Императрица Анна любила русскую пляску. Ежегодно на масленицѣ приглашали ко двору унтеръ-офицеровъ гвардіи съ ихъ женами, которыя плясали по-русски. Придворные и даже члены императорской фамиліи принимали участіе въ этомъ народномъ увеселеніи.

Во времена Елисаветы Петровны балы русскаго двора славились во всей Европѣ. Извѣстный балетмейстеръ Ланде говаривалъ, что нигдѣ не танцевали менуэта съ большею выразительностію и приличіемъ, какъ въ Россіи. Это тѣмъ вѣроятнѣе, что сама государыня танцовала превосходно, и особенно отличалась въ менуэтѣ и въ русской пляскѣ. При ней же завелись и маскарадные балы, вмѣсто бывшихъ при Петрѣ I масленичныхъ маскарадовъ, которые ограничивались однимъ катаньемъ въ саняхъ. Катанья вошли въ придворный церемоніалъ, но безъ масокъ, а вмѣсто того имѣвшіе пріѣздъ ко двору пріѣзжали, маскированные, танцовать въ опредѣленные дни во дворецъ. Въ новый годъ всѣ мужчины являлись въ женскомъ, а дамы въ мужскомъ платьяхъ безъ масокъ. Мужской нарядъ весьма шелъ къ лицу императрицѣ Елисаветѣ Петровнѣ. Однажды, помнится 1 января 1752 года, на одномъ изъ таковыхъ маскарадовъ, великая княгиня Екатерина Алексѣевна, справедливо удивленная красотою государыни, сказала ей: «Il est tres heureux, Madame, pour nous autres femmes, quo vous n'etes cavalier que pour ce soir: sans cela vous seriez trop dangereuse». — «En ce cas la, Madame, отвѣчала императрица, cost certainement a Vous la premiere, quo j’aurais adresse mes hommages».

Вотъ вамъ краткій отчетъ о первыхъ балахъ въ Россіи. Остается мнѣ еще упомянуть о нарядахъ, какіе были въ употребленіи у почтенныхъ нашихъ дѣдушекъ и бабушекъ. Но вы сами не разъ жаловались на вѣтреность моды, а она точно также распространяла непостоянное владычество на прежніе степенные покрои, какъ на нынѣшнія легкія одежды. Но такъ и быть: чтобъ избѣжать вашего неудовольствія, постараюсь въ нѣсколькихъ словахъ схватить нѣкоторыя эпохи господствовавшаго въ Россіи вкуса въ нарядахъ.

Заимствовавъ у французовъ ассамблеи, мы у нихъ же переняли и бальныя наши платья. Не думайте, чтобъ то были тѣ легкія, эѳирныя ткани, въ какихъ нынѣ пріѣзжаютъ на балъ наши красавицы. Старики твердятъ, что въ ихъ время молодежь была степеннѣе нынѣшняго. Вообще трудно вѣрить старикамъ, обыкновенно хвалящимъ былое, счастливые годы ихъ славы и побѣдъ, и нарекающимъ на настоящее, когда они принуждены уступать другимъ право плѣнять и быть любезными; но въ семъ случаѣ едва ли они не правы. Представьте себѣ женщину, стянутую узкимъ костянымъ кирасомъ, исчезающую въ огромномъ фишбейнѣ, съ башмаками на каблукахъ въ полтора вершка вышины, и танцующаго съ нею мужчину въ алонжевомъ напудренномъ парикѣ, въ широкомъ матерчатомъ шитомъ кафтанѣ, съ стразовыми пряжками въ четверть на тяжелыхъ башмакахъ, и посудите, можетъ ли эта пара кружиться, летать по полу въ экосезѣ съ тою легкостію, съ тою быстротою, какую видимъ нынѣ! Робы дѣлались большею частію изъ одной съ корсетомъ матеріи, съ длинными шлейфами, парчовыя или штофныя, шитыя золотомъ, серебромъ, а иногда унизанныя жемчугомъ и драгоцѣнными каменьями и обложенныя богатыми кружевами. Головной уборъ былъ также весьма различенъ. Ни надъ чѣмъ, кажется, мода не тиранствовала столько, сколько надъ волосами: каждый годъ, каждое собраніе то повышали, то понижали прическу, а потому и весьма трудно очертить ее въ нѣсколькихъ словахъ. Волосы покрывали пудрою, или, оставляй въ природномъ видѣ, переплетали ихъ брильянтами и жемчугомъ. Вообще пышность въ нарядахъ замѣняла вкусъ. Дамы не одѣвались, какъ теперь, по рисунку Грацій, не знали плѣнительной простоты, въ каждой бездѣлкѣ блистало тяжелое великолѣпіе, а не нынѣшній милый, утонченный вкусъ.

Частная жизнь людей высшаго общества въ царствованіе Петра I такъ разнообразна, что трудно, невозможно почти дать описанію ея надлежащаго единства, сдѣлать изъ онаго нѣчто цѣлое. Но какъ безъ нея нельзя составить себѣ яснаго понятія о русскихъ нравахъ того времени, то я рѣшился помѣстить здѣсь нѣкоторыя черты изъ тогдашней общественной жизни, предоставляя другимъ умножить собранныя мною свѣдѣнія новыми, и составить изъ нихъ полную картину.

Извѣстно уже, что Петръ, со вступленіемъ на престолъ, рѣшился преобразовать наши нравы, и что сіе намѣреніе усилилось въ немъ съ 1718 года, послѣ второго путешествія его въ чужіе края. Желаніе произвести сей переворотъ скорѣе и, если можно, самому видѣть послѣдствія онаго, сродное пылкому характеру и безпокойной дѣятельности сего монарха, не могло не встрѣтить препятствій въ народѣ полуобразованномъ, свято повиновавшемся обычаямъ старины. Никто не смѣлъ ясно противостать волѣ государевой; но большая часть, состоявшая изъ коренныхъ русскихъ вельможъ, исполняя оную по наружности, старались удержать что можно было изъ обыкновеній, въ которыхъ они взросли, которыя получили въ наслѣдство отъ своихъ отцовъ. Другіе, въ угодность ли монарху, или потому, что понимали высокіе его виды, предупреждали желанія Петра, слѣдуя совершенно вновь вводимымъ перемѣнамъ. Сюда принадлежали особы, приближенныя къ царю, или тѣ, кои, бывъ отправлены въ началѣ его царствованія въ чужіе края, возвратились оттуда съ желаніемъ сблизить насъ съ народами просвѣщеннѣйшими и поставить наши общества на европейскую ногу. Оттого-то вы увидите въ частной жизни русскихъ времени Петра I странную пестроту: борьбу стараго съ новымъ, остатки русскихъ обычаевъ съ примѣсью обыкновеній голландскихъ, французскихъ и англійскихъ; непринужденность въ обращеніи вмѣстѣ съ мелочнымъ этикетомъ; у однихъ азіатскую пышность, у другихъ благоразумную умѣренность, не терпящую излишества и не знающую недостатка. Каждая семья представляетъ въ своемъ быту нѣчто отдѣльное, сохраняющее свой особый цвѣтъ. Я изложу вкратцѣ домашнюю жизнь главнѣйшихъ лицъ въ столицѣ и потомъ постараюсь схватить нѣкоторыя черты, которыя, при всемъ разнообразіи нравовъ въ частности, были почти общія у всѣхъ.

Главою исключительныхъ любителей старины былъ князь Ѳедоръ Юрьевичъ Ромодановскій. Связанный съ государемъ узами родства; любимый и уважаемый Алексѣемъ, Ѳеодоромъ и Петромъ за его испытанную вѣрность, любовь къ правдѣ и проницательный, хотя необразованный умъ; занимая въ государствѣ важнѣйшую должность, онъ въ домашнемъ кругу являлся совершеннымъ русскимъ бояриномъ стариннаго покроя. Онъ одинъ осмѣлился противостать точной волѣ Петра касательно перемѣны въ одеждѣ. Никогда не угождалъ прихотямъ господствовавшей въ его время моды, всегда носилъ русскій кафтанъ, отороченный узенькимъ золотымъ или серебрянымъ позументомъ, и черные усы съ просѣдью, которые еще въ послѣдніе годы царствованія Алексѣя Михайловича украшали его лицо. Обыкновенно грубый въ обращеніи, онъ не перемѣнялъ онаго ни съ кѣмъ, и равно принималъ какъ вельможу, такъ и послѣдняго изъ гражданъ. Никто не смѣлъ взъѣхать къ нему на дворъ. Самъ Петръ, навѣщая князя-кесаря, оставлялъ одноколку свою у тесовыхъ воротъ его и пѣшкомъ подходилъ къ его дому; никогда не садился въ каретѣ съ нимъ рядомъ, а всегда напереди. Въ обществахъ никто не смѣлъ сѣсть передъ нимъ. Приходившіе къ нему, какого бы они званія ни были, должны были прежде поклона хозяину, осушить большой кубокъ простого вина, приправленнаго перцемъ, поднесеннаго на золотомъ блюдѣ ручнымъ медвѣдемъ. Худо тому, кто вздумалъ бы отказаться! медвѣдь, упустивъ блюдо, вцѣплялся въ парикъ или волосы гостя, и до тѣхъ поръ не давалъ ему покоя, пока сей не соглашался принять чинимаго ему привѣтствія. Простыя щи, кулебяка съ угремъ, разварная стерлядь и баранья буженина съ чеснокомъ были главными кушаньями его обѣдовъ. Столѣтніе меды, пива, настоенныя ягодами, и изрѣдка мальвазія наполняли золотыя или серебряныя кружки, поставленныя передъ каждымъ приборомъ. Въ осеннее время, когда хлѣбъ былъ убранъ съ полей, отправлялся онъ изъ Москвы, чтобъ въ окрестностяхъ сей столицы, въ рощахъ, прилежащихъ къ селамъ Коломенскому, Измайлову и далѣе, потѣшиться охотою, а особенно соколиною, которую любилъ до страсти. Ни одинъ владѣтельный князь Германіи, можетъ быть, не показывалъ въ подобныхъ случаяхъ такой пышности, какую являлъ сей русскій вельможа. Въ то время бояре поставляли за славу имѣть во дворѣ многочисленную челядь: одни содержали домовыя войска, родъ тѣлохранителей, состоявшія большею частію изъ дворовыхъ людей, одѣтыхъ въ цвѣта, находившіеся на гербахъ господъ; другіе имѣли каждый свой дворъ, составленный изъ бѣдныхъ дворянъ на жалованьѣ и устроенный у однихъ наподобіе двора древнихъ русскихъ царей, у другихъ по образцу европейскихъ дворовъ. Въ день, назначенный княземъ Ромодановскимъ для охоты, множество ловчихъ, сокольничихъ, подсокольничихъ и поддатней, въ зеленыхъ чекменяхъ съ золотыми или серебряными нашивками, или опушенныхъ иногда соболями, въ красныхъ шараварахъ и желтыхъ сапогахъ, въ длинныхъ по локоть лосиныхъ рукавицахъ и горностаевыхъ шапкахъ, съ перевязями чрезъ плечо, одною изъ серебряной тесьмы, къ которой привѣшена была обитая бархатомъ лядунка, и другою золотою, на коей висѣлъ серебряный рогъ, опоясанные ремнями, которые увѣшены были кольцами, собравшись у воротъ, ждали повелѣній князя-кесаря. Но данному знаку выѣзжали они, при звукахъ роговъ, на горскихъ лошадяхъ въ поле: одни, ведя за собою на смычкахъ своры собакъ, другіе, неся на прикрѣпленныхъ къ пальцамъ стальныхъ кляпышахъ[4], обвитыхъ серебряною или золотою проволокою, сибирскихъ кречетовъ съ привѣшенными къ шейкамъ бубенчиками, подъ бархатными клобучками, шитыми серебромъ, золотомъ или разноцвѣтными шелками. Князь-кесарь приглашалъ обыкновенно многихъ вельможъ для раздѣленія сей забавы. Онъ самъ выѣзжалъ на арабскомъ жеребцѣ. Свита его, простиравшаяся иногда до 500 человѣкъ, вся посажена была на лошадяхъ съ его конюшенъ, большой обозъ со съѣстными припасами и напитками ѣхалъ вслѣдъ. Во время охоты подсокольничіе подавали князю и гостямъ его кляпыши съ кречетами. Собаки напускались для отысканія добычи; едва она подымалась, державшіе на рукахъ кречетовъ снимали съ нихъ клобучки, и громкіе крики одобренія сопровождали сихъ вѣрныхъ охотниковъ, когда, пустившись стрѣлою на добычу іі поразивъ ее, они, по свисту сокольничаго, возвращались къ своимъ господамъ. Охота оканчивалась сытнымъ обѣдомъ. Тѣ изъ простыхъ ловчихъ или сокольничихъ, которые имѣли случай отличиться, удостаивались чести раздѣлять трапезу князя. За множествомъ блюдъ слѣдовала общая попойка: большія чаши, наполненныя виномъ, переходили изъ рукъ въ руки, и чѣмъ ловля была успѣшнѣе, тѣмъ пиръ былъ шумнѣе. Таковыя охоты продолжались иногда по нѣскольку мѣсяцевъ сряду. Петръ не любилъ сего рода забавъ, но снисходилъ къ прихотямъ свата своего, князя Ѳедора Юрьевича.