Русская пляска, вмѣстѣ съ длинными кафтанами и сарафанами, осталась только въ нижнемъ классѣ народа; замѣнили оную степенный польскій, тихій менуэтъ и рѣзвый англійскій контрдансъ. Плѣнные шведскіе офицеры, находившіеся въ Петербургѣ, первые учили танцовать русскихъ дамъ и кавалеровъ; они долго были единственными танцорами въ ассамблеяхъ. Кромѣ сказанныхъ танцевъ, былъ церемоніальный, которымъ всегда начинались свадебные и вообще торжественные праздники: становились, какъ въ экосезѣ; при степенной музыкѣ, мужчина кланялся своей дамѣ и потомъ ближайшему кавалеру; дама его слѣдовала тому же примѣру, и, сдѣлавъ кругъ, оба возвращались на свое мѣсто. Сіи поклоны, повторенные всѣми, заключались польскимъ; тогда маршалъ, завѣдывавшій праздникомъ, громко объявлялъ, что церемоніальные танцы кончились. Наставала шумная веселость: всякій изъ посѣтителей могъ участвовать въ танцахъ. Въ менуэтахъ дамамъ предоставленъ былъ выборъ. Кавалеръ, кончавшій танецъ съ выбравшею его дамою, обязанъ былъ, въ свою очередь, выбрать другую и, протанцовавъ съ нею, перестать; дама же продолжала танцовать съ другимъ кавалеромъ. Такимъ образомъ менуэтъ продолжался, пока музыка не возвѣщала о перемѣнѣ. Польскіе и контрдансы похожи были на нынѣшніе, съ тою только разницею, что первые были весьма медленны и продолжительны, а въ послѣднихъ каждая пара дѣлала свои фигуры, повторяемыя прочими. Вообще наши тогдашніе танцовщики, одѣтые по образцу придворныхъ Людовика XIV, перенимали и въ обращеніи уловки сихъ корифеевъ свѣтской жизни; но, подражая, старались иногда превосходить тѣхъ, которыхъ брали за образецъ. Такимъ образомъ мужчина, желавшій танцовать съ дамою, подходилъ къ ней не прежде, какъ послѣ трехъ церемоніальныхъ поклоновъ; во время танцевъ едва касался пальцами ея пальцевъ, а когда оканчивалъ, тогда изъявлялъ свою благодарность, поцѣловавъ ей руку. Гордая поступь въ польскомъ, важная осанка и узорчатыя на въ менуэтахъ отличали хорошихъ танцовщиковъ.
Вскорѣ различныя степени образованія раздѣлили общества: собранія не прерывались, но ихъ могли посѣщать только особы, приглашенныя хозяиномъ. Тамъ-то важнѣйшіе въ государствѣ люди забывшій на время свое величіе: императорская фамилія старалась ласковымъ обращеніемъ и участіемъ въ забавахъ не дать замѣтить своего присутствія. Императоръ, императрица и великія княжны всегда много танцовали, особенно послѣднія. Императрица съ супругомъ, или съ герцогомъ голштинскимъ, или съ княземъ Меншиковымъ, открывала балъ. Всякому свободно было просить великихъ княжонъ, и какъ многіе искали сей чести, то онѣ не знали отдыха. Одна только царевна Прасковья, сестра императрицы Анны, не любила танцевъ, и не иначе пускалась въ оные, какъ по повелѣнію самаго государя. Люди преклонныхъ лѣтъ и почтеннаго званія также прыгали вмѣстѣ съ другими. Царь забавлялся ихъ усталостію. Такимъ образомъ въ 1721 году, на свадьбѣ генерала-маіора князя Трубецкого съ дочерью главнаго корабельнаго строителя Ив. Мих. Головина, подозвавъ къ себѣ генералъ-адмирала графа Ѳ. М. Апраксина, вице-канцлера барона Шафирова, князя Кантемира, двухъ сенаторовъ князей Голицына и Гр. Ѳед. Долгорукаго, И. А. Толстаго и генерала Ив. Ив. Бутурлина, всѣхъ лѣтъ 60 и болѣе, онъ назначилъ каждому молодую даму и, взявъ самъ императрицу, пошелъ съ ними танцовать родъ нынѣшняго гросфатера. Оный продолжался около часу. Государь, бывшій въ первой парѣ, дѣлалъ самыя трудныя па, и всякій изъ танцующихъ долженъ былъ слѣпо подражать ему во всемъ, а не исполнившій сего осушалъ въ наказаніе огромный кубокъ орла. Изъ танцующихъ кавалеровъ отличались: самъ государь, графъ Ягужинскій, австрійскій посланникъ графъ Кпнскій, голштпнскій министръ Бассевицъ, молодые князья Трубецкой и Долгорукій и графъ Головкинъ. Изъ дамъ первое мѣсто занимала великая княжна Елисавета Петровна; отличались также княжны Черкасская, Кантемиръ, графини Головкины и Долгорукая, бывшая впослѣдствіи невѣстою императора Петра II.
Ассамблеи давались не въ одномъ Петербургѣ; съ переѣздомъ двора въ Москву въ 1722 году завелись собранія и въ сей столицѣ. Собранія по указу происходили три раза въ недѣлю: по воскресеньямъ, вторникамъ и четвергамъ. Кромѣ того, бывали частные балы, гдѣ было посѣтителей менѣе, но болѣе веселости: на сихъ послѣднихъ танцевали иногда до 3 часовъ пополуночи.
Музыка на ассамблеяхъ была большею частію духовая: трубы, фаготы, гобои и литавры. Петръ ввелъ сперва въ употребленіе тарелки, литавры и фаготъ; потомъ появились трубы, валторны и гобои. Государь выписалъ изъ Германіи капельмейстеровъ, съ тѣмъ, чтобъ они обучали молодыхъ солдатъ, которые всякій день отъ 11 до 12 играли на адмиралтейской башнѣ. Особенно любилъ онъ польскій рожокъ; всегда имѣлъ при себѣ музыканта, который во время занятій наигрывалъ государю на семъ инструментѣ польскія и малороссійскія пѣсни, и самъ даже въ часы досуга занимался игрою на рожкѣ. Многіе вельможи имѣли также свои капеллы; лучшая принадлежала княгинѣ Черкасской. Герцогъ голштейнъ-готторпскій Карлъ Ульрихъ, пріѣхавшій въ Россію въ 1721 году и послѣ взявшій въ супружество великую княжну Анну Петровну, имѣлъ въ своей свитѣ каппелу, состоявшую изъ одного фортепіано, нѣсколькихъ скрипокъ, одной віольдамура, одного альта, одного віолончеля, одного контръ-баса, двухъ флейтъ и двухъ валторнъ. Плѣнительная игра сихъ музыкантовъ и новость привезенныхъ инструментовъ доставляли имъ часто случай показывать свое искусство: говорили, что тотъ праздникъ не въ праздникъ, гдѣ не играли голштинскіе музыканты.
Охота къ танцамъ часъ отъ часу болѣе распространялась. При императрицѣ Екатеринѣ I незнаніе танцевъ считалось уже въ дѣвицѣ недостаткомъ воспитанія. Двору не было надобности приказывать ассамблеи: онѣ вскорѣ и совсѣмъ уничтожились; зато частные балы не уставали. Замѣчательно, что около сего времени введены были въ наши общества карты. Петръ Первый не терпѣлъ ихъ и предпочиталъ имъ шашки, а особенно шахматы, игру любимую имъ до чрезвычайности и въ которой онъ почти не находилъ себѣ равнаго.
Императрица Анна, придавшая много великолѣпія двору, любила веселость. Въ ея царствованіе праздники сдѣлались пышнѣе и получили европейскій видъ. Табачный дымъ и стукъ шашекъ не безпокоилъ уже танцующихъ, и наконецъ совершенно уничтожилось наказаніе осушать кубокъ большого орла. Въ торжественные дни и при всякомъ необыкновенномъ случаѣ были при дворѣ балы. Современные писатели упоминаютъ между главнѣйшими объ одномъ, данномъ въ январѣ 1734 года, на который приглашены были съѣхавшіеся тогда въ Петербургѣ посланники: бухарскій, турецкій и китайскій. Торжествовали въ тотъ день вступленіе на престолъ государыни. Праздникъ открылся въ залѣ, построенной въ Зимнемъ дворцѣ, у нынѣшняго Полицейскаго моста. Зала была украшена апельсинными и миртовыми деревьями въ полномъ цвѣту, которыя, образуя по обѣимъ сторонамъ аллеи, оставляли въ серединѣ довольно мѣста для танцевъ. Въ аллеяхъ разбросаны были дерновыя скамейки и боскеты для отдыха гуляющихъ. Живость и разнообразіе сей картины составляли разительную противоположность съ мертвою природою, покрытою снѣгомъ и инеемъ. Благоуханіе искусственной рощи, яркое освѣщеніе, группы гуляющихъ и танцующихъ въ богатыхъ нарядахъ, при звукѣ величественной музыки, представляли нѣчто очаровательное. Императрица Анна спросила у китайскаго посланника: кто изъ дамъ, находящихся на батѣ, ему болѣе нравится? «Въ звѣздную ночь,» отвѣчалъ китаецъ, «трудно рѣшить, которая звѣзда всѣхъ свѣтлѣе». Но увидѣвъ, что государыня не довольствуется такимъ отвѣтомъ, онъ подошелъ къ великой княжнѣ Елисаветѣ Петровнѣ, низко поклонился и, отдавъ ей передъ прочими преимущество, примолвилъ, что «невозможно было бы перенести ея взгляда, если бъ только глаза ея были поменьше». Такъ всякій народъ имѣетъ свой вкусъ: большіе глаза, считающіеся у насъ красотою, казались азіатцу недостаткомъ.
Весьма много шуму надѣлалъ праздникъ, данный въ Петербургѣ, въ Лѣтнемъ саду, по случаю взятія Данцига въ 1735 году. Приглашенные съѣхались въ садъ въ часъ пополудни, дамы въ цвѣтныхъ робахъ съ газовыми накладками, шитыми серебромъ. Длинные ихъ локоны перевиты были гирляндами изъ цвѣтовъ. Императрица, обошедъ гостей, пригласила ихъ къ столу. Государыня со всею фамиліею обѣдала въ гротѣ, на концѣ большой аллеи сада, въ сторонѣ отъ бассейна. Для прочихъ посѣтителей накрытъ былъ столъ въ 300 кувертовъ, подъ навѣсомъ изъ зеленой шелковой ткани, поддерживаемымъ колоннами, которыя покрыты были кисеею и увиты гирляндами изъ натуральныхъ цвѣтовъ. Между колоннами находился буфетъ, по одной сторонѣ съ золотою и серебряною, а по другой съ фарфоровою посудою. Приглашено было 150 кавалеровъ и столько же дамъ, и жребій назначалъ каждой дамѣ ея кавалера. Обѣдъ состоялъ изъ двухъ перемѣнъ, изъ коихъ въ каждой было по 300 блюдъ, кромѣ десерта. Послѣ обѣда гости раздѣлились на разныя группы: одни гуляли по саду, другіе занимались катаньемъ по бассейну въ раззолоченныхъ яликахъ, принадлежавшихъ императрицѣ. Съ наступленіемъ вечера открылся балъ подъ тѣмъ же навѣсомъ, гдѣ обѣдали. Разноцвѣтные огни, коими освѣщенъ былъ садъ; поставленныя въ разныхъ мѣстахъ прозрачныя картины и аллегорическія изображенія, приличныя празднуемому торжеству, представляли нѣчто очаровательное. Въ началѣ бала ввели въ палатку двѣнадцать французскихъ офицеровъ, взятыхъ въ плѣнъ подъ Данцигомъ. Когда каждый изъ нихъ поцѣловалъ у императріцы руку, государыня, оборотясь къ начальнику ихъ, бригадиру графу де-ла-Моттъ-Перузу, сказала: «Не удивляйтесь, что я выбрала это время для вашей аудіенціи: французы дурнымъ обращеніемъ съ русскими[3], имѣвшими несчастіе попасться въ ихъ руки, даютъ мнѣ право къ отмщенію; но я довольствуюсь учиненною вамъ теперь непріятностію, какъ народъ вашъ славится любезностію, то надѣюсь, что дамы здѣшнія успѣютъ въ нынѣшній вечеръ истребить изъ памяти вашей тягостное ваше положеніе». — Съ симъ словомъ 12 фрейлинъ вручили плѣнникамъ ихъ шпаги. «Ваше величество», отвѣчалъ графъ де-ла-Моттъ, «умѣли найти средство побѣдить насъ два раза: въ первый, когда мы, противъ желанія, положили оружіе передъ храбрыми войсками вашими, и теперь, когда охотно отдаемъ сердца наши прекраснымъ нашимъ побѣдительницамъ!»
