ладоши в знак одобрения весьма досточтимый сэр министр стабильности Анвар Гонди. Он уже прикинул в уме основные тезисы своего выступления — «предварительный характер мер… плохое состояние здоровья и перегруженность другими делами товарища министра… сложность ситуации… серьезные и конкретные планы дальнейших операций…»

Доволен был и министр информации. Нет, его встречи с Директором не прошли даром. Не случайно Тардье посоветовал ему такой ход. Правда, сначала Директор был с ним сух и вежлив и, казалось, не понимал никаких намеков. Но, как только в КСН было объявлено о его отставке, в тот же день на столе Макленнона появились материалы о подлинных причинах неудачи Федеркома на Бэте. Директор не собирался расплачиваться за чужие грехи. И все эти материалы Макленнон передал Нодии, который, смирившись уже с мыслью, что в выборах он участвовать не будет, охотно пошел на то, чтобы насолить своему врагу.

«А здорово удивится весьма досточтимый сэр Гонди, когда узнает, кто на самом деле будет его соперником в первом туре», — подумал Макленнон и одобрительно кивнул министру стабильности, который только что начал свое выступление.

Быстро шагая темными улицами в направлении проспекта Пятой Космороты, Джек проверился. Так и есть: двое агентов висят на хвосте. Может быть, судьба его в верхах окончательно и не решена, но приказ об аресте может последовать в любую минуту. Надо уйти сейчас, уйти быстро и надежно, чтобы сделать то, что он должен сделать.

Памятная кофейня в тупичке была, конечно, закрыта, но Джека это не смутило. Он сознательно шел туда, где однажды ему удалось уйти от костоломов Мендлиса. Штабель контейнеров так никуда и не исчез. «Повезло», — подумал Джек, забираясь на самый верх. Неожиданно контейнер ушел из-под ног. Джек со всего, размаха ударился лбом о какой-то выступ в стене. Ему все же удалось вцепиться в кромку второго яруса. Зажав рану рукой, он свернул в грузовой туннель, почти автоматически шагнул на винтовую лестницу… вот и служебный вход в кофейню, о котором говорил Мастер. Паук побери, здорово он знает Город! Но сейчас этот вход закрыт, значит, надо дальше, в соседний двор, на улицу… Как там говорил Мастер — «замкнуть круг»?

Джек снова свернул во двор с контейнерами и остановился, затаившись в темноте. Во дворе полушепотом разговаривали двое.

— Никого… — обескураженно сказал один. — Куда он мог деться?

— Так, давай в проспекту, а я вернусь. Он мог свернуть чуть раньше вправо, там какой-то проход, — ответил второй.

Они разошлись. Джек выждал несколько секунд и бесшумно выскользнул на улицу. Плохо различимая в темноте фигура быстро удалялась в сторону проспекта. Второго агента не было видно. Джек в несколько беззвучных прыжков достиг своего преследователя и обрушил кулак на его затылок. Федеркомовец всхлипнул и упал на колени, и дальше — лицом вниз. Джек выскочил на проспект и огляделся. В доме напротив светились огни какого-то ночного ресторанчика. Джек по дуге перебежал дорогу, перед входом остановился, перевел дыхание и покачивающейся походкой подвыпившего гуляки зашел внутрь. Небрежным жестом он отказался от услуг швейцара и двинулся было в зал, но, едва обнаружив служебный вход в кухню, быстро шмыгнул туда. Поворот, еще поворот, рассерженный официант с открытым ртом… дверь, выход во двор.